Россия перед 1812 годом: отношения с Францией и французские интересы

Россия перед 1812 годом: отношения с Францией и французские интересы

Дипломатическая и, шире, политическая история франко-русских отношений при Наполеоне превосходно выяснена трудами и изданиями и русских, и французских источников, вел. кн. Николая Михайловича, Н. К. Шильдера, Вандаля, Сореля, в последнее время Шюке, Дрио.

Несравненно менее исследована история экономических отношений между обеими странами в ту же эпоху. На дальнейших страницах читатель найдет уяснение того, как отражались события наполеоновского царствования на торгово-промышленных интересах, которые имели французы в России, и как в свою очередь эти интересы могли влиять и влияли на отношения между обеими империями. Неизданные документы французского происхождения помогут разобраться в этом не затронутом исторической наукой вопросе, и для общей темы моего исследования о судьбах французской промышленности при Наполеоне того, что могут дать эти документы, достаточно. Нечего и говорить, что другая проблема, обширная и заманчивая, которой я здесь не задаюсь, проблема выяснения во всей полноте экономического состояния России в эпоху континентальной блокады, потребовала бы привлечения, кроме этих французских, документов еще и русских (и в несравненно большем количестве, ибо и вопросы были бы гораздо разнообразнее). К слову скажу, что в библиотеке Ученого комитета министерства финансов этих документов нет 1. Существуют ли такие документы? И если существуют, то где они? Сколько их? На все это, может быть, со временем представят ответ издания «Сборника Русского исторического общества» (редакция которого уже начала давать массу ценного, относящегося к этой эпохе) и исследования русских историков.

Думаю во всяком случае, что и для подобной будущей специальной работы о России могут оказаться отчасти небесполезными те сведения, которые дали французские документы мне, хотя я и задавался иной задачей.

Кроме неизданных документов Национального архива в Париже и кое-каких указаний документов лондонского Becord Office, я привлек и печатные источники: кроме наполеоновской «Correspondance» (официальное издание и дополнительное издание Lecestre'a), еще капитальное издание донесений Коленкура, выпущенное в свет вел. кн. Николаем Михайловичем. Кое-какие брошюры Британского музея, воспоминания Савари (герцога Ровиго) и т. п. отмечены полными ссылками в тексте.

Я уже имел случай указать (в реферате, читанном в СПб. Историческом обществе в октябре 1910 г.), что еще при старом режиме, в министерство Калонна, во Франции проявлялось живейшее стремление завязать с Россией тесные торговые связи и хоть отчасти вытеснить на русском рынке англичан. Договор 1786 г. с Россией должен был, по мысли Калонна, содействовать этому. Но события все изменили. В 1793 г. указом императрицы Екатерины были окончательно и безусловно порваны все сношения с революционной Францией, и торговля между обеими странами оборвалась. Когда в 1800 г. между императором Павлом и первым консулом, генералом Бонапартом, завязалась переписка, начались дружественные отношения, и в обществе стали поговаривать даже о предстоящем франко-русском союзе, то сейчас же оживились и надежды французских промышленников. Смерть Павла и вступление на русский престол нового монарха не сразу подкосили эти надежды.

Первому консулу постоянно подавались докладные записки и мемуары о русско-французских торговых отношениях, и всегда основной мотив этих записок был один: французы должны отстранить англичан и голландцев: первых — как прямых врагов и конкурентов, вторых — как очень убыточных и дорогих торговых комиссионеров и судохозяев, и начать непосредственную и оживленную торговлю с Северной империей 2. И возобновление в 1802 г. старого торгового договора 1786 г. (действие которого было прервано в течение девяти лет после указа 1793 г.) казалось предвестием лучших дней, предвестием успешной борьбы с англичанами.

Укрепиться на русском рынке значит прежде всего довести до «отчаяния» англичан 3. Торговля с Россией — абсолютная необходимость для Франции и в смысле получения сырья, без которого совершенно нельзя обойтись, и в смысле возможности колоссального расширения сбыта своих фабрикатов. Но английское владычество на морях делало надежды на установление непосредственного торгового обмена между Францией и Россией весьма проблематичным. В Петербург (и Кронштадт) за 1802 г. прибыло всего 986 торговых судов, и из них английских — 477, а французских — всего пять, по французским же данным 4. Весь вывоз из петербургского порта в 1802 г. был равен 30 695 561 рублю, причем русские вывезли на 11787 546 рублей, англичане — на 17 741211 рублей, а французы— на 567 475 рублей. Что касается ввоза в этот порт, то (в том же 1802 г.) он был равен 23 247 834 рублям. Из них на 14 408 892 рубля ввезли русские же купцы, на 8 365 854 рубля — англичане и всего на 60 781 рубль — французы 5.

Вообще людям, близко принимавшим к сердцу торговые интересы Франции, хотелось в эти годы верить в то, что полная гармония интересов существует между Наполеоном и Александром и что поэтому перед французской торговой предприимчивостью открывается необозримое поприще для конкуренции с англичанами 6.

В частности, нужно отметить, что в эти годы с особенно большими упованиями смотрели французские промышленники, судохозяева и купцы на русские берега Черного моря, еще девственные, только приобщавшиеся к экономической деятельности. В первые годы Консульства, пока еще можно было мечтать «о благосклонном отношении императора Александра», французский коммерческий мир с большой радостью смотрел на внезапный рост Одессы 7, но и тут французы с раздражением отмечали упорное и непосильное для них соперничество англичан 8.

С 1803 г., а в особенности с 1804 г., отношения между обеими державами стали изменяться к худшему, а в 1805 г. вспыхнула война, кончившаяся Аустерлицем. В 1806 г. первая половина года прошла в тревожных ожиданиях новой грандиозной европейской войны, а во вторую половину этого года Наполеон разгромил Пруссию, занял Варшаву, и произошла битва с русскими войсками при Пултуске. Война затягивалась и тяжело отражалась на интересах французской промышленности: не только разорение Пруссии, не только тяжкое положение Лейпцига и ганзейских городов, но и утрата русского рынка — вот что озабочивает французских промышленников. И любопытно отметить, что впервые за все царствование Наполеона именно эта война, война 1806—1807 гг., повлекла за собой полную утрату русского рынка.

Министр внутренних дел (Шампаньи) ответил в апреле 1806 г. Лионской торговой палате; жаловавшейся на стеснения, которые испытывает французская торговля с Россией, что пока мир не заключен, ничего сделать нельзя, но что это будет принято во внимание в момент заключения мира с Россией 9.

До 1806 г., как констатируют заслуживающие доверия документы, ни разу во время войн России с Францией торговые сношения между этими странами не прерывались: они продолжались при посредстве ганзейских городов 10. Теперь ганзейские города попали во власть Наполеона, морская торговля прервана и, в частности, прервано сообщение между Гамбургом и Кронштадтом, Гамбургом и Прибалтийским краем. Лионская торговая палата, побуждаемая не только фабрикантами шелковых материй, но и «всеми гражданами» Лиона, докладывает в декабре 1806 г., что вследствие прекращения сношений с Россией положение города становится «все более и более критическим» 11. Она посылает в Париж (в министерство) доклад для представления императору, где в самых мрачных красках описывает экономическое положение Лиона и всей округи. Они извиняются, что нарушают общую радость, вызванную «невероятными успехами его величества» в прусской войне, но оправдываются грозящими городу бедствиями.

