Франкское государство в 898 – 936 годы | Историческая география

Длительное правление Карла Простоватого — около четверти века — характеризуется тремя реальными особенностями и одной кажущейся, которая, впрочем, в X веке тоже станет реальностью.

I. ЯВНАЯ РЕСТАВРАЦИЯ

Очевидным стал возврат к самой славной из традиций: новый Карл восстановил связь времен. Восстановлено могущество Карла Лысого. Предано забвению вырождение его дебильных преемников — Людовика Заики, Людовика III, Карломана, Карла Толстого. В 899 году умирает Арнуль Германский, император с 896 года. В 911 году уходит из жизни и его сын Людовик Дитя. Отныне на Западе Карл остается единственным правящим Каролингом. У него было еще достаточно дворцов и владений в малой Франции и в Лотарингии. Королевскую канцелярию возглавлял Фулк Реймсский, а затем, начиная с 900 года, деятельный архиепископ Эрве. Карл, особенно в начале своего правления, издает через свою канцелярию большое количество указов их сохранилось более ста двадцати, — которые касались подчас провинций и церквей, расположенных на другом конце королевства — например, в Септимании или Каталонии. В июне 899 года король пожаловал иммунитет монастырю в Орийаке, основанному «любезным другом графом Жеро». Так, имя короля становится известным и признанным в самых отдаленных краях королевства, где частная и общественная документация постоянно датируется годами его правления. В сфере законности и порядка король остается высшей инстанцией.

На севере Сены Карл непосредственно владел большим числом графств. Еще ни одному маркизу не удавалось объединить здесь земли под властью одного лица. Амьен, Бове, Реймс, Суассон, Шалон, Нуайон. Лан, Санлис, Сен-Кантен, Монтрей каждый город имел своего графа, но графская власть была ограничена в сравнении с королевской властью. В 899 году Карлу удалось даже ослабить Бодуана Фламандского, отобрав у него графство Аррас и передав его своему приближенному Альтмару, а также аббатство Сен-Васт, подаренное Фулку Реймсскому, который быстро поменял его у Альтмара на аббатство Сен-Медар в Суассоне. В малой Франкии король обладал правом вмешиваться в назначение епископов, кандидатуры которых он формально продолжал утверждать в пределах всего королевства. В феврале 906 года Карл, задавшись целью восстановить благочестивые обычаи своих прославленных предков, взимает средства от поступающих в казну налогов в Корбени и основывает монастырь во имя св. Маркуля, мощи которого находились у него на хранении после очередного норманнского наступления. Сен-Маркуль в Корбени сыграет позже большую роль, как известно, в освящении королевской власти.

Действительно в первые годы X века король западных франков и внук Карла Лысого поддержал честь своего рода в управлении королевством. Будучи правителем многочисленных королевств, управляемых маркизами, Карл стремился заполучить и еще одно, с которым его связывали тесные династические и духовные узы: Лотарингию, колыбель его семьи, где сорок лег назад был коронован его дед. Это было королевство, полное славных воспоминаний, где процветали богатые церкви и монастыри, — владения предков Карла, частенько основанные ими лично, поддерживающие Каролингов своими молит вами, плодами интеллектуальною и художественного труда, своей политической и воинской службой. В Лотарингии жила также могущественная аристократия, владеющая богатыми имениями и преданными воинами. Одного из самых знатных лотарингских военачальников звали Ренье. Позже ом приобретет себе прозвище Длинная Шея. Внук императора Лотаря со стороны матери, граф Эно, Эсбей и Лимбурга, аббат Эхтернаха и Ставло, Ренье, которому Регинон Прюмский пожаловал титул герцога, был ближайшим советником короля Цвентибольда, побочного сына Арнуля, который отдал ему Лотарингию. Н о затем этот же король лишил своего советника всех почестей и богатств по причинам, о которых Регинон не сообщает, и предписывает ему покинуть королевство в двухнедельный срок. В течение нескольких месяцев Карл правил на Западе один. Ренье со своим кланом вовремя позвал его на помощь, уверив в своей преданности. Карл тотчас же, движимый наследственным побуждением, хотя не в последнюю очередь и политическими мотивами, устремляется в Ахен. Здесь он наверняка впервые видит могилу Карла Великого. Затем он достигает Неймегена, минуя Прюм, где Регинон должен был бы увидеть королевский экипаж. Вскоре армии встретились лицом к лицу. Короли, попытавшись произвести друг на друга впечатление, и мало озабоченные тем, чтобы вступить в настоящее сражение, провели переговоры и заключили перемирие. Карл вернулся во Франкию.

Менее чем через два года, когда Людовик, сын Арнуля, стал королем Германии и был призван в Лотарингию, чтобы заменить Цвентибольда — последний был убит в бою в августе 900 года лотарингскими аристократами. Редкостный случай: насильственная смерть короля, к тому же из династии Каролингов!

Это скоротечное вторжение Карла Простоватого в королевство Лотаря II, освобожденное, согласно прошлым соглашениям, от господства преемников Карла Лысого, заслуживает упоминания. Прежде всего, оно свидетельствует о воле и способности к действию молодого князя за пределами своего королевства. С другой стороны, это вторжение стало первым проявлением того, что можно было бы назвать лотарингским искушением. Оно тяготело над Карлом и его тремя каролингскими преемниками на Западе и играло свою роль в судьбах Франкского королевства вплоть до конца X века, приблизив исчезновение самой династии.

Та самая Лотарингия, которая, напомним, простиралась в бассейне рек Мёз и Мозель и охватывала Эльзас и всю территорию между Эско и Рейном вплоть до морского побережья: сердце христианского Запада, королевского и императорского вот уже более двух веков, с тех пор как Пипиниды получили и приумножили наследие Хлодвига.

Действительно, лотарингская проблема вскоре снова стала актуальной. Королевства Германии и Лотарингии находились под властью — в лице Людовика Дитя — франконской семьи Конрадов, опирающихся на архиепископа Майнца, соперничающего с Триром.

Гебхард, брат герцога Франконии Конрада, был назначен Людовиком Дитя на должность герцога Лотарингского. Он получил престижное аббатство Сен-Максимен в Трире, которое жаждали захватить лотарингские аристократы, и среди них — Ренье Длинная Шея. Подчинение Лотарингии Франконии, нестерпимое для местной знати, привело к тому, что та повернулась в поисках поддержки к клану, соперничающему с франконскими, — а именно к Оттону и Генриху Саксонскому. Кроме того, Карл в 907 году женился на Фреропе, саксонской дворянке. Через два года на ее сестре Матильде женился Генрих, прозванный позже Птицеловом. Сам Генрих сделался герцогом Саксонии в 912 году. Так что вовремя для Карла Простоватого установились связи между каролингской и саксонской династиями, и связи эти сыграют решающую роль в судьбах королевской власти на Западе.

