Корсика феодальная

После апогея (или считавшегося таковым) римской античности, Корсика в период нашествий варваров переживала период упадка: один из главных ее городов, Алерия, полностью пришел в запустение с V века. На острове перестали чеканить монету: упадок городов и сокращение численности населения можно, вероятно, объяснить разрывом части связей и потерей торговых путей, связывавших остров с прибрежными странами западного Средиземноморья. Общий кризис морского хозяйства сыграл в этом такую же, если не большую роль, чем физическое вторжение нескольких шаек варваров (вандалов, готов и др.). В VI и VII веках «римляне» (на этот раз восточные), которых прославили имена Юстиниана и Велизария, подчинили Корсику себе, и отныне она стала принадлежать к Африканской провинции Византийской империи, но процветание прошлых времен к ней так и не вернулось в полной мере. Продвижение ислама начиная с VII—VIII веков создало небезопасную ситуацию на берегах, где регулярно высаживались мусульманские пираты; они вывозили оттуда рабов; они создавали там укрепленные поселения, служившие базами для последующих рейдов. Легендарный эпос впоследствии прославил деяния, частично вымыт ленные, семьи Колонна, которые в ту эпоху были вынуждены сражаться в защиту христианских позиций на острове. Местные жители, желая обрести защиту, бросятся ли они в руки франкской империи? На самом деле эта империя ограничилась тем, чтобы через тосканскую и Лигурийскую марки, которые в большом количестве «поставляли» на остров крупных сеньоров, осуществлять смутную и далекую номинальную власть. Настоящей доминирующей силой на Корсике была папская власть, Церковь: обширные «вотчины святого Петра», активные и владеющие большими территориями монастыри; сеть разбросанных повсюду приходов и церковных округов, называемых «льев»: они образовались со времен первой волны христианизации в течение первого тысячелетия. Главный понтифик возложил свою власть на епископство, а затем архиепископство Пизанское (конец XI века).

Городская и светская пизанская община доминировала на Корсике в течение некоторого времени. Она, в свою очередь, была связана с тосканской зоной: оттуда на рынок поставлялись вина с Мыса, то хорошие, то кислые или посредственного качества. В соответствии с правилами неравноценного обмена остров продавал сельскохозяйственную продукцию (зерно, скот, вино). С берегов Центральной Италии островитяне получали себе металлы и текстильную продукцию, часто прибывавшую издалека, иногда из Фландрии. Корсиканский «спутник» более или менее выходит из состояния хронического должника по отношению к пизанской метрополии благодаря морским пиратским кампаниям: они восстанавливают «коммерческий баланс» в стране. Диалекты латинского происхождения, насажденные еще давно, подвергаются, в свою очередь, тосканскому влиянию, обусловленному непрекращающимся потоком купцов, переселенцев и священников, приезжающих в страну, чтобы поселиться там временно или навсегда. Внешние «связи», будь они частичными или полными, соединили остров с Ватиканом, Пизой, а позже с Генуей; они характеризуют это пространство, окруженное водой, которое никогда не знало независимости. Эти связи составили цепь событий, описанных в хрониках; но основное движение, в плане внутреннего устройства, базировалось на совместной деятельности феодалов на вершине власти и кланов у основания.