Потребление как колониальных продуктов, так и вообще сведено до минимума. Сбыт мануфактурных товаров крайне уменьшился вследствие прекращения заказов из России и из Германии. Грозит беда — усиленная эмиграция рабочих из города, беда, трудно поправимая (вследствие технической выучки, которая требуется особенно в шелковой промышленности). Будущее мрачно еще и потому, что война теперь (в декабре 1806 г.) ведется у самых границ России: если война перейдет на русскую территорию, то курс русских денег еще больше падет, а между тем русские должны лионским негоциантам от 10 до 12 миллионов франков. Они просят у Наполеона субсидий, просят казенных заказов, а больше всего просят 12, чтобы он не разорял лейпцигской торговли, так как через Лейпциг идет «от 1/2 до 5/8» всего количества вывозимых через Германию лионских мануфактурных товаров; и чтобы не было помех при передвижении торговых обозов от Лейпцига на Берлин и Кенигсберг (ибо из Кенигсберга товары идут дальше, через Митаву и Ригу, в Петербург) и от Лейпцига же на Бреславль и Варшаву (так как дальше товары идут через Гродно и Смоленск в Москву). Конечно, от Лейпцига эти товары везли в Россию уже немцы, поляки, отчасти сами русские, но дорога как к Варшаве, так и к Бреславлю была уже к концу 1806 г. в руках Наполеона, и лионские купцы были непосредственно заинтересованы в том, чтобы император не останавливал этого торгового движения от Лейпцига к востоку и к северо-востоку.

Что прямой торговли между Лионом и Россией нет, это вполне категорически подтверждает и Dubois, очень сведущий человек, долгое время при Директории управлявший торгово-промышленным и земледельческим отделом во французском министерстве внутренних дел. По его словам, лионский товар ждет в Россию через ганзейские города и через Лейпциг и Кенигсберг 13. Но чем ожесточеннее становилась морская война, тем меньшей оказывалась торговая роль ганзейских городов и тем исключительнее роль сухопутья.

Итак (это подтверждает в другой бумаге и министр внутренних дел в докладе Наполеону), сухим путем французские товары шли обычно в обе русские столицы по таким маршрутам: в Петербург — через Берлин, Кенигсберг, Митаву и Ригу; в Москву — через Бреславль, Варшаву, Гродно и Смоленск 14. Эти дороги на немецком своем протяжении находятся (в 1806 г.) в области военных действий.

Мало того. Французские промышленники боятся еще, что в ответ на беспощадный образ действий Наполеона в Германии Россия может прибегнуть к соответствующим репрессалиям. Ужасным ответом на конфискацию английских товаров Наполеоном в германских странах может, как опасаются этого французские промышленники, стать конфискация французских товаров Россией 15. Промышленники, умоляющие Наполеона пощадить Лейпциг и Гамбург, через которые идут их товары в Россию, настаивают, что общая сумма ввоза французских товаров в Россию ежегодно равна 80—90 миллионам франков, а нужно считать, что из этой цифры на долю лионских шелковых фабрик приходится 25 миллионов 16. Между тем они несколько месяцев уже ничего не получают из России, потому что сношения между Россией и Гамбургом прерваны, а до сих пор все денежные переводы из Петербурга во Францию шли через Гамбург.

На все эти почтительные жалобы и петиции Наполеон не обращал внимания, пока шла упорная военная борьба с Россией, зимой 1806/1807 г. и весной 1807 г.

Но вот настали июньские события 1807 г.: битва под Фридландом, Тильзитский мир, свидание и союз между Наполеоном и Александром. Надежды французских торгово-промышленных кругов сразу оживились. Позволительно было мечтать о заветной цели — вытеснении англичан, так как на этот раз франко-русская дружба повлекла за собой немедленное и логическое последствие: разрыв (но крайней мере видимый) русско-английских отношений.

Однако и на этот раз действительность не отвечала надеждам и ожиданиям французских торгово-промышленных кругов.

По словам императора Александра, Наполеон ему несколько раз говорил в 1807 г., что великим державам, если они хотят жить в мире, не следует иметь общих границ: за таможенными ссорами следуют пушечные выстрелы 17. Правда, и не имея общих границ, обе великие державы дошли до пушечных выстрелов, пройдя, между прочим, и через «таможенные ссоры».

Но пока, в 1807 г., будущее казалось безоблачно ясным. Мечтам и упованиям французских промышленников не было конца. Говорили не только об обеих русских столицах, главных до сих пор потребительницах французского экспорта, но и о новых рынках во владениях императора Александра.

После Тильзитского мира оживились надежды на Кавказ и на девственную Новороссию как на рынок сбыта. Оптимисты из французского торгово-промышленного мира стали усматривать прямую для себя выгоду в приобщении этих стран — путем завоевания Россией — к европейской культуре. L'introduction des besoins européens, распространение новых потребностей, вот что сулило промышленникам золотое дно 18.

Нечего и говорить, что самые радужные надежды выражали именно производители предметов роскоши. Лионская шелковая промышленность тоже могла, как надеялась Лионская торговая палата после Тильзита, найти себе прочный сбыт частью в отторгнутом от Пруссии Варшавском герцогстве, а главным образом теперь на старом рынке — в России 19.

Вообще когда во Франции в эти годы говорили о «северных рынках», то по существу дело шло только о России. На Швецию и Польшу в этом отношении больших надежд не возлагалось.

21 января 1810 г. Наполеоном был ратификован мирный договор между Францией и Швецией. Восьмая статья договора предвидела возможность заключения торгового трактата между двумя странами, и в министерстве внутренних дел даже начаты были подготовительные работы в этом направлении. Но события ближайших лет, неприязненные отношения между Бернадоттом и Наполеоном, тесное сближение Бернадотта с Александром I, войны 1812—1814 годов — все это свело к нулю какиебы то ни было попытки торгового сближения обеих стран. Да и до войны 1809 г. торговля между Францией и Швецией находилась в глубоком упадке как вследствие того, что море былово власти англичан, так и потому, что Франция не могла более снабжать, как прежде, скандинавские страны колониальными товарами (даже если бы доступ на полуостров был возможен), потому что сама лишена была колониального привоза 20.

Такой рынок, как великое герцогство Варшавское, сам по себе тоже не был и не мог быть большим подспорьем для французской промышленности. Во-первых, покупательная способность населения страшно пала: сбыт хлеба в Германию и по Балтийскому морю — в Голландию и Англию, составлявший «богатство края вплоть до французского завоевания и континентальной блокады, сократился до ничтожной величины. В Голландии из польского ячменя гнали водку; теперь и ячмень стало почти невозможно провезти по морю, и требовать его в Голландию тоже перестали из-за упадка водочных заводов в Голландии, упадка, обусловленного конкуренцией французских водок. К 1810 г. ячмень, например, подешевел в Варшавском герцогстве втрое сравнительно с 1808 г., пшеница — вдвое. Не мудрено поэтому, что именно со времени французского завоевания сбыт французских вин в герцогстве сильно уменьшился, а в смысле сбыта текстильных товаров Франции отнюдь не удалось занять тут место, принадлежавшее при прусском владычестве Англии. Силезия и Саксония оказались «страшными конкурентами» Франции, так как они доставляли более дешевый товар.

Нечего и говорить, что именно Саксония ввозит в великое герцогство Варшавское массу металлургического товара. Тут, конечно, и речи не может быть о французской конкуренции. Вообще дело с французским сбытом обстоит настолько неутешительно, что французский представитель высказывает лишь робкое упование на лицеяции, которые могут облегчить морскую доставку в герцогство (через Данциг) 21. Вообще считалось, что за бюджетный год 1808/1809 в герцогство Варшавское ввезено было товаров на51 098 044 гульдена, а вывезено на 17 358 162 гульдена. Но Франция вовсе не фигурирует в числе ввозящих стран 22.

Оставалась Россия. Но тут представлялись препятствия. Прежде всего бросались в глаза три препятствия: 1) скудость французских капиталов; 2) наличность некоторых стеснительных законоположений в России и 3) падение русского курса.

1. В глазах тогдашних знатоков состояния французской промышленности одним из главных, если даже не самым главным препятствием к промышленному процветанию Франции являлся недостаток капиталов, недостаток кредита 23; между прочим, именно этому обстоятельству приписывали слабость позиции французской торговли в России, с которой нельзя торговать иначе, как мирясь с долгосрочными кредитами 24.

Что для овладения русским рынком нужны огромные предварительные капиталы, это хорошо понимали французские промышленники. Но они надеялись на помощь казны.