Действительно, благоприятное время, ибо две смерти облегчаю г Карлу доступ к Лотарингии: в 910 году герцог Гебхард был убит в бою с венграми. На следующий год Людовик Дитя, последний из правящих Каролингов в Германии, умирает, едва достигнув восемнадцати лет. Казалось, никто в Германии и не помышлял призывать на престол Карла Простоватого, кузена усопшего и, как и он, потомка Карла Великого. 911 год в обратном смысле повторил 888-й.

Историческое разделение между западными и восточными франками, или, как говорили современники, между галлами и германцами, стало теперь окончательным. Королем был провозглашен племянник Гебхарда, Конрад Франконский, самый могущественный из герцогов. Впервые в Германии, с незапамятных времен, иностранец каролингского происхождения был помазан на царство.

Итак, с 905 года Карл оставался единственным королем, потомком по мужской линии Карла Великого, за исключением частного случая с Людовиком Провансальским, королем Италии, императором, помазанным папой Бенедиктом IV в начале 901 года, но свергнутым с престола и ослепленным своим соперником Беранже Фриульским в Павии. Далее будет заметно укрепление рода по мужской линии, с преобладанием первородства: этот процесс начал проявляться, пока еще не столь очевидно, в высших слоях общества в начале X века. Робертины были первыми, кто вступил на этот путь.

И хотя в 911 году не стоял вопрос об объединении всей совокупности франкских королевств под властью одного монарха, все же для Карла Простоватого ситуация была по крайней мере благоприятной, и он вновь пытается овладеть Лотарингией. Карл двинулся в Лотарингию в самом конце года — несомненно, по призыву Ренье, который в последние недели правления Людовика Дитя начал волноваться. Цель Карла — прочно утвердиться, после провала самого Карла Лысого, в королевстве Лотаря II, включающем Льеж, Камбре, Мец, Страсбург, Трир, Кёльн, Туль и, конечно же, Ахен. И вот Карл., как в лучшие времена Карла Мартелла и Пипина Короткого, посещает свои дворцы в Эротале, Гондревиле, Тионвиле. Там он раздает грамоты, подписанные его государственным канцлером, Трирским архиепископом Ратбодом. Обе канцелярии - на западе и на востоке, — начинай с декабря 911 года уточняют внизу королевских документов, что владения короля расширились: отныне Карл величается не просто «король», как всегда было принято, а «франкский король», — как будто бы он восстановил единство франкских земель. На самом деле, впервые почти за столетие, церковная провинция Реймса, принадлежащая святому покровителю династии, более уже не разделялась политическими границами. Вследствие этого еще больше усилил свое влияние архиепископ Эрве, активный и верный помощник Карла.

Конечно же, Ренье в Лотарингии получил с приходом Карла щедрые подарки в частности, аббатство Сен-Максимен в Трире. Ему был пожалован титул маркиза. Таким образом, Ренье сделался в Лотарингии тем, чем был Роберт в Нейстрии. В 915 году его сын Жильбер унаследовал все отцовские владения, почести и титулы. С помощью лотарингских феодалов, а также вельмож Запада, в частности, Роберта, Карл держал Конрада на почтительном расстоянии и даже косвенно помогал герцогу Генриху Саксонскому в его непрекращающейся борьбе с франконским королем Германии. Почему же между 910 и 920 годами Карл не стал верховным сувереном христианского Запада, реставратором франкской монархии во всем ее былом великолепии?

Тем более, что в период его правления утих и даже был урегулирован наболевший норманнский вопрос. Набеги норманнов не прекращались па протяжении трех поколений. В самом конце IX века они не ослабевали, несмотря на то, что города и особенно монастыри научились возводить укрепления. И даже если иногда в открытом коле сражение оканчивалось победой франков, как это было с Ричардом Отёнским в Аржантей-сюр-Армансон в конце 898 года. В низовьях Луары и особенно Сены к 900 году отряды викингов обосновались особенно прочно, время от времени совершая набеги в глубь страны. Так, в 903 году было разграблено аббатство Сен-Мартен в Туре. Летом 911 года норманны с Сены под предводительством норвежца Роллона осадили Шартр. По призыву епископа Жуссома франкские войска 20 июля одержали невиданную доселе победу над язычниками.

То, что произошло в последующие недели и что в историографии было названо договором в Сен-Клер-сюр-Эпт, — нам почти неизвестно. Но не столь важно, действительно ли встречались Роллон и Карл. Главное в том, что король франков, по совету и с помощью архиепископов Эрве Реймсского и Ги Руанского и, по-видимому, с согласия маркизов, начиная с Роберта Нейстрийского, торжественно передал вождю норманнов и его клану административную власть и обязанность защищать города Руан, Эврё и Лизьё. Взамен норманны присягнули ему на верность и обещали перейти в христианскую веру. Действительно Роллон, в возрасте шестидесяти лет, на следующий же год принял крещение от Ги Руанского будто бы под именем Роберта. Новоиспеченный граф стал подданным короля франков, и его власть была признана местными жителями наравне с каким-нибудь Ричардом Отёнским или Гийомом Овернским. В этих областях каролингские власти отныне работали на него. Успех этого княжества, созданного, гак сказать, из ничего, по доброй воле обеих сторон, был быстрым и значительным, большей частью благодаря принятию христианства. Интегрируя во франкскую систему чужеземцев и даже яростных противников — язычников, доверяя им официальное управление областями и привлекая их на сторону истинного Бога, Карл выступал в своей роли защитника королевства, хранителя мира, слуги Бога и Церкви. И даже если норманнская угроза на Луаре не исчезла, все равно события 911 года изменили перспективу. Король франков показал свою способность, наравне с прославленными предками, к привлечению на свою сторону новых верных ему людей, к увеличению стада Христова. В Нормандии, как и в Лотарингии, Карл был удачлив в своих делах.

2. РАСПРЕДЕЛЕНИЕ РОЛЕЙ

Успех этот объяснялся не личными качествами Карла, и не простым везением. Он проистекал прежде всего из нового содержания королевской власти и нового распределения реальных полномочий внутри королевства. Главное заключалось в отношениях между королем и маркизами, и прежде всего с первым из них — Робертом. В течение более двадцати лет Роберт и его клан верой и правдой служили королю, поддерживая его на востоке и на западе. За это король признавал за Нейстрией абсолютную автономию в междуречье Сены и Луары: графства, епископства, земельные владения контролировались только Робертом. Действительно, хотя титулы практически ничего не значили, — но граф Парижа, Тура, Блуа, Анжера... был еще и королем Нейстрии. В 914 году Карл признал за сыном Роберта Гуго права наследника. С согласия короля — а мог ли он, хотел ли поступить иначе? — должность маркиза в Нейстрии стала передаваться по наследству. То же самое происходило и в Бургундии.

Граф Ричард правил здесь один, вместе со своими родственниками и друзьями, среди которых ближайшим был Манассия из Вержи, граф Шалонский, ставший вскоре его зятем. В подчинении Ричарда находились графства, но он — факт примечательный! — не владел ими непосредственно. Из восемнадцати бургундских графств ему не принадлежало только Маконнэ. Будучи одним из самых знатных, Ричард к концу жизни называет себя в некоторых документах герцогом. Н о это были его собственные документы, а не королевские грамоты.

