Ярославль (Воронин, 1945)

Ярославль. Церковь Ильи-Пророка.

Тихая извилистая Которосль долго плутает лугами, прежде чем слиться с Волгой. В устье она вырезывает высокий береговой мыс. С него видны голубеющие дали Заволжья и широкая лента Волги, уходящая плавным изгибом к горизонту. Этот мыс — Стрелка — место древнейшего поселения человека на территории современного Ярославля. Здесь раскопками были обнаружены культурные остатки середины первого тысячелетия до нашей эры. Красочная легенда, сохраненная народной памятью, рассказывает об этом древнем поселении, называвшемся якобы «Медвежьим углом» и почитавшем священного зверя — медведя. Этот культ дожил здесь до XI века, когда князь Ярослав Мудрый, усмиряя потрясавшее Поволжье восстание язычников—смердов, покорил и древнее селище на устье Которосли, зарубил священного медведя, и в 1024 году основал рядом с «Медвежьим углом» княжескую крепость. На Стрелку легло кольцо укреплений феодального Ярославля.

В 1218 году город стал центром самостоятельного княжества. Сын великого Всеволода III, ростовский князь Константин, стремился в украшении своих городов подражать, роскошным постройкам Владимира. Княжеские зодчие воздвигли здесь первые каменные храмы — Успения (1215 г.) и Спаса (1216 г.). Эти древнейшие постройки города были очень эффектны: стены из желтовато-красного кирпича были украшены резными из белого камня рельефами и тесаными деталями. В Ярославском музее хранятся найденные при раскопках фрагменты этих украшений: резная львиная маска, обломки капителей и профилей. Строители не только прекрасно владели искусством белокаменной резьбы, прославившей владимирских зодчих, но были широко знакомы с художественным опытом других княжеств, в частности, Черниговского. Внутри храмов были цветные майоликовые полы и богатая фресковая роспись.

Расцвет города был прерван татарским нашествием. Ярославль был сожжен. Но его культура и искусство не умерли: город снова отстраивается, его разросшийся посад ограждается новой стеной Земляного города, в Кремле строятся богатые живописные хоромы ярославских князей с рублеными вышками теремов и сеней, висячим переходом между дворцом и собором. От начала XIV века сохранился прекрасный документ художественной культуры Ярославля — пергаментное евангелие, написанное в память князя Федора Ростиславича Черного; роскошная выходная миниатюра изображает святого воина Федора Стратилата в золотых латах с тонким копьем и красным щитом, украшенным гербом владимирских князей — хищным барсом.

Еще в 1262 году ярославские горожане поддержали охватившее северо-восток восстание против татар. В дальнейшем Ярославль неизменно тянулся к Москве, помогая московским князьям растить силы для борьбы с татарами; ярославские дружины сражались с ордами Мамая на Куликовом поле. Поэтому Ярославль вошел без борьбы и крови в 1463 году в состав Московского государства.

Ярославль. Церковь Иоанна Златоуста в Коровниках.

Московские князья дорожили богатым и сильным волжским городом. После страшного пожара 1501 года они расширили и перестроили заново Успенский собор и окружили каменной крепостной стеной обновленный храм Спасского монастыря (1516— 1536 гг.) и монастырские здания. Монастырь стал крупным культурным центром; в его богатой библиотеке сохранилась до конца XVIII века рукопись великого памятника русской литературы XII века «Слова о полку Игореве». Рядом с Ярославлем лежала усадьба князя Андрея Курбского, известного автора переписки с Грозным, и вотчина боярина Фомы Колычева — будущего русского митрополита Филиппа. Развитие торговли с Западной Европой сделало в середине XVI века Ярославль крупнейшим торговым городом России. Расположенный на скрещении оживленного пути от Москвы к портам Белого моря с великим путем восточной, торговли — Волгой, город быстро рос и богател. В памятные для России годы борьбы с иноземными врагами в начале XVII века из Ярославля шли народные полки на освобождение родины от захватчиков.

XVII столетие увенчивает историю Ярославля необычайным расцветом культуры и искусства. Неудержимо росло богатство города и ширилась его торговля; в нем насчитывали до 30 иностранных торговых контор, на рынке была лавка купцов из далекой Индии; мягкие цветные кожи и узорчатые изразцы распространялись из ярославских мастерских далеко за пределы города; развертывавшееся строительство ярославской торговой знати питало сказочный расцвет архитектуры и живописи.

Строительство ярославских купцов, как бы соревновавшихся друг с другом в постройке храмов, открывает богатый гость Надея Светешников. Построенная им в 1621 году церковь Николы еще проста и непритязательна, храм кроется на четыре ската, уподобляя «дом бога» жилищу горожанина. Строители трезво смотрят на огромную силу воздействия архитектуры: великолепный храм — не только щедрый дар божеству от накопленных сокровищ, но и средство монументальной пропаганды экономической мощи и возможностей строителя. Выходцы из среды рядовых горожан — именитые купцы Поволжья соединяли в себе любовь к жизнерадостной красочности народного искусства с стремлением подчеркнуть свой растущий социальный вес, свое сближение с царским двором и феодальной знатью. Поэтому в их постройках величественный пятиглавый храм сочетается в широком живописном ансамбле со светлыми папертями, крыльцами, стройными приделами и колокольнями, соединяя в ликующее целое строгое величие собора с прихотливой игрой форм народного зодчества.