Нужна фактория, вспомоществуемая французским правительством, нужно, чтобы император ассигновал на это 20 миллионов франков, нужно благоприятствовать соединенному действию французских торговых капиталов на севере Европы и в особенности в России, и только тогда можно надеяться заменить собой англичан, заполнить пустое место, которое осталось после их удаления в русской экономической жизни. Без деятельной и щедрой помощи французских капиталов для этого не хватит — вот что слышал Наполеон. И это даже в оптимистическом чаянии, что в самом деле Тильзитский мир изгнал англичан из России 25. Но Наполеон денег не дал.

2. Тогда представители торгово-промышленного мира заговорили о другом препятствии: о затрудняющих их деятельность русских законоположениях. Изменение этих законоположений они связывали с мыслью о заключении нового торгового договора с Россией.

Промышленники (не только лионские) и все купечество очень хотели, чтобы за Тильзитским миром последовало заключение торгового договора с Россией. Но Наполеон, вообще не любивший торговых договоров 26, как и всего, что сколько-нибудь и в каком бы то ни было отношении его связывало, и на этот раз отнесся холодно к этому общему желанию. И он приказывал Шампаньи ответить министру внутренних дел Крете (который довел до сведения Наполеона о просьбах, касающихся договора), что русско-французский торговый договор 31 декабря 1786 г., уничтоженный указом Екатерины в 1793 г., был восстановлен в 1801 г., но оба правительства оставили за собой право изменять его, смотря по обстоятельствам. И его величество считает очень важным сохранить за собой право воспрещать к ввозу те товары, которые найдет нужным воспретить, а потому и к России нельзя предъявлять никаких в этом смысле претензий 27. Но возможно обращаться к русскому двору с отдельными просьбами и т. д.

В самом начале 1808 г. Наполеон приказал петербургскому послу Коленкуру созвать совещание французских негоциантов, торгующих с Россией, чтобы узнать их нужды и пожелания. Совещание было собрано, и к 20 февраля старого стиля (3 марта нового стиля) 1808 г. изготовило докладную записку Коленкуру.

Французские купцы жаловались, что иностранные негоцианты в России — только временные гости (они даже поясняют слово «hôtes» русским словом «gasts»); они жаловались на стеснения всякого рода, которым подвергается иностранная торговля, на исключение иностранцев из внутренней торговли Империи и приурочение их лишь к пограничным и портовым городам. Все эти стеснения столь велики, что члены совещания задают риторический вопрос: «При подобных препятствиях какой благоразумный человек перенесет в эту страну с берегов Сены или Роны капиталы и промышленность?» 28. Но, по-видимому, они согласны великодушно пренебречь советами «благоразумия», ибо-не только не изъявляют намерения прекратить торговлю в России, но просят у своего правительства субсидий, а также устройства в Петербурге единой французской фактории, которая имела бы верховный надзор за французскими купцами, торгующими в России, брала бы на себя защиту их прав и интересов 29.

Французские купцы с самого заключения Тильзитского договора не перестают жаловаться, что к ним по-прежнему применяются суровые правила указа от 3 января 1807 г., изданного в разгаре военных действий 30, но сообразно со своим взглядом на торговые договоры вообще Наполеон полагал, что и без заключения общих формальных актов возможно будет избавиться от подобных частных неудобств и затруднений. И действительно, жалобы на этот дотильзитский указ более не слышны.

Французские купцы домогались еще учреждения коммерческого суда в Петербурге (и указывали при этом, что в Одессе уже существует подобный суд); права продавать ввозимые товары русским купцам всех гильдий, а не только одной первой гильдии 31; указаний топографического характера о сухопутных дорогах от Вислы к важнейшим русским городам, «так как море закрыто», и еще некоторых льгот и любезностей 32. Конечно, прежде всего они просили о пересмотре тарифа, но сами сомневались в успехе вследствие сопротивления со стороны русского правительства 33 и вследствие холодного отношения Наполеона к этому вопросу.

Не торопясь заключать торговый договор с Россией, Наполеон думал о других средствах, которые могли бы помочь французам овладеть русским рынком. Наполеон приказал (13 января 1808 г.) министрам финансов и внутренних дел озаботиться, чтобы в Петербурге завелись французские солидные торговые дома вместо «авантюристов», которые там пока действуют. Он утверждает при этом, что Россия желает оживления сношений с Францией и желает, чтобы «французская» колония начала конкурировать с английской 34.

Хотя на все вышеприведенные жалобы Наполеон не ответил заключением нового торгового договора с Россией, но на практике, по-видимому, были предприняты шаги, облегчившие для французских подданных торговую деятельность в России. Эта сторона дела исчезает из вида, никаких жалоб на стеснения от русских законов и их исполнителей больше не слышно.

3. Зато выступает на первый план третье и самое непреодолимое препятствие: страшное падение русского курса, падение, тесно связанное и с войнами 1805—1807 годов, и с присоединением России при заключении Тильзитского мира к континентальной блокаде.

Одно фатальное внутреннее противоречие тяготело над всеми комбинациями представителей французского торгово-промышленного мира, касавшимися торговли с Россией после Тильзитского мира: они возлагали все свои упования на дружбу Наполеона с Александром и на разрыв Александра с Англией, а между тем именно этот разрыв с Англией страшно понижал покупательную силу русского рынка, экономически угнетал русское землевладение, уменьшал количество звонкой монеты и если не разорял, то прибеднял именно те высшие слои русского общества, которые являлись главными потребителями французских провенансов.

Сбыт во Францию из России материалов, нужных для кораблестроения, был ничтожен и после Тильзитского мира: и англичане постоянно угрозой стояли на всех морях, и полный упадок французской морской торговли не поощрял к постройке торгового флота, и военный флот строился очень туго (а точнее, вовсе не строился), так как колоссальная сухопутная армия поглощала все 35.

Впрочем, французы склонны были еще и так смотреть, что отсутствие англичан может им позволить диктовать свои цены при покупке русских провенансов. Коленкур так и понимал дело: уничтожив торговлю англичан с Россией, французы будут иметь возможность покупать русские провенансы по произвольно низкой цене. В декабре 1810 г. шла речь о закупке двух тысяч штук мачтового леса в России для нужд французского флота. Коленкур спешит сообщить, что эта часть леса была конфискована у англичан, когда Россия им объявила войну (т. е. они уже купили этот лес в России, но не успели тогда его вывезти). А потому французское морское министерство может сделать «une excellente affaire», т. е. купить эти мачты за 50% их действительной стоимости 36.

Собственно, самым тягостным периодом для русской торговли был первый год союза с Наполеоном (июль 1807 — июль 1808 г.), когда русское правительство считало целесообразным в самом деле мешать англичанам в их сношениях с Империей 37. Наполеону докладывалось уже в конце 1808 г., что с июля 1807 г. (т. е. с Тильзитского мира) морская торговля на Балтийском море сведена к нулю; Рига, Петербург, Архангельск — в полнейшем торговом бездействии; русские продукты пали в цене за сокращением сбыта.

Англичане не могли простить России Тильзитского мира и в первую голову требовали восстановления прежнего торгового договора. Еще в 1807 г. в ответ на ноту Алопеуса (от 1 августа 1807 г.), объявлявшую о намерении России выступить посредницей в деле заключения мира между Францией и Англией, британский кабинет потребовал, как формулирует одна официального происхождения брошюра, сохранившаяся в Британском музее, «какого-либо доказательства» доброжелательного отношения императора Александра к Англии 38. А доказательство это, по предложению англичан, должно было состоять, («например») в возобновлении расторгнутого после Тильзита англо-русского торгового договора 39.

В английской публицистике в эпоху между Тильзитом и переходом Наполеона через Неман, в 1812 г., а в особенности между Тильзитом и Эрфуртским свиданием, не раз проповедовалось, что континентальная блокада бьет одним концом английских купцов, а другим — русских дворян, и последних даже больше, чем первых; и что поэтому будто бы молодой государь Александр I в опасности и ему грозит судьба Людовика XVI или Павла I и т. д. 40

 Этот мотив несколько раз встречался в том или ином виде в тогдашней английской публицистике. Торгующие дворяне в России (the trading nobles) тоже страдают (как и англичане — fellow-sufferers with ourselves), и даже больше англичан, — вот мысль, которая разрабатывается еще чаще, чем вышеуказанные алармистские мотивы и пророчества.