То же самое можно сказать и о Гийоме Благочестивом, который еще до Ричарда присвоил себе титул герцога. Его княжество, обрамленное Готией, Овернью, Берри, Лиониэ и Лимузеном, было менее развитым по сравнению с владениями Роберта и Ричарда.

Подобное происходило, хотя и в меньшей степени, с Эблем Манцером из Пуатье, который в 902 году вернул себе наследство своего отца Рамнульфа. В дела этих «королевств», где правили маркизы-герцоги, король вмешивался только по их просьбе, с тем чтобы подтвердить или почтить, но не решать или навязывать. В итоге, если знать и бывала при дворе, как это часто происходило с Робертом, сопровождавшим Карла в его походах в Эльзас и Лотарингию, то сам король и не показывался в их княжествах. В отличие от своих братьев Людовика и Карломана и, разумеется, Эда, Карл, похоже, никогда не пересекал Луару, а может быть, и Сену тоже. Вот поэтому-то королю и было столь длительное время гарантировано мирное и уважаемое правление: опосредованная королевская власть находилась в руках у Роберта, Ричарда, Гийома и других. Их преданность, то есть их согласие с этой властью было необходимой предпосылкой прочности системы, так как именно они обладали реальной материальной силой и духовными богатствами: аббаты и назначающие на должности епископов, одновременно графы и маркизы. Это явственно наблюдалось в Шартре в 911 году: именно объединенные армии Роберта, Ричарда и Эбля обратили норманнов в бегство. Карл при этом не присутствовал. Когда победа уже была одержана, он появился здесь затем, чтобы в Нормандии подтвердить то же, что и в Нейстрии, Бургундии, Аквитании, Каталонии, даже Фландрии: юридически признать реально существующую власть. Поистине, Карл купил свой мир и покой у вельмож. Потому-то король и блистал столь ярко, что вплоть до 920 года не отбрасывал на маркизов никакой тени и не омрачал их жизни. Даже в Лотарингии, своем королевстве, он не имел подлинной власти: она принадлежала Ренье. У Карла не было власти, аналогичной власти маркиза на своей территорий. Король правил только в четырехугольнике, состоящем из Лана, Нуайона, Суассона, и главное Реймса. Здесь он еще владел землями, несколькими аббатствами, немногочисленной армией, собирал пошлины, доходы, чеканил монету, контролировал избрание епископов и должностных лиц.

Каролингский король, особенно в эпоху возрождения, над которым он столь упорно трудился вместе с преданным ему Эрве Реймсским, являлся краеугольным камнем: стены ему не принадлежали, и здание его королевства не держится, хотя никто не причиняет ему ущерба. Так что по скрытым, внутренним причинам, следствия которых нам частично известны, вся старая система в 920-е годы приходит в упадок. Казалось, что королевская власть вышла за пределы дозволенного. В Лотарингии, где в 915 году умер верный Ренье, его сын, маркиз Жильбер, был гораздо меньше привязан к королю. Его гораздо больше манили саксонцы: герцог Генрих в 919 году стал королем Германии. Как и все остальные, Жильбер стал служить тому, кто щедрее вознаградит. Он создал Карлу большие неприятности, в частности, по поводу Льежского епископства, заставив короля неоднократно вмешиваться в этот вопрос. Как всегда, когда вельможи увиливали или начинали спорить, король занимал оборону и вскоре утрачивал свое влияние.

Подобная ситуация сложилась и на Западе. Реймсский каноник Флодоард сообщает в своей хронике, начинающейся с 919 года, часть которой не сохранилась, но которая является единственным достоверным источником первой половины X века, — что возмутителем спокойствия стал некий лотарингец Аганон. Его личность и поведение мало что значат. Иное дело его претензии к Карлу, о которых пишет Флодоард. Аганон был человеком скромного происхождения; при покровительстве Карла он сделался влиятельным графом. Более того, король все больше прислушивался к этому ничтожеству, следовал его советам, посвящал его, вопреки всем правилам, в дела королевства. В день рождения Аганона монахи по просьбе короля возносили за него молитвы. Будучи фаворитом, Аганон собирал королевские подарки. В Лане, безопасном месте каролингской монархии, он копит свои сокровища. Короче, Аганон в высшей степени воплотил образ плохого советника, злого гения, овладевшего помыслами короля и самым скандальным образом отвращающего его от истинного пути. Несомненно, опираясь на обязанный ему клан, Карл, успешно правящий вот уже десять лет, пытался освободиться от этого влияния. В королевстве вспыхнула искра. В начале 920 года на соборе в Суассоне франкская знать предписала Карлу расстаться с Аганоном. Потребовались вся ловкость и влияние Эрве Реймсского, чтобы вывести короля из этого первого кризиса. На следующий год король отправляется за поддержкой на восток, чтобы нейтрализовать враждебность Жильбера Лотарингского: в ноябре 921 года в Бонне Генрих Птицелов и Карл Простоватый признали друг друга в качестве королей, включая господство последнего над Лотарингией. На другом конце королевства правил маркиз Роберт Нейстрийский, защитник христианства. Так как норманны с Луары участили набеги на его владения, то он уступил им Бретань, где они и так уже обосновались прочно, а также графство Нант. Взамен норманны стали союзниками Роберта и приняли христианство.

Однако разница состояла в том, что в 911 году подобные вопросы решал сам король. Теперь же, через десять лет, решения принимает один маркиз. Таким образом, Роберт взял на себя функции собственно королевской власти, выступив в роли защитника веры и королевства.

Удрученный мятежными настроениями в Лотарингии и оставленный франкскими князьями, Карл совершает одну ошибку за другой. Прежде всего, желая оставить Аганона во Франкии и дать ему право голоса в капитуле Западно-франкского королевства, король дарит ему очень древнее и знаменитое аббатство Шелль. Однако таким сокровищем Карл не имел права распоряжаться без согласия вельмож. Кроме того, монастырь принадлежал даже не Карлу, а Ротильде, дочери Карла Лысого, жене графа Роже Менского. подданного Роберта Нейстрийского, тоже родственника, так как дочь Ротильды и Роже, внучка Карла Лысого, только что вышла замуж за Гуго, сына и преемника маркиза. Карл же посягнул ради своего фаворита на владения, относящиеся к чужому наследству. Для этого требовались слит к ом серьезные причины и коллективное решение. Подобный поступок представлял для вельмож чрезмерную угрозу. Система территориального деления на княжества приходит в противоречие с прерогативами короля. Хотя последние держались лишь на словах, представлениях и воспоминаниях. Княжества же были реальной силой внутри королевства. Отныне королевская власть и королевства разъединились. И эта трещина осталась надолго.