Купцы Скрыпины, составившие свои огромные богатства на торговле драгоценными камнями и жемчугом, поставили в 1647— 1650 годах в центре города церковь Ильи-пророка (рис. 49); первоначально она была окружена оградой, вмещавшей кладовые для сокровищ именитого строителя, и, на первый взгляд, походила на монастырь. Вокруг было море деревянных жилищ горожан. Храм поднимался над ними на высоких подклетах, занятых складами и усыпальницей Скрыпиных; еще выше вздымалась стройная шатровая колокольня и увенчанный шатром придел. Части ансамбля располагались как бы в преднамеренной асимметрии, усиливавшей живописность и изысканную декоративность целого. Во внешней отделке храма изразцы заменялись резными из белого камня ажурными медальонами; его стены внутри покрыл ковром фресок (1680—1681 гг.) живописец Гурий Никитин, работавший в царских соборах Московского Кремля.

Одновременно со Скрыпиными, в 1649—1654 годах купцы Неждановские строили храм Иоанна Златоуста в Коровниковской слободе за Которослью (рис. 50). С той же поразительной, изобретательностью мастера объединили в своей постройке нарядность и строгость, величие с жизнерадостной четкостью композиции. На белом фоне стен четко прорисовывались красные кирпичные тяги и декоративные наличники, красочное изразцовое панно охватывало окно алтаря Выдвинутые вперед открытые крыльца с остроконечными фронтонами как бы стремились навстречу богомольцу, маня его в полутень опоясывающих храм открытых галерей. Пятиглавый массив собора с симметричными шатровыми приделами был подчеркнуто строг, и, как бы противореча его спокойствию, поодаль от храма стремилась к небу стройная тридцативосьмиметровая колокольня. Вместе с теплым храмом Коровниковская церковь образовала, подобно Ильинской церкви, живописный ансамбль, органически связанный с природой и средой городской застройки.

Та же мысль о прочной связи храма с миром, с землей еще ярче сказалась в церкви Николы Мокрого (1665—1672 гг.): ее крыльца, соединенные с храмом крытыми переходами, выходили на дорогу; сверкающая зеленая глазурь фасадных изразцов крылец и черепицы кровель как бы отражала изумрудную луговину, на которой стоял храм (рис. 51).

Вершиной искусства ярославских зодчих был храм Иоанна Предтечи в Толчкове, ремесленном предместье Ярославля. Церковь была выстроена в 1671 —1687 годах на мирские средства: деньги, товары, земля, драгоценные камни записывались в книгу пожертвований; для выделки причудливого лекального кирпича были созданы заводы. По своей композиции Толчковский храм был близок церкви в Коровниках, но вместо шатров приделы были увенчаны сочными группами луковичных глав, превратившими здание в пятнадцатиглавую церковь; рядом с ней вздымалась ажурная многоярусная колокольня. Зодчие испещрили поверхность стен храма дробным узором колонок, изразцов, фигурными деталями из лекального кирпича; раскраска алтарей подражала кладке из граненых камней (рис. 52). Любовная рука художника не оставила без внимания ни одной детали — все было превращено в произведения искусства. Орнаментальному мастерству кузнецов вторили резчики по дереву. Народная любовь к красоте и украшенности мира и вещи была выявлена в Толчковскои церкви с предельной полнотой. Архитектура храма резки отступала от феодальной строгости и сухости выражении предшествующего времени и превращалась в ликующую симфонию народной художественной фантазии.

По тому же пути шли ярославские художники, украшавшие живописью стены храмов. Толчковская роспись кисти Дмитрия Герасимова и его мастеров, исполненная в одно лето, занимает одно из первых мест в мировой монументальной живописи по количеству изображенных сюжетов и фигур, по обширности и сложности содержания. Столь же многосложной была роспись церкви Ильи-пророка.

Интерес к житейской повествовательности и занимательности характеризует ярославские росписи. Их авторы были увлекательными рассказчиками и одаренными богатейшей изобразительной фантазией художниками, неистощимыми в создании новых тем и сюжетов. В папертях, где отдыхали богомольцы, живописцы развертывали перед их глазами красочные сюиты назидательных новелл, поучительных и сложных аллегорий, поясненных надписями и сдобренных чувством народного юмора. На ярко освещенных стенах храма размещались в несколько ярусов изображения евангельских событий, притч, деяний апостолов и церковных праздников. Живой оптимистический дух ярославских художников оживлял своим горячим прикосновением и эти канонические темы, переводя на язык общепонятных образов священные сюжеты: пророк Елисей шел по золотистому полю ржи среди русских жниц с серпами (рис. 53). Каин пахал землю на белой лошадке, впряженной в русскую соху, библейские герои выступали в богатых русских одеждах, Иродиада плыла в русской пляске в тяжелом русском сарафане, на пиршественных столах красовались пышные калачи и русская посуда. Обилие выхваченных из жизни реалистических деталей лишало церковные сюжеты их догматической отвлеченности, сближая язык живописи с языком народных сказок; ее звонкая красочность придавала даже мрачным сюжетам радостную напряженность. В руках ярославских художников уже были привозные гравюры, знакомившие их с произведениями реалистического искусства Запада. Они осмеливались изобразить в росписи обнаженное женское тело, с увлечением воплощали на стенах храма лирическую символику «Песни песней», но не покидали привычных изобразительных методов с условной трактовкой движения, обратной перспективой и плоскостностью рисунка. Оставаясь в рамках старых изобразительных приемов, ярославцы внесли в церковную живопись столь мощную струю жизнеутверждающего народного оптимизма и интереса к реальным вещам окружающего мира, что церковная роспись теряла свою культовую ограниченность и становилась народным искусством, прокладывавшим дорогу реализму XVIII века.

Цитируется по изд.: Воронин Н.Н. Древнерусские города. Л., 1945, с. 79-83.