Когда французское министерство внутренних дел в начале 1808 г. захотело узнать, чем объясняется страшное падение русского рубля (так гибельно влиявшее на французскую торговлю в России), то ему ответили представители французской же торговли, что всему причиной прекращение английского экспорта из России и что средство помочь беде — прекратить морскую войну или дать России новый рынок для сбыта ее продуктов, который не уступал бы утерянному английскому 41.

К началу 1808 г. исчислялось (по данным французского правительства), что Франция сбывает в среднем ежегодно в Россию товаров на 45 миллионов франков. Из этой суммы Лион сбывает товаров на 20 миллионов, Париж — на 6 миллионов, Шампань и Бургонь (вин) — на 5 миллионов, рейнские промышленные провинции — на 5 миллионов (сукон), Бордо (вин) — на 2 миллиона; остальные 7 миллионов не приурочены к определенной местности. Наполеон интересовался, что нужно сделать, чтобы увеличить французский сбыт в России. Ему отвечали (министерство внутренних дел, со слов торговых палат Империи), что вследствие перерыва отношений между Россией и Англией русский курс страшно пал, что в конце декабря (1807 г.) русский рубль стоил от 40 до 50% своей номинальной цены, что без морской торговли, т. е. сбыта в Англию, Россия обойтись не может 42.

И однако французское правительство продолжало делать все от себя зависящее, чтобы во имя континентальной системы продолжать разорять русскую активную торговлю.

16 июля 1808 г. Коленкур доносит в Париж, что он делает в Петербурге представления и принимает меры, чтобы воспрепятствовать готовящейся продаже русской пеньки англичанам. Но вот воспрепятствовать английскому ввозу в Россию ему кажется, как он пишет, более затруднительным 43. И в Архангельск, и в черноморские порты, и даже в балтийские приходит ежедневно много подозрительных судов, привозящих английские товары. Другими словами, французский посол понял, что осуществлять континентальную блокаду в России можно, собственно, односторонне: мешая больше русским продавать свой товар англичанам, нежели препятствуя англичанам продавать свои товары русским. Получался абсурд: выходило, что посол Наполеона, союзника Александра, сидит в столице Александра, чтобы способствовать разорению русской торговли, а не английской. И Коленкур в самом деле делал дальнейшие умозаключения. 18 апреля 1810 г. он доносит Шампаньи о своем разговоре с Румянцевым, разговоре, который необычайно интересен (он тоже напечатан в издании вел. кн. Николая Михайловича) 44. Дело в том, что Коленкур обижен, почему генерал-губернатор новороссийский Ришелье высказывает мнение о необходимости облегчить всякого рода торговлю на Черном море и даже полагает, что это «единственный способ» доставить, процветание краю.

Что же? Коленкур не согласен с этим по существу? Не разделяет мнения Ришелье о торговле как источнике процветания и богатства для черноморских портов? — Ничуть не бывало: но ведь это «маленький местный интерес» (un petit intérêt local), и можно ли этому маленькому интересу жертвовать «успехом системы, направленной против Англии»? Коленкур даже сделал замечание Румянцеву в том смысле, что как это возможно, чтобы губернатор провинции заменял своими особыми мнениями мнения правительства?

Румянцев соглашался, что в самом деле Ришелье видит в покровительстве торговли единственное средство спасти край от разорения, но что император Александр «пожертвует всем», чтобы следовать «системе против Англии», и Коленкур успокаивает Шампаньи, уверяя, что император уже послал Ришелье соответствующие приказы 45. Коленкур еще настаивал, чтобы не пропускались корабли с колониальными товарами. Румянцев возразил: «Как воспрепятствовать потреблению сахара? Это теперь дело невозможное, я это сам видел во Франции: ни старания, ни настойчивость императора Наполеона не могут этому воспрепятствовать». Но и в этом Румянцев обещал принять меры, чтобы континентальная блокада не нарушалась.

Эти представления, разговоры, упреки повторялись не раз и не два. Отчеты о них чередуются в донесениях Коленкура с другими указаниями, с известиями о недовольстве среди торгового мира в России. «Сторонники Англии и коммерческий мир вообще — все сильно волнуются. Но правительство громко выражает намерение не менять (политику — Е. Т.) и показывает в этом отношении твердость принципов, которым оно следовало со времени Тильзита», — читаем мы в донесении от 20 апреля 1810 г. 46. Один раз Коленкур решается в донесении Наполеону (от 5 февраля 1810 г.) сделать открытие, что и торговля русская не страдает и помещики не страдают, а промышленность даже значительно возросла вследствие континентальной блокады 47; но эта придворно успокоительная выходка больше в его донесениях не повторяется; по крайней мере он уже не говорит, что торговля не страдает. Но относительно процветания русской промышленности Коленкур остался того же мнения вплоть до конца своей миссии в России. И в этом отношении он был отчасти прав 48. В марте 1811 г. он опять настаивает, что хотя русские и жалуются на дороговизну предметов роскоши, на падение курса, но что промышленность в России развивается: основалось много суконных, шелковых, прядильных фабрик; богатые помещики выписывают иностранных рабочих, которые обучают русских рабочих. Открылись также и свекло-сахарные заводы, умножаются винокуренные и водочные заводы 49.

Но если допустить, что промышленность в России, как и во Франции, и в Саксонии, и в Швейцарии, и в герцогстве Берг, и в других местах, могла иметь выгоду от сокращения английского сбыта, то ни внешняя торговля в России, ни зависевший от этой торговли курс рубля все-таки не поправлялись. Власти в Париже ломали себе голову над тем, как бы избавить французских контрагентов России от неблагоприятных последствий этой финансовой конъюнктуры.

Французское правительство полагало вообще, что, вывозя из России натурой плату за французские ввозимые товары, можно «свести к нулю невыгоды» шаткого курса русского рубля. С другой стороны, главным потребителем русских товаров (прежде всего строительных материалов) являлось само же французское правительство 50, значит, оно и могло бы существенно помочь французским импортерам, уплачивая им, что приходится, франками. Весь вопрос сводился (в теории) к тому, как бы русские товары возможно было заполучить. Сухим путем перевозить их вследствие громоздкости и дороговизны путевых расходов было почти немыслимо. Тут большие надежды явились, когда ганзейские города и Голландия были присоединены Наполеоном к Империи 51, но эти надежды не исполнились. Как было сказано выше, французский флот в это время не строился, а потому и строевой лес, и пенька, и т. п. не были нужны в особенно больших количествах.

Было ли для Наполеона тайной, что континентальная блокада разоряет в России именно потребителя французских товаров? Нет, он это знал. Французское правительство отлично понимало 52, что Россия должна иметь сбыт своих продуктов, что без торговли с Англией ей не прожить, что если отнять у нее морскую торговлю, то почти никакой у нее и не останется, по крайней мере в таких размерах, чтобы сохранился курс рубля, чтобы избежать финансовых потрясений 53. Что же делать? И вот министерство внутренних дел фантазирует на тему, как бы «отчасти заставить Россию забыть большую для нее пользу торговых сношений с Англией»; сделать же это можно так: пусть Франция закупит у России в больших количествах разные сырые продукты, особенно все, что нужно для судостроения, сделать это должно само государство за казенный счет.

Вообще, не желая бороться с причиной, потому что этой причиной расстройства русских экономических дел была именно континентальная блокада, т. е. основная пружина всей наполеоновской политики, французский император пытался бороться с последствиями, поскольку эти последствия вредили французским торговым интересам.

13 января 1808 г. Наполеон продиктовал раздраженную Note, которую велел направить разом в два своих министерства: внутренних дел и финансов 54. Император рубил гордиев узел, требуя установления своеобразной меновой торговли с Россией. Именно, либо покупая в России товар («мачту»), за эту мачту покупатель будет платить в Париже франками 55; или же кредиторы русских (например, «негоцианты Лиона и Парижа») будут покупать в России товары, нужные французской казне (за имеющиеся у них русские векселя), а французская казна будет уплачивать им в Париже 56.