Реакция аристократии была резкой и незамедлительной. К нейстрийской группе Роберта и Гуго примкнул юный бургундский князь Рауль, отец которого, Ричард Заступник, умер в конце лета 921 года и который был зятем Роберта. Еще более показательно то, что вассалы Реймсской церкви — традиционной опоры Каролингов — перешли на сторону Роберта, невзирая на отчаянные протесты архиепископа Эрве. Не замедлил примкнуть к мятежникам и Герберт II Вермандуаский, влиятельное лицо в малой Франции. Кроме того, Гуго вел переговоры о союзе с Жильбером Лотарингским. Через несколько педель Карл теряет главные позиции: Реймс и Лан. По всей вероятности, он еще и лишился ума: чтобы отвоевать Реймс, он затеял сражение в воскресенье на Троицу, в день, посвященный Богу, когда должно сохранять мир. И разумеется, он терпит поражение по воле Небес. Тогда как Карл, сконфуженный и растерянный, отступает в Лотарингию, франки, — сообщает Флодоард, — «избрали королем господина Роберта и присягнули ему на верность». В воскресенье 30 июня 922 года маркиз Роберт, уже шестидесяти лет, был помазан в Сен-Реми, в Реймсе, с великим торжеством, рукой Готье Сансского, вечного соперника Реймсского архиепископа, лежавшего при смерти. Избрание, коронация, помазание в тех же святых местах, где небесный покровитель франкской монархии, по преданию, крестил и помазал первого из христианских королей франков, — словом, вся церемония, устроенная в честь Роберта, была безукоризненной. Папа Иоанн, король Генрих Германский, которого Роберт вышел встречать к границам королевства, признали нового короля. Карл, фактически лишенный власти, хотя и остающийся королем по происхождению, еще надеялся на перемены в своем положении. И он решительно кидается на защиту своего достоинства. Собрав остатки преданных ему людей в Лотарингии, оп двинулся от Мёза к Эн и остановился неподалеку от Суассона. Была суббота, 14 июня 923 года. Нейстрийцы и лотарингцы стояли лицом к лицу.

Все было готово для того, чтобы следующий день оказался роковым. Ведь лотарингцы нарушили соглашение, заключенное ранее с Робертом; затем, Карл наступал внезапно, и снова в воскресенье, день покоя; наконец, бой был кровавым. Это была одна из битв раннего средневековья, в которой пролилось больше всего христианской крови. Случай редкий, просто невиданный: один из королей погиб, а другой обратился в бегство. Комментаторы позднего времени, размышляя о случившемся, делали вывод, что Бог покарал узурпатора, но не принял и сторону Каролинга. То был знак чрезмерной греховности Франкского государства. И Карл только добавлял все новых и новых грехов. В смятении оп бросился за помощью к норманнским язычникам — сначала на Луаре, затем на Сене, чтобы призвать их выступить против христиан-франков. Среди новообращенных норманнов христианство еще не успело прочно укорениться. Этим поступком Карл разрушил само основание своей королевской власти, изменил своему долгу и клятве, данной им в день коронации. Дорогу агрессорам преградил герцог Рауль Бургундский. Вслед за этим и Рауль тоже был помазан королем 13 июля в Сен-Медар в Суассоне. Таинство совершил Готье Сансский, в третий раз за тридцать пять лет. И во второй раз за несколько месяцев. Церемония происходила при живом короле франков, помазанном в свое время самим же Готье, прямом наследнике самых прославленных королей и императоров Запада — Каролингов, чье имя он носил, при короле, которому присягала на верность аристократия всего королевства и которому она оставалась верной, в большей или меньшей степени, в течение двадцати лет. В довершение унижения Карла Герберт II Вермандуаский взял его под стражу и заключил в своей крепости Шато-Тьерри, готовый вернуть его в седло как только потребуется, или по крайней мере пугать им короля Рауля.

3. КОРОЛЬ ПО ТРЕБОВАНИЮ

Пришествие Роберта и в особенности Рауля и низложение Карла Простоватого определили развитие событий на многие десятилетия вперед. В первую очередь, королевская власть, ее локализация и выбор ее носителя распространялись на часть королевства в междуречье Луары и Мёза. При избрании обоих королей не присутствовали ни граф Нормандии, ни граф Фландрии, ни герцог Аквитании, ни один из вельмож юга. Хотя между 923 годом и смертью Карла в 929 году еще встречались на юге документы, датированные именно правлением Карла и игнорирующие Рауля. Была даже грамота герцога Акфреда, племянника Гийома Благочестивого, датированная «пятым годом после того, как неверные франки низложили своего короля Карла и избрали на царство Рауля».

Теперь власть делилась между тремя: эго кланы Нейстрии и Бургундии, все более тесно связанные между собой, и растущее могущество клана Герберта из Вермандуа. К последнему присоединилась и каролингская партия. Отныне и надолго доступ к короне был в распоряжении очень малого числа знатных правителей. Во вторую очередь, королевская власть, однажды ускользнув из рук династии Каролингов, внезапно перестала быть престижной. Чего ждали от короля в то время? Крестьянские массы — ничего; они наверняка даже не знали имени правящего короля. Что же касается маркизов — и тех, кто следил за избранием, и тех, кто был далеко от Франкии и оставался равнодушным, — то они не представляли себе христианское общество без короля; однако при условии, что король не будет вмешиваться в их земные дела и останется воплощением идеи. На короля возлагалась обязанность все же регулировать от ношения между князьями, чтобы они знали меру. Наконец, король должен был бы осуществлять главную миссию — бороться с тем, что еще оставалось от язычников. Действительно, Рауль нанес серьезный удар по норманнам на Луаре и достиг перемирия с норманнами Сены. В отличие от поколения 880-х годов, тот, кто достиг зрелости в 920 году, не был готов к тому, чтобы получить корону.

Как некогда его брат Эд, Роберт решил стать королем, потому что у него был прямой Наследник: сын Гуго, способный сохранить всю совокупность отцовских владений. На следующий год Гуго уже мог сменить отца, хотя и был еще слишком молод. Однако у него не было ни сына, ни брата, которому были бы доверены графства и аббатства, который возглавил бы феодалов-союзников. И тогда Роберт с этой целью привлек своего шурина Рауля, у которого по крайней мерс было два брата. Старший из них, Гуго Черный, заменил Рауля в Бургундском княжестве, пусть и формально, ибо Рауль продолжал сохранять контроль над своими графствами.

Кандидатура Рауля, поддержанная в Нейстрии, удовлетворяла и графа Вермандуа, так как бургундец был почти иностранцем во Франкии, где Герберт, чувствуя себя бездомным Каролингом, вот уже двадцать лет пытался увеличить любыми способами свои владения. Он активно поддерживал Рауля в 923— 926 годах, в борьбе с норманнами, угрожавшими на Уазе и в его собственных владениях. На северо-западе ему преграждал дорогу Арнуль Фламандский, преемник своего отца Бодуана в 918 году, который сам хотел расширить свои владения в направлении Артуа. Герберт получает от короля крепость в Перонне. Затем, после смерти в 925 году архиепископа Сеульфа, — резиденцию в Реймсе дня своего пятилетнего сына Гуго. Такое вознаграждение было для графа Вермандуа поистине королевским, ибо он овладел теперь многочисленными вассалами и крупными доходами от архиепископства, не считая политического и морального престижа. Однако аппетиты Герберта тоже росли, и королевская щедрость уже кажется ему недостаточной, поэтому через два года он требует себе Лан, где только что умер граф Роже. Путем шантажа, присягнув на верность Генриху Германскому, путем угроз вернуть Карла Простоватого, он в 929 году добивается своего. Этот потомок Карла Великого завладел, таким образом, двумя жизненными центрами каролингского наследия во Франкии.

