Новая Испания: политическая организация

Новая Испания была завоевана независимыми авантюристами, искавшими славы и добычи для себя, но управлять ею стали чиновники испанской короны, чья деятельность строго регулировалась монархией и Советом по делам Индий. Испанские короли намеревались не допускать, чтобы среди их американских подданных развивался дух независимости. Конкистадоры и их родившиеся в Америке потомки были поставлены под контроль деспотической бюрократии, чиновники которой посылались из Испании. Пока Мексика оставалась испанской, ее белое население, креолы, считалось низшей расой. Власть и привилегии были монополией чиновников, родившихся в Испании, а экономическое развитие Мексики было подчинено интересам испанских купцов и промышленников. Эти уроженцы Испании получили от американцев выразительное прозвище «гачупинов» 1.

Основы испанской администрации в Мексике были заложены Фуэнлеалем и второй аудиенсией, а завершил ее структуру Мендоса. После приезда Мендосы в 1535 г. вплоть до установления независимости в 1821 г. Новая Испания управлялась вице-королем, который был окружен царским великолепием и пользовался почти царскими почестями. Прибытие нового вице-короля в Вера Крус и его медленное торжественное шествие в столицу праздновалось с самым расточительным великолепием. Испанские города, лежавшие на его пути, соперничали друг с другом в трате денег на банкеты и бои быков, индейские племенные вожди обязаны были являться, чтобы целовать руку новому правителю и преподносить ему гирлянды цветов, а пред-

_____

1. Gachupines – люди со шпорами, согласно другому толкованию, слово «гачупин» первоначально означало «новичок», «новоприбывший».

[93]

ставители индейских племен в длинных плащах и шлемах из перьев исполняли традиционные пляски. В качестве гарантии против злоупотреблений и неверности от вице-короля требовалось, чтобы в конце срока службы он проходил через «ресиденсию» (residenda); это значило, что назначался другой чиновник для выслушивания жалоб на вице-короля и для обследования его управления. Ресиденсия не была простой формальностью, так как вице-короля иногда осуждали, и ему приходилось платить штраф. Вице-королю помогала заседавшая в Мехико аудиенсия, являвшаяся апелляционным судом и совещательным органом по административным вопросам, а также подчиненная ей аудиенсия в Гвадалахаре. Более мелкие административные единицы управлялись коррехидорами или старшими алькальдами. Все эти чиновники, а также высшие служители церкви были обычно гачупинами. Элементы демократии в правительственной машине представляли лишь городские советы, называвшиеся «аюнтамиентос» (ayuntami-entqsi) или «кабильдос» (cabildos) и состоявшие из «рехидоров» (regidores) и «ординарных алькальдов» (alcaldes olrdinarios). Но этим советам было дано мало власти, членство в них скоро стало наследственным и могло быть куплено за деньги.

Испанские короли понимали, что со свободных индейцев корона сможет получать дань, а индейцы порабощенные приносят пользу, главным образом, своим владельцам. Однако отождествляя свою религию с величием своей страны и властью монархии и веря, что врагов бога и Испании можно по праву пытать и убивать, они верили также, что завоевание Америки будет законным лишь в том случае, если окажется благодетельным для покоренных народов 1.

Но идеальные стремления были несовместимы с укреплением империи.

Главным стимулом, приведшим колонистов в Америку, была мечта жить в аристократической праздности за счет местного населения. По мнению многих испанцев, индейцы 

_____

1. Об истинных причинах «забот» испанской короны о покоренных индейцах и о действительном характере этих «забот» см. предисловие, стр. 8. (Прим. ред.) 

[94]

являлись низшей расой. Они были «gente sin razon» — неразумные люди, предназначенные богом быть рабами или крепостными. Когда предполагалось уничтожить эксплуатацию труда индейцев, испанцы грозили восстать и заявляли, что если король настоит на своем, то они покинут Мексику, обрекая ее на пребывание в тьме язычества и лишая тем самым Испанию доходов, на которые она рассчитывала.