Но положение все ухудшалось, и безнадежность его становилась особенно ясной еще и потому, что при всем желании Наполеон не мог сколько-нибудь вознаградить русских экспортеров, лишившихся английского сбыта.

Блокада французских портов англичанами сильно подорвала прежде всего русский импорт во Францию, ибо все главные статьи этого импорта были таковы, что вследствие громоздкости товаров (прежде всего строевой лес и т. п.), повторяю, немыслимо было перевозить их сухим путем: издержки за доставку до места были бы слишком огромны 57. Значит, все эти проекты меновой торговли фактически должны были свестись к нулю.

Вот одна из причин, почему все эти планы нейтрализации для французской промышленности вредных последствий угнетенного состояния русского рынка так и остались планами.

Почти год прошел после Тильзита, а вся французская промышленность не могла извлечь сколько-нибудь ощутительных результатов из перемены, наступившей во франко-русских отношениях. Во-первых, пошлина на шелковые товары ничуть не уменьшена; во-вторых, англичане, с которыми Россия якобы в войне, продолжают торговать во владениях императора Александра и даже платят будто бы пошлины в меньшем размере, чем французы. Таким образом, «неумолимые враги французской промышленности», англичане, по-прежнему не дают французам хода в России. Французские промышленники просят о давлении, которое может оказать Наполеон, чтобы отнять наконец у англичан русский рынок 58.

Но Эрфуртское свидание, имевшее видимость подкрепления франко-русского союза, на самом же деле бывшее началом охлаждения отношений между обоими императорами, не помогло делу, и жалобы на тайную торговлю России с англичанами учащаются.

И притом если можно было из Парижа следить за Кронштадтом и Ригой, за Архангельском и Петербургом, то уследить за Черным морем было труднее.

Очень сильно способствовавший расцвету Одессы транзит левантийского хлопка (через русскую Польшу на Вену) обогащал Одессу, но не делал хлопок дешевле для французов, ибо дорога была очень недешева и продолжительна (только от Вены до Парижа хлопок шел около 55 дней). За один только август 1808 г., по показанию современника, через Одессу прошло около 50 тысяч кип хлопка, а это было время уже неблагоприятное. Но в то же время французское правительство знало, что та же Одесса торгует, несмотря на русско-турецкую

войну, и с Константинополем, и с Мальтой, т. е. с англичанами и там, и тут 59.

Дорога из Одессы через Броды на Вену и Саксонию вытеснила в годы континентальной блокады прежние пути, какими хлопок доставлялся саксонским бумагопрядильням 60.

О роли Одессы и прикарпатского местечка Броды как передаточных пунктов, через которые шли вообще колониальные товары в Вену и дальше распространялись по Германии, говорит также Кениг в своей (указанной во введении) книге о саксонской хлопчатобумажной промышленности 61. Ришелье, как мы видели выше, отнюдь не желал разорять Одессу во имя континентальной блокады.

Но, впрочем, подозрительные взоры Наполеона были устремлены не столько на далекое Черноморье, сколько на Балтийское и отчасти Белое моря.

Между тем с конца 1809 г., после нового разгрома Австрии, после окончательного, казалось, и безусловного упрочения беспримерного могущества Наполеона, английская контрабанда стала в путях своих все более и более направляться к северу, к Балтийскому морю и Финскому заливу.

Что британские торговые пути должны будут по мере успехов Наполеона отодвигаться все севернее и севернее, что Северное и Балтийское моря должны будут неминуемо в этом смысле приобрести огромное значение, это было понято еще тогда, когда блокада не была даже и провозглашена и когда еще ни Австрия, ни Пруссия не подверглись разгрому. И английские авторы указывали не только на огромную выгоду для Англии, но и на большую еще выгоду для северных стран от таких сношений. Дорога в Швейцарию, Австрию, Италию, Турцию пойдет из Лондона через Петербург и Данциг, и Петербургу, и Данцигу она будет еще нужнее, чем Лондону. Такие мысли встречаются уже с 1804—1805 годы 62. Но Данциг с 1806— 1807 гг. был под пятой Наполеона, наполеоновские таможенные чиновники хозяйничали там, как дома. Англичанам оставалось устремить взоры свои на русское побережье.

В конце ноября 1809 г. французские негоцианты братья Raimbert, живущие в Петербурге (и запрошенные французским министром внутренних дел), констатируют, что французские товары нисколько не вытеснили английские на русском рынке, что англичане сбывают огромное количество ситцев и других текстильных товаров в России, что французские товары дороже английских, и сухой путь, которым они идут в Россию, еще более их удорожает 63.

И с каждым годом английский контрабандный ввоз в Россию усиливается, и сообразно с этим нарастает раздражение Наполеона.

Летом 1810 г. разнесся слух, что в Англии неурожай, что Англии грозит голод, что американского подвоза не будет. Французское правительство надеялось, что его северные «союзники» помогут ему особенно крутым исполнением предписаний блокады поставить Англию лицом к лицу с призраком голода 64.

Но никакого обострения мер со стороны русского правительства не последовало. И в следующем году сам Наполеон иначе посмотрел на вопрос о неурожае в Англии (ср. стр. 361).

Со всех сторон доносят французским министрам, а те докладывают Наполеону об истине, которую он и без них хорошо. знает.

Существеннее всего, чтобы «Пруссия и Россия воспретили» (англичанам — Е. Т.) доступ к своим берегам с той же суровостью, с какой это будет делаться относительно других берегов; Балтийского моря под надзором Франции». Иначе контрабанда будет проникать в Германию «из глубины России» 65, и уже русские повозки привозят на лейпцигскую ярмарку английские колониальные продукты и английские фабрикаты.

Император Александр, которому Коленкур указал, что на последнюю (осеннюю 1810 г.) лейпцигскую ярмарку было доставлено большое количество английских товаров на русских повозках, решительно это отрицал. Коленкур указывал, что колониальные товары стоят в России недорого, и это доказывает, что существует английский ввоз. Император возразил, что зато низкий курс русских денег доказывает, что Россия мало вывозит 66. Коленкур решился даже полюбопытствовать, как именно в России будут удостоверяться, что привезенный товар — американский, а не английский. Император ответил, что всякий — хозяин у себя («que chacun était maître chez soi»), и дал понять, что это не дело Коленкура 67.

5 ноября 1810 г. министр иностранных дел (Шампаньи, герцог де Кадор) представил Наполеону доклад, в котором резюмировались ответы европейских держав касательно нейтральных судов и повышения (трианонским тарифом) пошлин на колониальные товары. Доклад был бы для Наполеона утешителен, если бы не одно многозначительное исключение. Наиболее решительно ответила, конечно, Россия, единственная страна на континенте, которая еще могла себе этот тон позволить. Русское правительство заявило, «что оно не может признать, что нейтральные не существуют; что американцы привозят колониальные товары, которые они собирают у себя; что возможно отличить товары английского происхождения от других; что Россия готова предпринять всякую меру, которая, действительно, может повредить Англии, но что меры, предлагаемые Наполеоном, вредят только самой России». Датский король ответил, что он повысит цены на колониальные товары, чтобы вообще воспрепятствовать торговле ими, но насчет нейтральных судов промолчал. Прусский король ввел запретительный тариф на колониальные товары, кроме сырья, нужного для мануфактур; притом были изъяты товары, ввезенные до опубликования нового тарифа; транзит был оставлен по-прежнему. Когда же Наполеон приказал своему послу Caillard'y повторить требование и в случае отказа выехать из Берлина, то король эдиктом от 28 октября 1810 г. приказал конфисковать «все колониальные продукты и английские товары всюду, где они найдутся», а те, которые будут потом освобождены, должны будут заплатить по новому тарифу. Австрия ничего пока не сделала и ничего не ответила ко времени представления императору этого доклада. Саксония, Бавария, Вюртемберг, все мелкие германские государства ответили, конечно, покорностью, но явно больше старались обещать полное повиновение, нежели немедленно его обнаружить соответствующими актами 68. Во внешнем выражении полного повиновения со стороны Швейцарии, Неаполя, Иосифа, короля испанского, конечно, нельзя было сомневаться 69.