Здесь четко просматривается система, делающая из короля, тоже удельного князя, — должника маркизов. Король интересует их только в том случае, если он служит их собственному обогащению или, по крайней мере, не мешает ему. Так. с 923 года Гуго Великий завладел большим графством Мэн. Гийом Юный, преемник Гийома Благочестивого в 918 году, обратился в начале 924 года к королю и выторговал себе Берри, завоеванное Раулем в 919 году с помощью Роберта. На западе в 924 году Роллон уступает Гуго Ле-Ман и Байё. В 933 году его сын Гийом Длинная Шпага, обидевшись, получает в утешение от короля Котантен и Авраншен. Франкский король Рауль поступает на службу к бургундскому князю Раулю, так как он в 931 году заполучил себе в союзники Вьеннского графа Карла-Константина, своего двою родного племянника, сына Людовика Слепого, умершего три года назад. Так Раулю удалось увеличить свое княжество за счет Лионнэ.

Когда же королю уже нечего было раздаривать, когда союзники перестали извлекать для себя выгоду, то они начинали искать в другом месте. Так, Жильбер Лотарингский, в стремлении утвердить свое превосходство, сталкивается с братом Рауля, графом Бозоном, расположившимся на юге Лотарингии и владеющим, в частности, аббатствами Горца, Ремирмона и Муаенмутье. Жильбер призывает на помощь Генриха Германского, который, преодолев вооруженное сопротивление Рауля, вторгается в Лотарингию, где Жильбера признают как герцога. В 935 году Рауль и его брат Бозон окончательно принимают германское владычество в старом королевстве Лотаря, которым гак жаждал завладеть Карл Простоватый.

Но если король и считался с князьями, соглашался принимать их правила игры, давая им свободу расширять свои владения, то это при условии сохранения известного равновесия. Король вынужден был вмешиваться, если кто-либо из маркизов позабудет чувство меры и начнет всерьез угрожать соседям. Так, экспансия Герберта Вермандуаского начиная с 925 года перешла все границы, приемлемые для маркиза Гуго Нейстрийского. Помимо Реймса и Лана, Герберт простер свою власть на Амьенуа, Вексен и Аррас; в зоне его влияния находились также Бове и Санлис. Он стал хозяином могущественных епископств — Пуайона, Суассона, Шалон-сюр-Марн. Он подчиняет себе владельца замка в Дуэ, графа Гильдуина из Мондидье и Герлуина из Монтрей, Сторонники Роберта расценили должности этих трех людей как возможность укрепить собственную власть. Лю бой ценой создавал Герберт гигантское объединение земель, на деле очень пестрое, на территории от Марны до Мёза, вплоть до Соммы, — и оно становилось грозным. Неужели вся Франкия падет под ударами Вермандуа? С 930 года Гуго и Рауль, два брата, условились дать Герберту отпор, хотя тот и был их свояком и к тому же дядей. Воспользуемся случаем, чтобы отметить, что семейные узы, союзы, обязательства внутри одной и той же группы дворян нужно воспринимать с большой осторожностью.

В 931 году Рауль и Гуго взяли Реймс, выгнав вермандуасцев и поставив там архиепископом монаха Арто из Сен-Реми. Затем пал Лан, за исключением башни, которой владела жена Герберта. Вслед за этим были взяты опорные пункты Герберта в его собственных владениях: Сен-Медар в Суассоне, Амьеи, Сен-Кантен, Шалон, Шато-Тьерри. Такие успехи противников заставили Герберта в 935 году заключить мир с Раулем, вернувшим ему большую часть его владений.

Решающую роль в заключении мира сыграл Генрих Птицелов. С этого времени вмешательство германских королей в дела западных франков все усиливается, приобретая форму настоящей опеки. После смерти Рауля в январе 936 года Франкское королевство приходит и упадок. Через шестьдесят лет после смерти Карла Лысого, когда его правнук Людовик IV унаследовал престол своих предков, в шестом поколении, начиная с Пипина, основателя королевской династии, князья завладели всем территориальным, политическим и культурным пространством королевств, где Людовик оставался бессильной, но непреложной коронованной особой.

4. СИСТЕМА КНЯЖЕСТВ

Невозможно выделить нечто общее в положении княжеств, в их возникновении и развитии в первой половине X века. Так как у пих не было никакого институционного основания, то и положение их значительно отличалось друг от друга. Они зависели от тех, кто ими управлял. Титулы князей, впрочем, не прибавляли влияния. Правитель Фландрии всегда назывался графом, а Нормандии — долго был известен как граф Руанский, тогда как граф Отёнский звался чаще всего герцогом Бургундским. Бургундия считалась королевством, то есть особы м образованием графств. То же самое было с Аквитанией, чья территориальная принадлежность оставалась неопределенной; однако и у нее была своя идентичность и традиции. Титул герцога оспаривали графы Клермона, Тулузы и Пуатье, в итоге принявшие его.

Этнографические особенности не очень влияли на образование княжеств. Конечно, Гасконь со своим князем Гарсией Саншем имела национальный характер.

Гарсия, внук Санша Митарры, с 871 года был графом Фезенсака. Ему досталось очень расстроенное наследство: он лишился графств Бордо и Бигорр, но немного расширил свои владения за счет графства Ажен. Церковная среда особенно деградировала, в частности епископство, обычно располагающееся в Базасе и исчезнувшее совсем в конце IX века. Гарсия Санш значительный шаг! — основал около 900 года монастырь

Сен-Пьер в Кондоме и своими силами взялся за управление княжеством. К 905 году, будучи графом и маркизом, он присваивает себе титул «доминуса», возвышающего его до уровня короля. В его исключительной власти — назначения графов между Гаронной и Наваррой. И вот он уже заключает союз с графами из Бордо и Бигорра. После смерти Гарсии в 920 году трем его сыновьям осталось объединение графств. Наиболее значительные из них взял себе старший сын, контролируя при этом остальные графства через посредничество своих братьев. О короле они имели самые абстрактные представления. Один Луп Азнар, переместившись далеко на север, присягнет на верность Раулю в 932 году. На самом деле вся полнота королевской власти была сосредоточена в руках местной династии: исполнение государственных обязанностей членами одной семьи и их приближенными, чеканка монеты, если таковая вообще существовала, защита церквей, разграбленных и обессиленных, борьба с норманнами, не прекращающаяся целое столетие. По крайней мере уже два поколения не помнили, чтобы король вмешивался в местные дела.