Феодальное угнетение еще господствовало в европейском обществе, и народ-завоеватель неизбежно требовал феодальных прав на зависимое от него индейское население. Более 500 испанцев приобрели энкомиенды. Индейцы должны были платить им дань или работать на их плантациях, выращивая пшеницу, сахарный тростник, хлопок — не говоря уже о работе для удовлетворения собственных нужд. Другие испанцы владели серебряными рудниками, где индейцы осуждены были на рабство. И хотя по закону индейцев можно было обращать в рабство лишь в наказание за сопротивление завоеванию, владельцы рудников злоупотребляли своей привилегией, открыто рассылая настоящие экспедиции охотников за рабами, а смертность на рудниках была так высока, что кадры рабов нужно было беспрестанно пополнять. Даже племена, являвшиеся непосредственными вассалами испанской короны, не были ограждены от эксплоатации. Коррехидоры зачастую были людьми того же типа, что и конкистадоры. Они собирали подати, заставляли индейцев выполнять общественные работы, и, хотя королевская дань, вначале равная дани, какую эти племена ранее платили ацтекам, была в дальнейшем сокращена до подушного налога в 1 или 2 песо и официально за всякий труд полагалась заработная плата, коррехидоры почти никогда не ограничивались в своих требованиях пределами закона.

Бремя, возложенное на индейцев светской знатью, было впоследствии дополнено обязанностью содержать церковь. Вначале христианство представляли монахи, которым платило правительство. Языческие храмы надлежало как можно скорее заменить христианскими церквами. Индейцам приходилось выкапывать камни, переносить их в свои деревни, передавая из рук в руки по цепочке, а индейские ремесленники украшали эти камни резьбой и укладывали

[95]

их на место под присмотром монахов. Вскоре над всеми долинами Центральной и Южной Мексики вознеслись церковные башни и купола. В течение колониального периода в стране было построено 12 тысяч церквей. Свидетельствуя о торжестве Христа над Уицилопочтли, они в то же время свидетельствовали об умении миссионеров добиваться от индейцев бесплатной работы. Но монахи были лишь авангардом католического духовенства. Как только для веры завоевывалась новая территория, она передавалась в ведение священников, организованных в епархии, и должна была приносить доход, а монахи шли дальше. С индейцев стали требовать десятину, плату за бракосочетание, за крещение, за похороны. Приезд священников означал для индейцев не только новое финансовое бремя, но и новую тиранию, ибо прибывавшие в Мексику священники часто ехали туда с тем, чтобы попользоваться властью и престижем, на которые они не могли рассчитывать на родине.

Одним из гибельных результатов испанского завоевания было то, что испанцы принесли с собой в Мексику европейские болезни, от которых индейцы- не имели иммунитета. Оспа поразила их еще до падения Теночтитлана. Другая эпидемическая болезнь, которая впервые появилась в вице-королевстве Мендосы и косила индейцев сотнями тысяч, а в течение двух последующих столетий снова и снова охватывала Новую Испанию, болезнь, которую ученые того времени приписывали влиянию кометы или испарениям вулканов, была, по-видимому, особой формой гриппа. Третьей болезнью, которой предстояло сделаться одним из постоянных бедствий Мексики, был сифилис. В правление Мендосы сифилис был уже так распространен, что для его лечения устроили особую больницу. Болезни привели к большому сокращению населения. В течение нескольких столетий плотность населения Мексики была ниже, чем до испанского завоевания.

Когда Мендоса стал вице-королем, главной его обязанностью, кроме изыскания способов увеличения королевских доходов, было урегулирование положения индейцев. Мендоса был испанским чиновником лучшего типа и отличался той боязнью поспешных действий, которая характеризовала испанскую бюрократию. Он считал, что хороший 

[96]

администратор должен делать мало и действовать не торопясь.