Огромная туча сеньоров, «баронов, дворян и судей», как сказал позднее Джованни Делла Гросса, обрушилась на Корсику или образовалась там начиная с периода упадка империи Каролингов. Речь шла о «крупных хищниках» местного или тоскано-лигурийского происхождения. Под гранями феодальной пирамиды реальность системы тяготела к дроблению, «микробалканизации» острова. Судебную и военную власть держали в своих руках феодальные группировки, находившиеся в состоянии опасного соперничества. «Правосудие» должно было эффективно защищать, но при этом и эксплуатировать мелкий люд - крестьян и пастухов. И те, и другие платили за гарантии безопасности (частичные) в виде оброка; другими словами, они платили за свое половинчатое спокойствие, полученное таким образом, в обмен предоставляя сеньору, по его желанию, натуральный оброк в виде сельскохозяйственной продукции и скота. Враждебно настроенные по отношению к тирании этих феодальных каст, «официальные лица» время от времени восставали и быстро получили титул графов; в конце эпохи Средневековья в этом же русле появились «капралы»; как одни, так и другие вскоре стали вести себя как главы «мафиози», предоставлявшие услуги и требующие взамен повинности, по образцу тех тиранов, борцами с которыми они себя объявляли. В то время как архипелаг церковных округов уступил место россыпи деревень, высоты острова ощетинились замками, в которых после тысячного года укрывались старые и новые бароны, разделенные друг с другом непримиримой «вендеттой», родившейся из ревнивой и взаимной 1 зависти, или «invidiam. Таким образом, на Корсике к классическому феодализму, распространенному по всей Европе, добавился отпечаток средиземноморской и клановой жестокости. На больших островах, находящихся у берегов Италии (Корсика, Сардиния и Сицилия) в течение долгого времени сохранились эти традиции, иногда преступные. Местные военачальники и знать не были способны на национальное единство, ни даже просто на единство в рамках острова; таким образом, они призывали власти извне, чтобы лучше защищать в рамках страны свои семейные и коллективные интересы в повседневной жизни: эта повседневная жизнь - это коммуна или церковный округ, объединенный примитивной солидарностью клана, которым давала некоторые гарантии дорогостоящая защита сеньоров или мафиози, а общественное благо не принималось в расчет.

Это хорошо поняли пизанцы, которые ограничились тем, что по образцу других колониальных держав (как затем поступит Англия по отношению к Индии...) возвысились над феодальной знатью: они установили свое дополнительное господство над местным сплетением страстей и интересов, не изменяя его. Крупные церковные сеньории (епископские, монастырские) оказались, плюс ко всему, в состоянии смягчить жесткие рамки системы, притом что они не стали сообщниками этой власти. Земледельцы и пастухи платили сеньорам оброк, но не отрабатывали барщину: она оставалась характерной только для Северной Франции или для севера Галлии. Огромное каролингское владение, и не без причины, никогда не распространяло своей власти и своих методов вплоть до острова, но также оно не делало этого и на окситанском Юге. Чисто корсиканские структуры обеспечивали местным жителям ряд выгодных условий, но с XIII века положение ухудшилось из-за постоянно возникавших гражданских войн: (а также перенаселенность острова) они вынудили многих людей покинуть свою родину и уехать в Пизу или Ливорно. В конце концов это привело к тому, что некоторые районы обезлюдели. С этой точки зрения можно сказать, что черная чума 1348 года (возможно, менее опустошительная, чем на континенте) не изменила ситуацию к лучшему.

Пизанское господство оставило после себя в XIV веке что-то наподобие длинного следа ностальгии по этому периоду относительного счастья. Пизанское владычество в своих прекрасных моментах совпало по времени с периодом подъема средневековой экономики на Средиземном море, во всей Европе - благословенный XII век! Пиза также представляла собой дух коммуны. Он понемногу распространялся на острове, где по контрасту с клановым феодализмом люди могли оценить его выгоды. Кроме того, Пиза сохранила свое присутствие на острове еще на долгое время благодаря своим купцам и филиалам больницы Милосердия около Бастии. Но судьба армии, рынка, финансов отныне направляется в сторону Генуи: поворот к северу.

Генуэзские завоевания осуществлялись методом маленьких завоеваний, последовательным и эмпирическим: в первой половине XII века этот лигурийский порт получил от папы Иннокентия II контроль над тремя корсиканскими епископатами, тогда как в руках Пизы оставалась власть над тремя другими. Между 1195 и 1280 годами новая метрополия устанавливает свои укрепленные позиции в Бонифасио, затем в Кальви: церковь Сент-Мари-Мажёр в Бонифачо, построенная в генуэзской манере в готическом стиле, контрастирует с полихромными пизанскими храмами в романском стиле, характеризовавшими imperium * предыдущего периода.

