Афины

В Афины пришла долгожданная весть о победе. В морском сражении у Аргинусских островов афинский флот потопил до 70 вражеских кораблей, остальные обратил в бегство и преследовал. Командующий неприятельским флотом Калликратид был смертельно ранен и утонул. Вести о победах в эти годы не так-то уж часто приходили в Афины. Шел 25-й год изнурительной войны. Много за это время пережили афиняне. Опустошительные вторжения врага в первые годы войны, затем страшная эпидемия чумы, унесшая много афинских жизней, были уже в далеком прошлом. Но еще большие бедствия пришлось пережить афинянам в дальнейшем. Рухнули их замыслы подчинить себе богатые города Сицилии. Сицилийская катастрофа стоила Афинам почти всего флота и лучшей части войска....

Как только подтвердилась весть о смерти Александра Великого, в большинстве греческих государств возобладало стремление освободиться от власти македонян, которая Александровым эдиктом об изгнанниках только добавила напряженности. Были и исключения, такие как Спарта, еще страдавшая от последствий войны Агиса, или Беотия, где отдельные города поделили между собой территорию разрушенных Фив, а потому были заинтересованы в сохранении установленного порядка. Однако в большинстве полисов начались брожения. На Родосе македонский гарнизон был выдворен, в Афинах Леосфен получил наконец возможность действовать открыто, обретя сочувствие Народного собрания. Демад и почти восьмидесятилетний стратег Фокион как представители интересов крупных землевладельцев тщетно предостерегали от объявления войны..

Возвращение Александра Великого из Индии положило конец времени покоя, которым Афины наслаждались в годы его похода на Восток. Хотя деятельность возвратившегося в Персию и Месопотамию царя более или менее затрагивала все греческие государства, однако, не считая Этолии, только между ним и Афинами дело дошло до серьезного и стремительно обострявшегося кризиса, вылившегося в войну. Из-за внезапной смерти царя в июне 323 г. ее начало не было предотвращено, но только ускорено. Двумя моментами, развязавшими конфликт, стали бегство в Афины Александрова казначея Гарпала 73 и провозглашение царского указа о том, что он желает возвратить остров Самос...

Всем было известно, что Перикл знал в Афинах только одну дорогу — ту, которая вела на площадь, к зданию, где заседал Совет пятисот. Он редко ходил на пиры и на обеды и только один раз за тридцать лет принял приглашение на свадьбу своего родственника, да и то ушел перед тем, как гости начали пить вино. Он не часто выступал перед народом, чтобы каждое его выступление было важным событием, которое надолго бы оставалось в памяти слушателей. Перикл гордился тем, что никогда не терял самообладания, не поддавался чувству гнева. Вот почему он и не ответил ни одним словом на оскорбления Кинофила...

Существование рабства как развитого института, на котором зиждется экономика всего государства, легко объяснимо там, где исправно функционируют министерства Любви и Правды, где Большой брат, не отрываясь ни на минуту, все время смотрит на каждого. Но ведь известно, что ничего этого не было ни в Греции, ни даже в куда более рационально и жестко организованном Риме. Больше того, первые республики не содержали и постоянных армий (спартанское войско было единственным профессиональным формированием во всей Греции того времени).

Тщетно даже на короткое время питать иллюзии насчет какого-либо непосредственного доступа к  реальности состязательного спора, к  модальностям конфликта. Историк классической Греции знает, что не располагает ни одним документом, который бы позволил ему вообразить себя лично присутствующим на заседании собрания – который обеспечил бы его информацией о конкретном протекании политической борьбы. Без архивов, без единого удовлетворительного изображения – текстуального или образного – голосования, уже в который раз приходится придерживаться того, что говорит дискурс.

Итак, после того как подзаконный быт Афин был прерван правлением, успевшим в течение немногих месяцев пройти все стадии бесстыдного терроризма (и потому называвшимся еще в древнее время правлением «тридцати тиранов»), снова приступили к устройству аттического государства. Успокоению умов способствовало то, что во время победы одна из трех партий была совершенно уничтожена. Она осудила сама себя тем, что под видом особенных государственных теорий в ней скрывалось самое низкое корыстолюбие и притом в полнейшей наготе, а нравственная негодность вождей партий ничем не уравновешивалась и не вознаграждалась. Ибо при самом безбожном произволе во внутренних делах они и во внешних делах не доставили государству ничего, кроме стыда, и даже в самые решительные минуты оказывались слабыми и недальновидными...

В истории Эллады наибольшую роль сыграли, несомненно, два полиса — Афины и Спарта. Порою союзники (как во время войны с персами), чаще — соперники, доходящие в своем соперничестве до кровопролитной борьбы (Пелопоннесская война 431—404 годов до н.э.), борющиеся за гегемонию в Элладе, имеющие многочисленных «союзников», а на деле — полисы, зависимые от них (Афинский морской союз и Пелопоннесский союз соответственно), Спарта и Афины воплощали в себе два начала, без которых эллинская культура была бы неполной.

На  щите Ахиллеса в  XVIII песне «Илиады» Гефест изображает два человеческих города – «оба прекрасных», уточняет поэт; один предается деятельности мирного времени, женитьбе и правосудию, другой бесстрашно выступает навстречу войне, бушующей у его ворот. На каком гербе мы отобразим эти два города, чьи контуры так любят – перебивая и как будто поворачиваясь друг к другу спиной – очерчивать историки и антропологи?

Представим себе классический город, город историков-классиков. Четко отделенный от того, что находится на его краях, и в значительной мере отрезанный от своих социальных – и по большей части религиозных – корней...

Борьба между двумя главными городами Греции окончилась, и окончание ее произошло не вследствие их взаимного истощения и не в силу какого-либо договора, ограничившего могущество обеих сторон, но вследствие полной победы одной стороны и безусловного подчинения другой. Самые честолюбивые спартанцы в течение длинного ряда воинственных лет не могли бы вообразить себе, что победа их будет до такой степени блистательна; кроме того она была выиграна внезапно, без всяких трудов и опасностей и не стоила гражданам ни денежных жертв, ни кровопролития; она свалилась к победителям, как созревший плод.