Император хотел отменить рабство и энкомиендарную систему, но Мендоса не отважился принять столь решительные меры и удовлетворился попыткой ограничить чрезмерную эксплоатацию. Он установил часы, в которые разрешалось заставлять рабов работать в рудниках, и приказал платить за всякую работу, требуемую со свободных и работавших на энкомиендах индейцев. Сохранив индейскую систему общинного землевладения, сходную с той, которая была распространена среди испанских крестьян, он организовал механизм для защиты индейских земель от посягательств испанцев. Каждая деревня имела право на участок общинной земли, «зхидо» (ejido), размер которого впоследствии, по закону 1567 г., был установлен в 1 квадратную лигу.

В индейские обычаи, пока они были совместимы с христианством, вмешиваться не полагалось, и местное управление индейскими деревнями должно было осуществляться индейскими касиками.

Высшие чиновники Новой Испании занялись насаждением просвещения. Монахи обучали    индейцев чтению, письму и закону божию. Ганте в Тескоко имел школу с тысячей учеников. Мендоса основал приют Сан-Хуан Летран для воспитания найденышей смешанного происхождения, а епископ Сумаррага устроил в Тлателолько школу, где сыновья касиков получали более солидное образование. В Тлателольхо индейцы изучали латынь и богословие и делали такие быстрые успехи, что через десять лет их учителя смогли передать преподавание в школе окончившим ее индейцам. Было время, когда чистокровные индейцы обучали сыновей испанцев латыни. Монахи изучали индейские древности и переводили богословские трактаты на индейские языки. Плодом просвещения индейцев был ряд написанных лицами индейского происхождения книг, передававших сказания индейских народов.

Подобная деятельность не пользовалась популярностью среди испанских колонистов, не желавших, чтобы индейцы стали им ровней. Императору слали непрерывные жалобы на школу в Тлателолько. Индейцы, говорилось в этих донесениях, учатся так быстро и проявляют такие способно-

[97]

сти, что это может быть лишь делом дьявола, который замышляет извратить истинную веру мерзкими ересями. Единственное средство заключается в том, чтобы не позволять индейцам изучать латынь и ограничить их образование выучиванием нескольких молитв. Мендоса и Сумаррага убедились, что распространить среди индейцев испанские ремесла невозможно. Сумаррага ввозил из Испании искусных мастеров, но они отказывались обучать индейцев своему ремеслу. Они понимали, что, монополизируя свое искусство и храня его в тайне, они смогут диктовать потребителям более высокие цены. Работники-индейцы проявляли в изучении испанских ремесл замечательные способности. Они брали для ознакомления испанские изделия и без всяких указаний воспроизводили их. Но испанцев это только пугало. Когда в Мексике была введена испанская система гильдий, то высшие должности в важнейших гильдиях предоставлялись только лицам испанского происхождения. Все же некоторые индейцы, работавшие подмастерьями у испанских мастеров, имели возможность проявлять свойственные их народу художественные дарования. Гончарные изделия, которыми некогда славилась Чолула, производились теперь в соседнем испанском городе Пуэбле. Индейское художественное мастерство было приспособлено к нуждам церкви. В деревнях индейцы продолжали изготовлять посуду и ткани, но многие ремесла, которыми славилась Мексика до испанского завоевания, стали исчезать.

Между тем противники испанской завоевательной политики возобновили атаку на императора и его советников. Профессор богословия в Саламанкском университете Франсиско де Викториа упорно разоблачал эксплуатацию индейских народов, и усилия его были поддержаны пламенным утопистом Бартоломэ де Лас Касасом. Этот последний полагал, что покорение индейцев при помощи оружия ничем нельзя оправдать и что единственной справедливой целью прихода испанцев в Америку могло быть желание завоевать для Христа души ее жителей. Не сумев двадцать лет тому назад улучшить положение на островах, он ушел в доминиканский монастырь на Гаити, где занялся составлением истории испанского завоевания. В ней ок страстно разоблачал весь процесс созидания империи и вместе с тем сильно преувеличивал добродетели и дости-

[98]