Благодаря победе при Мелории в 1284 году, за которой спустя полвека последовало глобальное соглашение с Пизой, Генуя получила окончательный контроль над островом. Новая доминирующая сила мимоходом вытеснила Синучелло де Синарка, называемого Гвидиче, который на протяжении второй половины XIII века стремился проводить в масштабах Корсики политику личных интересов. Этот человек в зависимости от обстоятельств играл на поддержке или враждебности со стороны Пизы или Генуи, обращаясь то к одной, то к другой. Конечное поражение Гвидиче символизировало неспособность острова противостоять торговым метрополиям с побережья континента. Продвижение на территорию острова дополнительной власти генуэзской монархии довершило военную, политическую и торговую атаку этого города купцов. Укрепляя Бонифачо (конец XII века), Генуя обеспечила себе контроль над проливом, отделявшим Корсику от Сардинии, а также контроль над движением судов по вышеупомянутому «каналу».

Более тысячи колонистов насадили таким образом в волюнтаристской манере генуэзское присутствие, установившееся над высоким мысом Бонифачо 2, маленькой почкой в известковой рудной жиле, напоминавшим скалы Кента, контролировавшим южное направление, как Дувр был «во-ротами Альбиона». Все это возвышалось над морским проливом между двумя крупными средиземноморскими островами. В этих условиях обеспечивались торговые контакты и доступ генуэзской промышленности к сельскохозяйственным ресурсам сардинской земли под контролем этого «орлиного гнезда», каким была Южная Корсика. И военные структуры в Бонифачо соответствовали замыслу генуэзцев: генуэзская метрополия задумала этот город-спутник и порт, каковым был Бонифачо, какими когда-то были римские лагеря, куда воины уходили поздней осенью, - четырехугольный «castrum» с солидными укреплениями, защищенный от противников-пиратов, но также логово пиратов, когда представлялась такая возможность. Церковь тоже получила там свою долю: город, чьи размеры сократились несмотря ни на что, имел только один приход. Но там возвышались довольно многочисленные церкви, оратории... и монастыри нищенствующих орденов, среди которых были две францисканских общины и одна доминиканская; эти три «нищенствующих» монастыря характеризовали городскую культуру (Жак Ле Гофф), свойственную эпохе Высокого Средневековья ... и типичную также для доминирующего влияния, распространяемого из Лигурийской столицы.

Начиная с 1359 года общее возмущение против тяжелого гнета со стороны замков и их хозяев закончилось «отказом от обязательств», при котором представители корсиканских общин (называемых «общинные земли») охотно пошли под покровительство генуэзского государства. Установление генуэзского владычества оказалось вследствие этого легче, даже его позиции усилились. (Генуя на постоянной основе стала выполнять, сохранив все соотношения, ту функцию, которую осуществляла «капетингская» власть по отношению к анархии, организованной кланами, которая время от времени царила на Корсике).

Стали появляться некоторые различия между островными системами: на мысе Корсика, на вершине местного хозяйства, быстро установилось сообщество виноделов, мелких фермеров, земледельцев, традиционно связанное с морским рынком. Напротив, юг острова, несмотря на все инициативы со стороны общин, предпринятые в 1359 году, оставался «землей сеньоров», а нисколько не землей общин, как было на севере и центре острова. За пределами сеньориальной области, называемой «землей за горами», область «перед горами» (это была как раз земля коммун) оставалась под управлением капралов, которые в принципе выступали защитниками этого народа, отдавшегося в 1359 году под власть Генуи. Они получали жалование благодаря административным должностям и церковным бенефициям, которые Генуя создала или захватила. С другой стороны, они пополняли свои доходы за счет поборов, или «accato», добровольно или принудительно собираемых с жителей общин, которых они должны были защищать. Accato или рэкет? Как сказал Фрэнсис Помпони, капралы существовали в качестве офицеров Старого режима, которым платили генуэзские власти; их структура развивалась одновременно с архаичной общественной средой, чьей основой оставались кланы. От капралов до мелких деспотов оставался один шаг, и он был быстро сделан. Существовал иной выход из положения, но он был не лучше: он мог прийти со стороны Арагона, который на протяжении первой половины XIV века играл на противоречиях между землей сеньоров и землей общин.