Император Александр настойчиво утверждал, что блокада в России строго исполняется. Наполеон этому не верил.

Конфискации английских или подозреваемых судов и контрабанды продолжались у русских берегов. Император Александр сам время от времени извещал об этом Коленкура. Коленкур доносил об этом в Париж. То император Александр сообщал ему о конфискованных по его приказу 45 судах 70, то указывал, что, несмотря на поданное ему купцами прошение, он все же утвердил приговор о конфискации товаров, признанных контрабандными, хотя эта мера и разоряла многие русские торговые дома 71. По сведениям, передаваемым Коленкуром, в 1809— 1810 годы в северных русских портах в общем было конфисковано до 200 контрабандных судов и грузов. Но, по словам императора Александра, за один 1810 г. было конфисковано 170 судов 72 и конфисковано окончательно, а не только задержано. Уже когда дело явно стало склоняться к войне, император Александр настаивал, что он всегда и неуклонно соблюдал блокаду 73.

Осенью 1810 г. Наполеон думал о снабжении Германии, России, Швейцарии колониальными припасами, которые бы шли транзитом из Франции: таким образом можно было бы побудить северные державы, раз уже они никак не могут обойтись без этих товаров, точнее соблюдать континентальную блокаду. Но министерство внутренних дел осмелилось представить императору соображения, «затрудняющие» этот план. Во-первых, на «порты прежней Франции» надежды нет никакой: если туда и проникнут колониальные товары, то перевозка их из Марселя или Бордо, или Нанта в Германию, а тем более в Россию обойдется очень дорого, и эти продукты смогут продаваться лишь по чрезмерным ценам. Если уж думать о транзите, то нужно надеяться на порты Амстердама и Антверпена и им даровать право транзитной торговли. Министр понимает хорошо, что Наполеону хотелось бы это право дать именно портам «прежней Франции», но он указывает, что сделать это было бы возможно, лишь искусственно устранив конкуренцию Антверпена и Амстердама (т. е. просто не дать им права транзита).

Во-вторых, и это самое главное, даже транзит, идущий из Амстердама или Антверпена, мог бы снабжать разве только Швейцарию и самые близкие к Франции части Германии, ибо Северная Европа едва ли согласится получать эти товары иначе, как по Немецкому и Балтийскому морям (а Наполеон имел в виду даже не только их, а также всю толщу континента — от Северной Германии до границ Италии 74). Конечно, министерство хорошо понимало, что заставить население Европы платить за эти идущие из Франции транзитом товары гораздо дороже, чем за привозимые морем (якобы нейтральные, а на деле английские), возможно лишь в том случае, если все северные правительства не за страх, а за совесть будут исполнять требования блокады и вообще обложат запретительной пошлиной все привозимые в их порты с моря колониальные товары, даже réputés neutres, сказывающиеся нейтральными. Ожидать этого было по меньшей мере трудно. Да и тогда контрабанда тоже сразу не сдалась бы и при полной поддержке населения потребителей продолжала бы ввозить эти товары.

13 октября 1810 г. Наполеон приказывает Коленкуру «сильно настаивать» перед императором Александром относительно конфискации всех кораблей, привозящих колониальные товары. «Каким бы предлогом они (привозящие товары — Е. Т.) ни прикрывались, чтобы они ни делали, это — англичане». Александру эта операция может дать более 40 миллионов, а Англии будет нанесен сильный удар. Итак уже там торговый люд кричит о мире, тогда как еще шесть месяцев тому назад требовал войны 75.

23 октября Наполеон собственноручно и непосредственно пишет императору Александру. Он уверяет Александра, что англичане сильно страдают от оккупации Голландии, Мекленбурга, прусских портов; что в Лондоне — банкротства, мануфактуры в Англии стали, склады переполнены; что во Франкфурте и в Швейцарии он, Наполеон, конфисковал громадные количества колониальных товаров. И вот теперь речь идет о том, чтобы Александр не впустил в русские порты «шестьсот английских купеческих кораблей», которые скитаются по Балтийскому морю, потому что они не были впущены в Мекленбург и в Пруссию. Какими бы именами они ни прикрывались, они — англичане. Наполеон представляет дело так, что, если Александр их впустит, война с Англией будет продолжаться; если конфискует, — удар, нанесенный англичанам, будет так страшен, что они принуждены будут заключить мир 76.

Наполеону докладывали (в ноябре 1810 г.), что англичане, узнав, что колониальные товары арестованы в Лейпциге, в Ганновере, в Дрездене и других городах, что вместе с тем несколько их кораблей секвестровано в прусских портах, очень боятся, как бы и в русских владениях это не повторилось. В Лондоне ходят тревожные для англичан слухи, что в Кронштадт прибыла особая «комиссия, состоящая главным образом из французских агентов, с целью обеспечить выполнение континентальных декретов» (sic!) 77. Вскоре после этого Наполеона обрадовали новыми известиями: Англия — в критическом положении, се фонды все падают, металлические деньги исчезают из обращения, банкротства усиливаются, хлеб дошел до крайней дороговизны, колониальные товары пали на 1/2 своей обычной стоимости; Англия, по мнению самих же английских купцов, не может выдержать такое состояние более чем в продолжение еще двух лет 78.

4 ноября Наполеон приказывает изготовить ноту для русского посла. Куракину необходимо «очень вежливо, очень мягко» указать, что «если Россия хочет серьезно воспрепятствовать торговле колониальными товарами, то Англия раньше, чем через год, заключит мир». Но «нужно говорить откровенно»: «колониальные товары, которые появились на последней лейпцигской ярмарке, были туда привезены на 700 повозках из России; теперь вся торговля колониальными товарами идет через Россию». И опять повторяется указание на необходимость конфискации английских судов, под чьими бы флагами они ни шли. «Теперь нет нейтральных». «До тех пор, пока английские и колониальные товары будут приходить из России в Пруссию и Германию и их нужно будет арестовывать на границах, будет вполне очевидно, что Россия не делает того, что надлежит делать, чтобы причинить вред Англии». Так кончалась эта зловещая инструкция 79.

В таком духе и была составлена и отослана нота князю Куракину, тут только еще больше, чем в первоначальной инструкции, настаивалось на том, что все иностранные флаги «служат лишь маской для англичан»; прибавлено было конкретное указание, что англичане переправляют свои товары в Россию через Готеборг и Швецию 80. Эта мысль, что всякий колониальный товар есть английский, становится своего рода навязчивой

мыслью у Наполеона, в 1810—1811 гг. особенно. Он не только много раз к ней возвращается, но и часто в одном и том же письме на все лады ее повторяет 81.

При этих обстоятельствах если что-нибудь могло еще более раздражить и оскорбить императора Александра, русский земледельческий класс и русское купечество, то это был вопрос о лиценциях, необычайно обострившийся в 1810 г.

С 1809 г., а особенно с 1810 г., Наполеон стал все чаще выдавать лиценции разным лицам для вывоза французских товаров в Англию или куда они хотят с разрешением ввезти за это на ту же сумму колониальных товаров. Это прямое отступление в свою пользу от принципов континентальной блокады Наполеон ни перед кем из европейских государей и не думал оправдывать, ибо совершенно их не стеснялся. Но Александр был единственным монархом в Европе, с которым еще должно было объясняться, и Наполеон поясняет ему через Коленкура, что эти лиценции будто бы даются только для вывоза хлеба и вина, но не для ввоза колониальных продуктов. Но, во- первых, была сущая неправда, будто обладатели лиценции вывозят только хлеб и вино; напротив, они даже обязаны были вывозить французские шелковые материи. А во-вторых, даже если бы лиценции и давались Наполеоном только для вывоза хлеба и вина, то на каком же основании в таком случае Александр стал бы губить вывоз русского хлеба в ту же Англию, куда Наполеон позволял на пользу французам вывозить французский хлеб «в виде исключений»?

Русское правительство не удовлетворялось этими не вполне логичными объяснениями.