Примерно то же самое можно сказать и о Бретани. О ней не упоминается ни в одном документе, исходящем от короля, с конца IX века до начала XI века. В 878 году граф Ваннский Ален Великий поклялся в верности королю Людовику Заике, но только после того, как потребовал для себя - в самом конце века! — королевский титул: в тот момент, когда короли множились на Западе. Победы, одержанные им над норманнами, делали его требование законным. Перед своей смертью в 907 или 908 году граф-король Ален, правитель расширенной Бретани, при опоре на аббатство Редон, город Нант и с помощью своего замечательного епископа Фушера господствовал в своем княжестве, где преобладали кельтские корни, хотя и франкский элемент был не менее значительным. В Нанте, который все больше начинал играть роль бретонской столицы, говорили на романском языке. Начиная с города Ренн, в частности, расцветал экономический и культурный обмен с другими королевствами, вплоть до Италии. Затем в течение почти тридцати лет Бретань переживала тяжелые потрясения, усугубляемые все более разрушительными набегами викингов.

Разоряемое норманнами с Луары и Сены, которым Рауль в 933 году уступает Котантен и Авраншен, «бретонские земли на берегу моря», не контролируемое никакой властью, княжество Алена распадается. Нант подвергся разграблению. Зять покойного герцога спасается со своим совсем еще маленьким сыном Аленом у короля Ательстана Вессекского. Ищут надежного убежища и монахи. Из аббатства Ландевеннек они переправляют мощи святого Геноле в Монтрей-сюр-Мер; монахи из Сен-Жильда в Рюи укрываются на острове Эндра, возле Шатору. В 937—939 годах герцог Ален Кривая Борода, пришедший из Англии в то же время, что и Каролинг Людовик IV, воспользовавшись разногласиями между норманнами-христианами Сены и Луары и брожением среди бретонцев, сумел одолеть норманнов. Хвалебное воспевание его подвига в хронике создает перед нами образ героя, пролагающего себе путь через дикие заросли, покрывающие Нантский собор, — символ трех десятилетий запустения. В 939 году после победы в Тране, одержанной в союзе с графом Беранже Реннским, герцог Ален, граф Ваннский и Нантский, князь Бретани, присягнув на верность франкскому королю и выгодно женившись на дочери Турского графа Тибо Старого, занял почетное место среди местных князей.

Другой периферийной областью с характерными для нее особенностями развития была Каталония. Здесь в начале X века не имелось достойного главы княжества, а существовали отдельные графы со своими весьма ограниченными владениями, выполняющие обязанности государственных чиновников и верно служащие каролингскому королю. Наследники Карла Лысого до конца X века частенько издавали через королевскую канцелярию документы по Каталонии, хотя и были отделены от нее большими пространствами. В самом конце века местные вельможи неоднократно отправлялись в королевский дворец, чаще всего в Лане, чтобы подтвердить привилегии для своих церквей и заверить короля в своей лояльности. Как, например, Гифред, браг графа Барселоны, в 937 году, когда Людовик IV вручил ему грамоту о привилегиях для Сен-Мишель в Кюкса. Все послания епископов, аббатов и графов в Каталонии всегда пунктуально датированы годами правления одних только Каролингов.

Из этого не следует, что Карл Простоватый или Людовик IV, как бы они ни уважались в Каталонии, - обладали большей долей непосредственной власти над местными графами. Давным-давно, с того времени как в 878 году умер последний франкский граф, назначенный королем, графы избирались и сменяли друг друга из одной и той же местной группы, происходящей от Велдона, графа Каркассона и Конфлана в эпоху Карла Великого. Все эти графы — Гифред, Сунийе, Сунифред, Мир, Олиба, мирно владеющие десятком маленьких графств по обе стороны Восточных Пиренеев, были братьями и кузенами, а вся их многочисленная родня занимала высокие посты в местной иерархии. В 948— 992 годах Боррель, граф Барселоны, Героны, Озоны и Уржеля стал главой династии.

В первой половине X века среди княжеств с определенным статусом были также Бургундия, рано образовавшаяся под управлением герцога Ричарда; Нормандия, в которой начиная с 932 года правил граф Гийом Длинная Шпага, сын Роллона; и в меньшей степени Фландрия, где пришедший в 918 году к власти граф Арнуль стал одним из восходящих светил Запада. И наоборот, после смерти Гийома Благочестивого в 918 году и в особенности после смерти его племянников и наследников — Гийома Юного и Акфреда (умер в 927 году), огромная Аквитания стала предметом споров и раздела между графом Пуатье Эблем Манцером, а начиная с 934 года — между его сыном Гийомом Патлатым и графом Тулузским Раймундом-Понсом в 923— 940 годах; затем его кузеном Раймундом из Руэрга до 961 года. Первые занимали земли от Луары до Гаронны, к северу от Оверни, вторые владели графствами от Каора и Родеза до Нарбонна и носили древний титул маркиза Готии.

Каждое из подобных территориальных образований по-своему развивалось и обладало отличными от других характерными особенностями, иногда даже прямо противоположными, так как все они были плодами специфических обстоятельств и зависели, в частности, от способности отдельных кланов присваивать себе власть там, где король все более утрачивал свой контроль. Нормандское княжество, плод иностранной агрессии и оккупации, едва ли могло сравниться с соседней Фландрией, чьим основателем был Бодуан II, внук Карла Лысого. Бретань, казалось, пришла из глубины веков, и в западном мире ее правитель Ален Кривая Борода играл примерно такую же роль, как его далекий предшественник Юдикаэль, бретонский князь времен короля Дагобера. Наконец, некоторые попытки князей не увенчались успехом: например, развалилось объединение земель, управляемое Бернаром Плантвелю и затем его сыном Гийомом Благочестивым; или же скопление земель, нагроможденное Гербертом Вермандуаским, развалившееся в 942 году после смерти своего основателя, по причине избытка наследников и старого способа разделения наследства на равные части между всеми правопреемниками, тогда как главным наследником был определен старший сын.

Но наряду со множеством различий можно выделить и некоторые общие черты среди этого десятка княжеств первого поколения, если можно так сказать, — во главе которых стояли графы, маркизы, герцоги, и среди которых особое место занимала Нейстрия, ибо ее династия была и снова станет королевской. Общее, прежде всего, было в присутствии выдающихся личностей: Ричард Заступник, Алея Великий, Арнуль Великий, Гуго Великий. Много «Великих»; и даже если прозвища и клички кажутся не современными, они все равно свидетельствовали об авторитете или отдельных качествах их обладателей: Ален Кривая Борода, Гийом Патлатый, Гийом Длинная Шпага и другие, поражающие воображение. Отныне эти персонажи выходят на авансцену, поступки их питают хронику, да и сами они подчас выступают инициаторами написания таковой. Даже если за видимым превосходством зрели иные силы, иногда прямо противоположные. Резиденциями этой новой знати служили когда аббатства, когда присвоенные ими королевские дворцы; но двор свой маркизы держали всегда в городе, имея также более или менее разветвленный административный аппарат. Одна грамота 901 года рисует нам, в Пуйи-сюр-Сон, «сеньора Ричарда, благородного маркиза, с его именитыми сыновьями — графами Раулем, Гуго и Бозоном, происходящими из старинного аристократического рода». Ричард был из рода Бозонов, его жена Адель — урожденная Вельф, и оба состояли в близком родстве с Каролингами. В их свите главными приближенными и доверенными лицами были графы Манассия из Вержи и Ратье из Невера.