жения индейских народов. В1536 г. он добился единственной крупной победы за всю свою многолетнюю деятельность: в северной Гватемале была область, успешно сопротивлявшаяся испанскому завоеванию; Лас Касас и группа монахов отправились туда без оружия, завоевали любовь индейцев и обратили их в христианство. Затем Лас Касас вернулся в Испанию и, прежде чем уехать оттуда на должность епископа области Чиапас, содействовал принятию «новых законов» 1542 г. Согласно этим законам, все энкомиенды сохранялись до смерти их владельцев, а раздача новых энкомиенд отменялась. Духовные лица и чиновники, владевшие энкомиендами, должны были немедленно от них отказаться. Рабство отменялось. Законы должны были издаваться на важнейших индейских языках. Для наблюдения за проведением «новых законов» в Мексику был послан Франсиско Тельо де Сандоваль.

Когда «новые законы» стали проводиться в Перу, испанцы восстали и убили вице-короля. В Мексике приезд Сандоваля вызвал панику. Его закидали петициями, и к нему зачастили депутации перепуганных энкомендерос. Вся деловая жизнь прекратилась. Испанцы заявляли, что «они будут вынуждены убить своих жен и детей, чтобы спасти их от позора». Первый флот, вышедший из Вера Крус после принятия «новых законов», увез из Мексики 600 колонистов. Мендоса и Сандоваль убедились, что осуществить «новые законы» невозможно. Даже монахи не хотели поддерживать эти законы, не без оснований указывая, что передача индейцев, работавших на энкомиендах, в ведение коррехидоров не улучшит их положения. К императору обратились с просьбой? отменить законы, и когда пришла весть о его согласии, испанцы отпраздновали ее пирами и боями быков. Лас Касас вскоре после этого вернулся в Испанию, где до самой смерти продолжал предавать гласности беззакония, которые терпели индейцы.

Император считал своего вице-короля столь полезным для испанской империи, что не давал ему передышки в работе буквально до смертного часа. Когда старость и болезни заставили Мендосу просить позволения уйти в отставку и вернуться в Испанию, его только перевели в Перу, где трудности управления были еще большими, чем в Мексике. Менее чем через год Мендоса умер. Его

[99]

преемником на посту вице-короля Новой Испании стал Луис де Веласко, принявший должность в 1551 г. Веласко привез с собой приказ короля, запрещавший порабощение женщин и детей и предлагавший провести в жизнь правило, по которому обращение мужчин в рабство разрешалось лишь в наказание за сопротивление завоеванию. Утверждали, что эта мера привела к немедленному освобождению 150 тысяч человек, не считая женщин и детей. Рабство в Новой Испании постепенно исчезло и сохранилось только для небольшого числа ввезенных туда негров 1. Но польза от освобождения была невелика. Рабы в рудниках и на плантациях попрежнему несли непосильный, плохо оплачиваемый труд. Оторванные от родины, они не имели никаких возможностей бежать.

После смерти Веласко, последовавшей в 1564 г., возникла новая угроза ограничения наследования энкомиенд. По крайней мере, пошел слух, что таково намерение короля. Группа энкомендерос начала угрожать вооруженным сопротивлением. Выдвигались предложения, чтобы Новая Испания объявила себя независимой. Лидерами, этого движения были братья Авила, сыновья одного из первых конкистадоров. Они попытались привлечь на свою сторону сына Кортеса, маркиза дель Валье, которого они собирались объявить королем. Не успело движение выйти из стадии неопределенных споров, как оидоры аудиенсии арестовали дель Валье и обезглавили обоих Авила. Следующий вице-король, Перальта, нашел, что аудиенсия была излишне строга; тогда оидоры сообщили королю Филиппу, что Перальта поощряет измену. На смену Перальта было 

_______

1. Негры были физически сильнее, чем индейцы. Они были ввезены около середины XVI века в количестве 20 тысяч человек для работы на сахарных плантациях Куэрнаваки и на «горячей земле» Вера Крус. Несмотря на относительную немногочисленность негров, испанцы боялись их восстаний больше, чем индейских. Мендоса повесил нескольких негров. В начале XVII в. распространялись слухи, что в какой-то определенный вечер в Мехико начнется негритянское восстание. Однажды ночью испанцы, тревожно ждавшие в своих домах, со страхом услышали топот ног. Оказалось, что этот шум произвело стадо убежавших свиней. Но испанцы отомстили за пережитый страх казнью 32 негров. Вследствие смешанных браков с индейцами негры в Мексике постепенно исчезли как особый народ. Районы, где их имелось больше всего, — Морелос и Вера Крус — были в новое время районами наиболее грозных крестьянских движений.