Агент Арагона и феодал с острова, Винсентелло д'Истрия сделал достаточно головокружительную карьеру на Корсике в течение первой трети XV века; он достиг титула вице-короля; он был захвачен генуэзцами, и в 1434 году ему отрубили голову на ступенях Сеньории.

Корсика представляла собой для Города трудное, обременительно владение. Республика в несколько попыток уступила остров частным организмам. Первая попытка имела место в течение XIV века в пользу компании капиталистов, названной Мон. Более длительной была передача Корсики банку Сен-Джорджию Генуэзскому (1453): этот банк прибег к антифеодальным мероприятиям и попытался укротить наиболее притесняющих народ капралов.

И на самом деле, если верить свидетельствам современников, несмотря на то, что Контора Сен-Джорджио играла на острове решающую роль, она, коллективный генуэзский собственник, уважала инициативу местных жителей и умела не налагать на них непомерных налогов 3. Впоследствии Андреа Дориа между 1528 и 1550 годами учредил на Корсике стабильное генуэзское правительство, которое эффективно послужило острову. В это время прокладывали новые дороги, строили мосты, возводили небольшие крепости и даже цепь башен по побережью, каждая из которых была высотой с лестницу в 59 ступеней, чтобы положить конец высадкам мусульман-турок. Около 1530 года они похитили с Корсики более тысячи человек, которых ждало в различных формах рабство в Северной Африке. Именно эта злополучная оттоманская угроза была одной из причин, заставлявшей корсиканцев постоянно носить оружие: эта привычка, иногда опасная, сохранилась у некоторых их потомков вплоть до наших дней, и о последствиях этого можно догадаться. Что касается турецкой опасности, то ее кульминация пришлась на осаду Бонифасио в 1553 году: тогда речь шла о крайне тяжелом испытании, когда жителям и жительницам этого города пришлось пострадать от «последних оскорблений» со стороны господина Драгю, оттоманского корсара самой жестокой закалки 4.

К опасности, исходившей от «магометанских» армад и корсаров того же сорта, чье вторжение старались не допустить башнями, возведенными вдоль всего побережья, так вот, к этой напасти добавились малярия и чума, особенно свирепствовавшая среди городского населения Бонифачо, опять среди них, чье количество эпидемия 1528 года сократила до такой маленькой цифры, как 2 000 или 2 500 жителей, и это количество практически не изменилось в следующие несколько десятилетий.

Малярия и чума не помешали, однако, установлению «достаточно прекрасного XVI века», по забавному выражению Мишеля Верже-Франчески. Контора банка Сен-Джорджио в роли правительства региона демонстрировала некоторую снисходительность в сборе налогов, за что она отвечала. Также она старалась, в добрых генуэзских традициях, проводить колонизацию, размещая в стране многие семьи, среди которых были и предки Бонапартов. Казалось, что это было разумное процветание острова, по образцу, плюс ко всему смягченному, того, что происходило в Италии и в Провансе в эпоху Ренессанса. Строительство школ, приютов, крепостей, городских укреплений, башен, церквей, капелл, множащиеся произведения искусства всех видов, от скульптур до дарохранительниц, а также крестильных купелей и заалтарных композиций. От такого бурного развития религиозного искусства не отставала и интеллектуальная культура: грамотность на Корсике была достаточно широко распространена, в том числе среди священнослужителей, охотно существовавших в незаконных браках.