В Пуатье вокруг графа Гийома появились Савари, викон I Туарский, и три его собрата из Мелля, Оиея и Шателлеро. Гийом привлек к себе и других — графа Лиможа и поверенного из Шарру.

Самый могущественный из князей, маркиз Нейстрии, тоже имел свою свиту: его окружали виконты из лично ему принадлежавших графств — из Орлеана, Блуа, Шартра, Парижа, Пуасси, Санса; и графы, которых он непосредственно контролировал, — из Дрё, Эгамп, Мелён; более редко, но зато на почетном месте оказывались в его свите графы Анжера и Мана, знатного происхождения. Графы, виконты, ассамблеи — почти повсюду сохранялись франкские, каролингские структуры. Правосудие вершилось тоже по традиции и согласно принятым в каролингском обществе процедурам. Даже в Нормандии, пережившей столько потрясений, местный князь, будучи графом Руана, примерно до 906 года, а также его каролингский предшественник оставили в неприкосновенности систему пагов. Он был единственным графом в своем королевстве, но в графствах у него правили виконты, во всем подчиняющиеся ему.

Таким образом, местные князья совершенно естественно использовали с выгодой для себя старую систему государственной власти. Более того, они даже захватили часть королевских земель в своих провинциях или, что еще чаще, вынуждали короля самого отдавать им и их приближенным свои владения. Так в 897 году Эд по просьбе Ричарда Отёнского уступил в полную собственность Жильберу владения королевской налоговой службы в Атюйе, — то есть пятнадцать мансов, церковь и еще половину другого храма. 21 июня 914 года он подарил молодому графу Гуго, сыну Ричарда, королевскую область Полиньи. Это владение, присвоенное династией, начало переходить из рук в руки: в 922 году графиня Адель, которой ее сын Гуго передал Полиньи, подарила эту землю церкви в Отёне. На самом же деле область оставалась в княжеском подчинении. Передача или приватизация налоговой службы также питали местных князей. И если в целом не было еще предано забвению государственное происхождение тех или иных владений, все равно они теперь стали собственностью местных магнатов. Денежная эмиссия, бывшая в прошлом монополией короля, была уступлена иногда даже церковным учреждениям, которые сами находились в руках великосветских вельмож: в 915 году Карл Простоватый разрешает выпускать деньги аббатству Сен-Филибер в Турню, по просьбе Ричарда Заступника. В 924 году Рауль позволяет то же самое епископу Адаларду из Пюи, по желанию Гийома Юного. Иногда сам князь чеканил монету для собственного употребления. Так, монеты весьма посредственного качества чеканились с изображениями Эда или Карла Простоватого, без ссылки на короля, правящего в данный момент, и это происходило на местах в течение десятилетий. Более редким было в первой половине X века то, что некоторые князья осмелились бы заменить имя короля своим собственным; король в таком случае оказывался вытесняемым даже в области символики — последнем его прибежище, где он все-таки занимал пока еще не последнее место. Гийом Юный — в Бриуде в 920-е годы, Гийом Длинная Шпага в Руане, в последующие десятилетия, покажут пример узурпации, которая заразит позднее все центры власти внутри королевства.

Также и юридические установления использовались маркизами для усиления своих позиций. Судебная практика осуществлялась лично ими или их виконтами в самых традиционных формах. И в этой области укреплялся их авторитет и власть, а общественный характер узурпирования власти сохранялся ими в неизменности. Все штрафы и поборы, пополнявшие прежде королевскую казну, шли теперь в карман местным князьям. Они же стали арбитрами в разрешении спорных вопросов между светской и церковной властью. В своем городе или ином месте графства правитель, окруженный знающими и опытными советниками, выслушивает аргументы, отмечает результаты разбирательства, приглашает суд вынести приговор, присутствует при словесном поединке адвокатов, уважительно прислушивается к мнению окружающих, даже если случается так, что оно ему или его приближенным не по вкусу. Примерно до середины X века, а иногда и позже, юриспруденция дольше всех сохраняла старые традиционные формы, как и в те далекие времена, когда граф, будучи оплачиваемой штатной единицей, под угрозой увольнения, действовал только от имени и по поручению королевской власти.

5. ЗАХВАТ ЦЕРКВЕЙ

Разумеется, княжеская и светская власть в целом останавливались перед правом неприкосновенности, дарованным королем в разное время церковным учреждениям. Последние заботились о том, чтобы в каждое новое правление получить подтверждение своего иммунитета. В общ ем плане сеть церковных учреждений в IХ веке представляла собой один из самых эффективных инструментов управления: епископы назначались королем и были наравне с графами, а настоятели королевских аббатств тоже считались на государственной службе. Князья и здесь стремились захватить контроль, тогда как сопротивление короля именно в этой области было наиболее активным и иногда действенным. Контролировать избрание епископов, владеть аббатствами - либо став светским аббатом, либо отдав аббатство родственнику или доверенному лицу, — было необходимо для укрепления княжеской власти и гарантирования ее монополии. Прежде всего князья захватывали монастыри. В этом больше других преуспели Робертины: от Луары до Пикардии, от Сен-Маргена в Туре до Сен-Рикье через Сент-Эньян в Орлеане, Сен-Жермен-де-Пре и Сен-Дени маркиз Нейстрии имел множество богатых и влиятельных владений. Ричард Бургундский, хозяин Сен-Жермен в Осере, Сен-Мартен в Отёне и Сент-Коломб в Сансе (что более сомнительно), — тоже возвысился до почетного положения графа-аббата, и здесь Робертинам не было равных. Княжеские династии и хоронили своих родственников в фамильных аббатствах: графы Пуатье — в Сен-Илэр и Сен-Сипрьен, графы Тулузы — в Сен-Жиль, Ангулема — в Сен-Сибар, Гийом Благочестивый — в Сен-Жюльен в Бриуде, Герберт Вермандуаский — в Сен-Медар в Суассоне. Ставка была поистине крупной. Богатства церкви оказались в распоряжении князя, который мог использовать их для вознаграждения нужных ему людей. Будучи светским аббатом, он контролирует маис аббатства, позволяющий ему содержать свой дом. Не пренебрегает он и хвалами в свой адрес и молитвами за него. Вот почему борьба за обладание монастырями была особенно упорной. В конце IX века Бодуан Фламандский стремился заполучить аббатство Сен-Берген, принадлежавшее ранее его отцу. В 892 году оно было свободным. Бодуан просит его у Эда. Однако монахи, не желая подчиняться светскому лицу, начали хлопотать об изменении королевского решения. В результате монастырь был отдан Фулку Реймсскому. Жаждущий отмщения Бодуан подсылает к Фулку наемного убийцу; тот погибает в июне 900 года, а Бодуан присваивает себе аббатство, которое наряду с Сен-Васт в Аррасе, Сен-Пьер и Сен-Бавон в Генте, стало престижным владением его сына Арнуля. Так ради власти внук Карла Лысого, не колеблясь, пролил кровь преемника св. Реми; точно гак же, как и в 894 году, люди Ричарда Бургундского избили епископа в Лангре, который был человеком не из их круга, а на следующий год взяли в плен архиепископа Сансского. Не менее скандальным было вступление малолетнего Гуго в Реймс в 925 году. Хроника Флодоарда, при всей ее сдержанности, исполнена тягостных подробностей: в 928 году «Беннон, епископ Меца, попав в ловушку, был кастрирован и ослеплен». Адалельм, граф Арраса, в 932 году стремился присвоить себе графство Нуайон, продвигая своего кандидата в епископы. Жители графства запротестовали, и граф в результате был убит прямо перед алтарем собора; даже возможность осквернения святыни не остановила убийц. В начале X века один агиограф прямо описывал интриги виконта Ренара Осерского против герцога Бургундского: «Он вынашивал планы поставить во главе церкви Осера епископа, который подчинялся бы его власти и молчал бы, если виконт запустит руку в казну дома Божьего».