[100]

послано три следователя, и их руководитель, Алонсо Муньос, ввел в Мексике террор. Тюрьмы наполнились людьми, подозреваемыми в измене, ряд энкомендерос был обезглавлен, а Мартина Кортеса, сына завоевателя от Марины, пытали в надежде, что он даст показания против своего брата. Новые жалобы в Испанию привели к назначению нового вице-короля, Энрикеса де Альмансы, и к отзыву Муньоса. Маркиз дель Валье был уже отправлен в Испанию. В конце концов его оправдали, но в Мексику он так и не вернулся. Его потомки владели значительной частью провинции Оахака, не живя там и даже не посещая своих поместий до XX века.

После заговора Авила — если это был действительно заговор — движение креолов за независимость Мексики прекратилось на 200 с лишним лет. Но отсутствие мятежей объясняется не только террористическими мерами, принятыми для их подавления, но и постепенным распадом всей испанской административной системы и ослаблением внимания королевской власти к индейцам. По мере того, как короли слабели, креолам разрешалось делать все, что угодно. Энкомиенды сохранились и были окончательно отменены только в XVIII веке. Намерения монархов XVI в. получили воплощение в так называемых «законах об Индии», но бюрократия вяло проводила их в жизнь. К тому же законы стали так многочисленны и сложны, что едва ли можно было ожидать полного повиновения им. Коллеж в Тлателолько превратился в начальную школу, а потом был закрыт; другие индейские школы также исчезли или превратились в школы для креолов. Расовые разграничения усилились, и испанцы, чья агрессия вначале носила скорее религиозный, чем расовый характер, считали теперь, что цветная кожа является доказательством неполноценности. Индейцы не могли быть священниками, чиновниками, адвокатами или врачами. Они были обречены на физический труд, и только работа индейских художников поощрялась духовенством. Все более или менее важные посты оставлялись для потомков завоевателей.

Между двумя мексиканскими народами сохранилась резкая грань: креолы наверху социальной лестницы, индейцы внизу ее. Часть индейцев превратилась в рабочих 

[101]

рудников и испанских городов, но большинство продолжало жить в деревнях, под управлением касиков, власть которых нередко была более деспотической, чем до завоевания. В Мексике развились две системы общественной организации — одна для креолов, другая для индейцев. Индейцы остались чужды испанской культуре; они считали белых врагами и со всем прирожденным упорством сохраняли свое расовое сознание. Многие из них остались фактически непокоренными. Даже в Южной Мексике, среди гор Пуэблы и Оахаки, некоторые племена, жившие в отдаленных долинах или по склонам холмов, где земля слишком бесплодна, чтобы привлечь захватчиков, продолжали вести полукочевую жизнь, почти не затронутую европейскими влияниями.

При первых вице-королях экономическое положение племен Центральной Мексики было, вероятно, не хуже, чем при ацтеках. Подати и принудительный труд, которого требовали энкомендерос и коррехидоры, не превышали требований ацтекских сборщиков налогов. Если индейцам приходилось теперь содержать духовенство, то и раньше они содержали языческих жрецов, и если теперь им нужно было строить церкви, то прежде они строили пирамиды. К тому же они освободились от обязанности поставлять жертвы Уицилопочтли. Но в XVII и XVIII веках население индейских деревень стало больше страдать от незаконных тиранических вымогательств коррехидоров и от упорных посягательств землевладельцев-креолов. Попытки правительства охранить общинные земли (эхидо) сводились на нет продажными чиновниками. Этим попыткам препятствовало и то обстоятельство, что индейцы не знали испанских законов и не имели возможности изучить их. Процесс увеличения земельных владений креолов, продолжавшийся долгое время после свержения испанского господства и достигший кульминационного пункта в первом десятилетии XX века, был вторым завоеванием, менее драматичным, чем то, которое совершил Кортес, но по своим последствиям для мексиканского общества даже более полным и глубоким. Сначала креолы получали либо крупные поместья, вроде того, которое приобрел Кортес в Оахаке, либо мелкие «пеонии», (peonias) и «кабалиерии» (cabalierias), распределявшиеся между рядовыми конки-