Совпал ли жизненный путь знаменитого Сампьеро Корсо, также жившего в эпоху Возрождения, с началом корсиканского национального самосознания по отношению к «объединяющим» началам с континента, идущим как из далеких, так и из близких земель? Было бы слишком смело так говорить. В XVI веке остров состоял все еще из нескольких частей, точнее из четырех. Генуэзские подданные владели поликультурой мелких фермеров, с преобладанием виноделия, на мысе Корсика. «Демократические» (или псевдодемократические) сообщества, в частности, в центре острова, терпели двойственное иго капралов. Юг оставался феодальным. Генуэзская талассократия держала в своей власти крепости и колонии на побережье, такие как Бастия, Кальви, Сен-Флоран, Аяччо, Бонифачо, Порто-Веккио 5. На Корсике говорили по-генуэзски в крепостях и на диалектах в других местах, писали там по-тоскански (когда что-то сочиняли). То есть было три языка, не считая латыни. Кто мог объединить все это в союз? Известный искатель приключений, кондотьер Сампьеро Корсо был достаточно невысокого происхождения и воевал в Италии за Медичи, а затем в интересах французов. Если бы представился случай, он бы продался туркам или самому дьяволу. Он вступил в неравный брак с Ванниной, дочерью Франческо д'Орнано, происходившей из знатного рода, и убил ее, как только получил благодаря ей необходимое ему почетное положение. Сампьеро «работал» на Францию Генриха II, когда французы в 1553 году, опираясь на помощь турок, высадили военные отряды на Корсике. Было ли это первым завоеванием острова со стороны королевства? Было бы слишком смело так говорить. Оно предвосхищало на два века окончательное получение этой земли Шуазёлем (1768-1769). Говоря о XVI веке, нужно сказать, что первое присоединение Корсики к капетингским землям продлилось не более семи лет (1553-1559); оно позволило королю из династии Валуа сделать так, чтобы на местах прижился «крючкотворский» институт интендантства, у которого было большое будущее, в лице некоего Панисса из Монпелье. Потерпев поражение при Сен-Кантен, Франция затем отказывается в 1559 году в договоре Като-Камбрези от Корсики и Пьемонта, чтобы в большей степени сосредоточиться на недавно приобретенных на севере и востоке Меце и Кале. Внезапное появление немецких протестантских принцев предоставляло, на самом деле, возможность соблазнительного союза для французов; из-за этого отошел на задний план «итальянский мираж», столь дорогой для Валуа начала XVI века. Сампьеро вследствие этого пользовался слабой поддержкой со стороны Екатерины Медичи. Он вновь решился попытать счастья на острове. В 1567 году он погиб там мученической смертью от рук своих генуэзских врагов. При жизни он выражал по отношению к острову Корсика, своей «родине», горячую привязанность. Его сын Альфонс взял фамилию матери д'Орнано и нашел убежище во Франции, где прославились его потомки. Эпопея (или безрассудное предприятие?) Сампьеро подчеркнуло также таланты воинов и наемников, собравшихся вокруг него. С другой стороны, углубилась пропасть непонимания, разделившая генуэзцев, силой вернувших себе свои позиции начиная с 1569 года, и некоторых людей на острове, случайно оказавшихся на стороне великого королевства Септентриона, которому отныне перестала доверять лигурийская метрополия, подогреваемая колониальной войной. Не здесь ли начинается с точки зрения доминирующей силы проблематика «антикорсиканского расизма»?

Цитируется по изд.: Ле Руа Ладюри Э. История регионов Франции. Периферийные регионы Франции от истоков до наших дней. М., 2005, с. 182-191.

Примечания

* Империю (лат.).

1. Суровость корсиканской вендетты объясняется также изначально (согласно исследованиям англо-саксонских историков) тем фактом или поверьем, что душа умершего (душа жертвы), постоянно блуждающая и присутствующая, нуждается в отмщении и даже его требует.

2. Serpentini A.-L. Bonifacioio Ajaccio. La Marge, 1995.

3. Veigi-Franceschi M. Histoire de Corse, 2 vol. P.: ed.: Du F61in, 1996. Vol. L

4. Serpentini A.-L. Op. cit.

5. Antonetti P. Histoire de la Corse. P.: Laffont, 1983. P. 216.