Такое присвоение, подчас насильственное, функций, полномочий и богатств Церкви светскими властями стало широко распространенным в конце IX века и на протяжении всего X века. Участь епископств и больших монастырей разделяли также и маленькие сельские церкви. Местные господа и просто мелкие землевладельцы распоряжались церквями как своей собственностью, делили их и передавали по наследству, независимо от того, были ли эти церкви присвоены, получены в дар или основаны лично владельцами.

Церковные служители набирались из числа домашней прислуги. Как следствие, это привело к упадку культа, к обеднению литургии, ухудшению молитвы, усугубленных разбазариванием и секуляризацией церковных учреждений. Лучшие представители духовенства обличали деградацию. В последние десятилетия века жалобы их были небеспочвенными. Синоды, общецерковные и поместные соборы больше уже не созывались, — в этом тоже примета времени. В 909 году ассамблея в Тросли под председательством архиепископа Эрве Реймсского обличила лжехристиан и указала на разрушение монастырей как на следствие пе одних только норманнских набегов. Позор, что эти светские аббаты, в окружении жен, детей, воинов и собак сражаются за обладание церквями, чтобы разграбить, растащить их на части, осквернить; что эти властители, подталкиваемые «алчностью и яростью», как гневно отзывается грамота аббатства Нуайе в 904 году, силой захватывают все то, что по закону принадлежит Церкви. В том же году Эд, молодой каноник из Сен-Мартен в Туре (в Сен-Мартен, как и многих других аббатствах, монахи уступили место каноникам, устав жизни которых был более мягким и приближенным к жизни в миру), проповедует покаяние и очищение, заклеймив хаос в умах и поведении людей: Эд, будущий аббат в Клюни.

На протяжении всего X века происходило присвоение церковной собственности, в частности монастырской, светской аристократией, которое привело к духовному упадку в обществе. Сложнее определить интенсивность этого возраставшего процесса. прежде всего потому, что нам известны и доступны лишь субъективные источники. Агиографы добавляют побольше черной краски, чтобы лучше оттенить положительные действия своих героев; церковные послания выбирают формулировки, подкрепляющие законность их требований; наконец, в зависимости от места и времени взаимоотношения светских и церковных властей отличаются друг от друга, поэтому довольно рискованно делать обобщающие выводы. Возможно, что юг Луары пострадал больше, нежели северные и восточные части королевства. Тогда как до 940 года аббатство Сент-Аман будто бы сохранило основные свои богатства и духовное влияние, благодаря знаменитому Гукбальду, который подвизался там вплоть до своей смерти в 930 году; вместе с тем в Оверни аббатство Сен-Жюльен в Бриуде было разорено виконтом Дальмасом, захватившим его после смерти Акфреда, последнего Гильгельмида, в 927 году. Не лучше обстояло дело и с Сен-Шаффр в Сосийанж. В Провансе не только сарацины, но соперничающие между собой местные богатые семейства разрушали, иногда до основания, епископства и монастыри в начале X века. В Тулоне, Фрежюсе, Антибе, Вансе аббатства лишились своих владельцев; уничтожены были Сен-Сезер в Арле, Сен-Виктор в Марселе, Лерен старые цитадели в истории христианизации Галлии. Во второй половине века разбойные элементы появляются главным образом на севере; Аршамбо — в Сен-Пьер-ле-Виф в Сансе, Менар — в Сен-Мор-де-Фоссе водворяют свои охотничьи своры и птиц, на которых сами столь походили своей хищностью, в жилых зданиях аббатств и ведут мирскую жизнь князей. Епископ Герберт Осерский, побочный сын Гуго Великого, видного военачальника, раздает своим дружкам богатства епархии; а епископ Мана Сигфруа открыто живет во дворце со своей супругой — «епискописой». К 980 году, по инициативе архиепископа Адальберона, аббаты Реймсской провинции были созваны на ассамблею, где прозвучала самокритика. Констатировался упадок нравов — монахи и монахини живут как «кумовья» и «кумы», неоправданно часто общаясь друг с другом; роскошь в одежде, особенно «дорогие хитоны, обтягивающие с обеих сторон фигуру и украшенные свободными рукавчиками и турнюрами, так что со своими стянутыми талиями и облегаемыми материей ягодицами монахи похожи сзади на проституток». Действительно, судьба Церкви была связана с судьбой светской власти и зависела от нее: присвоение должностей и богатств, которыми князья расплачивались за услуги нужных им людей, распад, более или менее быстрый, традиционных институтов власти. К этому добавлялся и упадок духовной жизни и культурной деятельности в самой Церкви.

Однако и этот процесс был неоднороден. Когда расхищали, грабили и оскверняли, тогда же — пусть несколько позже и не везде — восстанавливали, учреждали, реформировали. Иногда эго были одни и те же князья и сеньоры, дающие и отбирающие, очищающиеся и деградирующие. Для удобства пояснения я рассмотрю отдельно в следующей главе церковную реформу второй трети X века, ибо она приобрела наибольшее значение в конце века и особенно в XI веке. В жизни же все было перемешано друг с другом. «Церковь на службе мирян» — это выражение хорош о показывает, что вельможи использовали церковь и ее богатства в своих корыстных интересах. Однако становилось все очевиднее, что эти интересы не противоречили так уж особенно тем целям, которые преследовали и сами церковные лица. Так же, как беспорядок и реформы, тесно были связаны между собой отклонения и исправления. А нужды одних порождали излишество других. В итоге же и для тех, и для других хозяевами жизни оставались князья.

Цитируется по изд.: Тейс Л. Наследие Каролингов IX - X века. 2. Новая история средневековой Франции. М., 1993, с. 143-173.