Первые сдержанные представления о лиценциях, выдаваемых Наполеоном, были сделаны Румянцевым Коленкуру в январе 1810 г., и Коленкур, сам еще ничего не зная и не будучи в курсе дела, ничего не мог ответить. Какова же линия поведения самой Франции? — недоуменно спрашивал Румянцев. «Мы, так сказать, в этом деле ваши ученики, и мы не хотим делать ни больше, ни меньше, чем вы», — многозначительно прибавил русский министр 82, который не преминул заявить, что и беседу эту он ведет по приказу императора Александра.

В конце июня (20-го) 1810 г. у Коленкура был новый неприятный разговор о лиценциях с императором Александром на этот раз. Его величество, доносит Коленкур, сказал, что лиценции восстанавливают торговлю, но только с обязательной уплатой налога англичанам; что, несомненно, опыт прошлого заставляет императора Наполеона смягчить былые меры строгости; что только Россия теперь сохраняет принцип блокады во всей первоначальной суровости 83. Коленкур пробовал возражать, что французы сбывают лишь продукты почвы, а русские доставляют англичанам военные средства; что даже и лиценциатам не дозволено ввозить во Францию английские товары и английские колониальные продукты. Но Александр указал, что англичане открыто говорят, что с некоторого времени французы ведут значительную торговлю с ними. В конце концов император заметил, что он говорит об этом как о предмете общего разговора 84.

Этот «разговор» повторился.

7 декабря 1810 г. Коленкур имел продолжительную беседу с императором Александром о континентальной блокаде. Посол настаивал на принципе, который громко провозгласил Наполеон: всякий колониальный товар есть товар английский и как таковой должен быть конфискован. Речь шла о том, чтобы воспретить американским судам являться в русские порты. Император заявил, что он с Англией — в открытой войне, что с ней никаких сношений нет; что Россия несет большие жертвы во имя этой системы; что русские не пользуются даже лиценциями, благодаря которым торговля процветает «в других местах» (ailleurs). «Будем говорить откровенно, — сказал Александр. — Какова для Франции цель принимаемых вами мер? Иметь одной выгоды торговли колониальными товарами, иметь монополию этой торговли. Я этому не противлюсь, я не мешаюсь в то, что происходит у других. Пусть так действуют и относительно меня. Почему бы я не имел права получать сахар от американцев» когда за ту или иную пошлину вы позволяете у себя и у других потреблять продукты ваших и даже чужих колоний?» 85

Но Наполеона эти сообщения Коленкура о беседах с Александром ничуть не останавливали.

И чем дальше, тем более бесцеремонно Наполеон желал именно свои владения и свою казну избавить от потерь, которые влекла за собой им же установленная континентальная блокада для остальной Европы.

Летом 1811 г. создалось, по собственным словам Наполеона, следующее положение вещей. В Англии (в том году) нет хлеба; Германия и Польша завалены хлебом. Англичане скупают этот немецкий и польский хлеб, который и идет через Данциг и море в Англию. Прекратить это и бесполезно («если англичане не получат хлеба с Балтийского моря, они получат его из Америки»), и невозможно («наша бдительность была бы бессильна против того, на что окажется способной алчность»). А потому «нельзя ли дать заработать не Данцигу и прусской казне, а принадлежащим Франции ганзейским городам и, следовательно, французской казне»? Другими словами: нельзя ли направить этот континентальный хлеб в Англию через Гамбург, Бремен, Любек, обложив вывоз его известной пошлиной, заставив принять ту же пошлину Пруссию и Мекленбург? Император обращался к тому самому, что он не хотел позволить делать ни России, ни вообще континентальной Европе 86.

И русские землевладельцы не могли бы без раздражения отнестись к той таблице цен на хлебные злаки, которая была составлена 29 июня 1811 г. во французском министерстве иностранных дел на основании консульских донесений из разных пунктов Европы, если бы они знали эту таблицу; выходило, что хлеб дешевле всего в Петербурге и в Данциге (и в Петербурге дешевле, чем в Данциге, кроме ячменя, который несколько дороже). Во всех других городах Европы и именно в подвластных Наполеону — в Париже, Триесте, Милане — хлеб был в 1 ½  —2—3 раза дороже, а урожай в этом году (и в предшествующем) почти во всей Европе был прекрасный, и сам Наполеон признавал, что, например, Германия завалена хлебом.

Между тем хлеб в Дрездене был в среднем в 1 ½  - 1/3 раза дороже русского, во Франкфурте — в 2—2 ½ раза дороже хлеба русского. И сам же Наполеон признавал, что так или иначе этот германский хлеб идет не на внутренний рынок, уже насыщенный, а в Англию. Русские землевладельцы, страдавшие от блокады, могли объяснять эту разницу тем, что русское правительство слишком покорно Наполеону, слишком соблюдает тильзитские условия, больше еще, чем трепещущие перед Наполеоном германские государи и чем сам Наполеон. Спора нет, что в разнице цен повинны были или могли быть и другие факторы, но видимость факта в 1811 г. была такова, что способна была жестоко раздражить и огорчить русское землевладение.

Вот «средние цены» (во франках и сантимах, по курсу) на хлебные злаки и овес (в квинталах), относящиеся к маю и июню 1811 г. Берем некоторые пункты континента — лондонские цены в таблице отсутствуют вовсе 87.

 

Пшеница

Ячмень

Рожь

Овес

 

 

 

 

 

Петербург

10.12

8.63

9.65

7.65

Париж

21.39

12.60

14

15.59

Бремен

14.85

11.27

9.29

Дрезден

16.39

12.19

14.51

12.53

Франкфурт

28.75

19.67

20.80

Берн

31.48

18.12

20.88

12.34

Триест

21.26

16.57

Венеция

26.21

28.38

13.92

Неаполь

35.46

17.68

22.15

Милан

37.89

30.35

13.66

Данциг

15.41

6.74

11.02

11.79

 

 

 

 

 

 

В Европе знали, что блокада ссорит императоров, и с волнением ждали развязки, от которой зависели судьбы Европы. Английское правительство чутко следило за тем, как отражается континентальная блокада на русских делах. Император Александр съездил летом 1810 г. в Москву и Тверь, — и уже летят с острова Гельголанда в Лондон донесения: 1) о тяжком состоянии русских финансов и 2) что император поехал специально, чтобы повидаться с Растопчиным (врагом французского союза) 88.

Но в последние дни 1810 г. французскую торговлю в России постиг удар, вконец испортивший отношения между обоими императорами.

Еще весной 1810 г. торговое и финансовое положение России представлялось французскому послу Коленкуру в довольно неутешительном виде. Падение курса, недоверие к ассигнациям — все это наносит значительные убытки французским фирмам, торгующим с Россией. Поговаривают, по его донесению, о необходимости воспретить ввоз предметов роскоши и пишут об этом докладные записки. Коленкуру казалось, что лучше бы заключить с Россией особые соглашения, пока еще не предприняты общие меры, ибо ходят слухи о готовящихся запретительных законах 89. То, чего он опасался, случилось: в декабре 1810 г. был издан запретительный указ.

Еще не зная хорошо содержания готового появиться указа, Коленкур за обедом у императора Александра высказался в том смысле, что запретительные меры в том виде, как они проектируются, «били бы союзников и друзей», а не только врагов, и даже врагов меньше, ибо колониальное сырье ввозилось бы в Россию, тогда как это товар «более или менее английский». Император возразил, что меры направлены против англичан, а что касается воспрещения фабрикатов, то вот уже несколько лет, как Франция и Германия ничего не покупают у России, и торговый баланс склоняется слишком не в пользу России, что вызывает падение курса 90.