[102]

стадорами. Но большая часть земли, принадлежала ли она короне или энкомендерос, была еще в пользовании индейцев. По испанским законам вся земля в Мексике являлась в конечном счете собственностью короны, и только королевское пожалование давало законное право на владение землей. Поскольку большинство индейских деревень никогда не получало королевских пожалований, креолам было легко постепенно расширять границы своих поместий под тем предлогом, что они занимают землю, принадлежащую только короне. По прошествии некоторого времени правительство нередко в законном порядке оформляло такую узурпацию посредством «урегулирования» (compro-sicion). Другие креолы покупали у деревень землю на льготных условиях, игнорируя законы, якобы защищавшие индейцев от обмана. Из-за королевских податей и частых неурожаев индейцы постоянно нуждались в деньгах. Таким образом, в результате медленного процесса приращения, продолжавшегося на протяжении многих поколений, относительно малые держания первых конкистадоров постепенно превращались в огромные асиенды, покрывавшие большую часть плодородных долин Центральной Мексики. Закон, предоставлявший каждой деревне одну квадратную лигу земли, был еще в силе, и пока Мексика оставалась частью испанской империи, многие деревни сохраняли некоторую, хотя и непрочную, самостоятельность, а иные сумели даже добиться от правительства возврата земли, отобранной асиендами. Однако значительная часть индейского населения — вероятно, более одной трети общего его количества — была вынуждена стать батраками на асиендах. Владельцы асиенд, асендадос, выдавали батракам в счет заработной платы авансы, которых индейцы никогда не имели возможности выплатить. Таким путем их превращали в пеонов и обращали в долговое рабство, причем долги передавались по наследству от одного поколения другому.

Креолы не получили самоуправления и в период упадка Испанской империи. Напротив, эксплуатируя индейцев, они сами являлись жертвами бюрократии гачупинов. Вице-короли XVII и начала XVIII века были, как правило, бездеятельны, а иногда и продажны. Великие администраторы, посылавшиеся в Америку императором Карлом, не 

[103]

имели достойных преемников. Примеру высших властей охотно следовали остальные чиновники. Взятки и волокита приобрели почти всеобщий характер. Судьи продавали свои решения тому, кто больше давал. Тяжбы иногда длились поколениями. Дело о праве собственности на снег, лежащий на вершине Попокатепетля, продолжалось более 200 лет. Люди, подозреваемые в уголовных преступлениях, годами сидели в тюрьме, и многие узники, содержавшиеся в крошечных зараженных камерах, умирали до суда. Таможенные чиновники мирились с контрабандой и сами занимались ею. Коррехидоры грабили индейцев.

Новая Испания была обременена огромным бюрократическим аппаратом гачупинов, пользовавшихся богатствами, которые производились трудом туземного населения.

Развал испанских учреждений беспрепятственно продолжался двести лет. В течение двухсот лет страной правили гачупины, вице-короли и архиепископы, а креолы жили большей частью в аристократической праздности, храня верность королю и церкви и не имея достаточных стимулов ни для умственной, ни для политической деятельности. В результате отстранения креолов от власти, угнетения индейцев и постепенного возникновения новой смешанной расы метисов медленно развивались силы, которым предстояло в будущем создать мексиканскую нацию.

[104]

Цитируется по изд.: Паркс Г. История Мексики. М., 1949, с. 93-104.