Но вот указ появился. Коленкур при всем своем оптимизме понял его значение. Он тотчас же имел свидание с Румянцевым и указал ему, что указ направлен больше всего именно против французской торговли; что он воспрещает ввоз сукон, шелка, лредметов роскоши и что, дозволяя ввоз вин только морем, он фактически уничтожает и французскую винную торговлю в России, так как море — в руках англичан 91. Румянцев возражал, указывая между прочим, что этот указ затрагивает не только Францию, но особенно «фабрики Пруссии, Силезии и Германии» (sic!), которые ввозят в Россию гораздо больше, чем Франция, и т. д. Французский посол жаловался еще, что указ вместе с тем допускает торговлю с Америкой, тогда как ясно, что это послужит только на пользу англичан, которые явятся под видом американцев. Румянцев возражал, возражал и император Александр, которому Коленкур повторил свои жалобы. И канцлер, и император указали, что они делают только то, что делает Наполеон, запретивший ввоз из России рыбьего жира, поташа и астраханского хлопка 92. Беседа не привела ни к чему.

Удар был очень силен. Коленкур запросил французских купцов в Петербурге о возможных последствиях указа. Они заявили, что общая сумма ввоза в Россию из Франции равна 30 миллионам франков (посол, впрочем считает уже и эту цифру преувеличенной), что на Уз этой суммы ввозится лионских шелковых товаров и эта значительнейшая отрасль французского импорта совсем уничтожается указом. Вообще же «французская торговля доведена до отчаяния и находится поистине в критическом положении» 93. Не только по существу указ остался без перемен, несмотря на все представления Коленкура, но император даже не пожелал допустить изъятие в пользу французских товаров, уже находящихся в пути.

В сущности, манифест от 19 декабря 94 формально ничуть не нарушал принципов блокады; § 28 ясно об этом свидетельствует: «Товары, кои состоят в росписи дозволенных, но по происхождению их окажутся неприятельскими, и потому запрещенными, предаются конфискации». Но воспрещение и высокое обложение именно тех товаров, которые составляли значительнейшую часть французского импорта в Россию, уже само по себе было тяжелым ударом для Наполеона, а кроме того, французский император именно потому всегда и требовал воспрещения ввоза колониальных товаров, что совсем не верил в возможность установить неанглийское их происхождение. Значит, § 28 его ни в каком случае не мог удовлетворить 95.

Наполеон приказал сообщить в Россию через Коленкура что он из-за указа о тарифе воевать не будет, но что он будет настороже против неблагожелательного духа, продиктовавшего этот акт. Чернышеву Наполеон сказал, что этот указ стоил ему, императору, 100 миллионов, так как он принял военные меры 96.

Ранней весной 1811 г. английское правительство получает новые, совсем утешительные для него сведения: разрыв между Францией и Россией неминуем, причина разрыва — континентальная система, и в ближайшем будущем русские порты откроются для англичан, ибо будут даны лиценции для ввоза: колониальных товаров 97.

Колониальные товары в 1811 г. широкой волной хлынули в Россию, а из России через ее западную границу в Пруссию и оттуда в другие страны Европы. Трианонский тариф, так страшно затруднявший торговлю колониальными товарами в зависимых от Наполеона странах, этим самым давал России огромные выгоды, ставил ее в привилегированное положение.

Правда, в середине 1811 г. французский император прямо предложил прусскому правительству не пропускать в Пруссию через русскую границу никаких колониальных товаров. По требованию Наполеона прусское правительство воспретило ввоз каких бы то ни было колониальных товаров из России (эдикт был подписан Фридрихом-Вильгельмом 26 июня 1811 г.).

Насколько был действителен этот запрет, и даже если бы он был действителен, то не могла ли Россия все-таки сбывать колониальные товары через другие части своей колоссальной западной границы? Вот некоторые данные, дающие косвенный ответ на этот вопрос.

По исчислениям американского современника блокады — Pitkin'a 98, работавшего на основании официальных документов департамента казначейства Соединенных Штатов, в Россию было ввезено хлопка:

1809 г.

1810 г.

1811 г.

 

 

 

557 924 фунта

3 769137 фунтов

9 255 404 фунта

 

 

 

 

При этом нужно заметить, что в том же 1811 г. не было страны на континенте Европы, которая получила бы столько американского хлопка (в Пруссию было ввезено 231 679 фунтов, в Испанию — 218 880 фунтов, в ганзейские города (посредством лиценции) — 1836 288 фунтов). Россия сделалась, таким образом, в 1811 г. главной поставщицей хлопка для европейских прядилен. Наполеон не мог этого не знать.

В библиотеке Ученого комитета министерства финансов в С.-Петербурге сохранились любопытные данные о цене хлопка (извлекаю их из «Санктпетербургского прейскуранта, издаваемого при Государственной Коммерц-Коллегии каждый вторник и пятницу», — библиотека Ученого комитета министерства финансов, А. 830, годы 1809—1812). Беру цены летние, устанавливавшиеся в разгар навигации:

Стоимость пуда георгиевского и луизьянского хлопка в СПб. 22 июля 1810 г. 45—48 рублей ассигнациями

То же 7 июля 1811 г. . . 25 » »

То же 25 июля 1812 г. . . 25 » »

То же 10 июля 1812 г. . . 24 » »

Это были с 1811 г. цены, по дешевизне совершенно неслыханные в странах, подчиненных Наполеону и принявших трианонский тариф; и Наполеон, сравнивая петербургские цены на хлопок 1810 г. с ценами 1811 г., мог ясно удостовериться, что нажаты какие-то пружины, давшие широкий доступ колониальному сырью в Русскую империю.

Между тем к концу 1811 г. стали сказываться последствия и подводиться итоги убыткам, которые потерпела французская промышленность от декабрьского указа 1810 г.

Мануфактуры левого берега Рейна (особенно Roer'ского департамента) ежегодно отправляли (до французского завоевания) в Россию 50 тысяч штук сукна, и производство это кормило 5 тысяч рабочих, а выручалось от продажи 15 миллионов франков. Товары эти шли через Лейпциг и Броды в Москву, а оттуда отправлялись на Макарьевскую ярмарку, в Ирбит и в Кяхту. Часть их шла в Персию и в Китай. Указ императора Александра I воспретил этот транзит, и русские таможни не впускают уже товары, отправленные до издания указа. Префект во имя интересов всего департамента просит министерство иностранных дел и непосредственно самого Наполеона устроить так, чтобы русский указ прекратил свое действие к 1 января 1812 г. (доклад Наполеону помечен 1 ноября 1811 г.) 99.

А в это время учащались признаки явственного нарушения блокады с русской стороны.

Наполеону доставили в конце декабря 1810 г. подробнейшее донесение об аресте русского торгового судна «Св. Николай», задержанного в Травемюнде. Несмотря на запирательство капитана Рейнмюллера, из допроса экипажа оказалось, что «Св. Николай» поддерживал торговые сношения между Кронштадтом и Англией и даже плавал кое-где под охраной английского эскорта из трех кораблей 100.

Выдающиеся представители финансового и коммерческого мира Франции знали не хуже правительства (которое скрывало эти факты от общества), что между Россией и Англией ведется оживленная контрабандная торговля при некотором попустительстве со стороны русских властей, но они, не утратившие чувства экономической реальности, прекрасно понимали, что иначе и быть не может. Когда в 1811 г. тяжкий общий кризис постиг французскую торговлю и промышленность и сами власти удостоили пригласить кое-кого из коммерсантов и финансистов, чтобы узнать их мнение о причинах кризиса, то властям пришлось выслушать откровенное мнение о блокаде.

Относительно блокады «нет ни одной державы, которая, будучи по виду с нами, не была бы втайне против нас и сердцем на стороне Англии», — вот что с убеждением сказал министру полиции банкир Лаффит в 1811 г. И при этом он указал именно на Россию, самую сильную и наиболее затронутую в своих интересах державу 101. «Ничто не может заменить для нее английские фактории. Потери огромны, и там они падают на вельмож, а не на народ. Вельможи распоряжаются двором и армией, и один только факт позволит нам судить, каковы должны быть их стремления. До блокады рубль стоил 102 3 франка, теперь он едва держится на 20 су».

Но Наполеон ничего не хотел слышать, ни с чем и ни с кем уже не желал считаться. Им овладела окончательно идея, которую он высказывал уже в 1810 г.: Англия — на краю гибели, еще некоторое усилие, и все клапаны, все выходы будут для нее закрыты, и она смирится.

1 апреля 1811 г. Коленкуру отправляется новая инструкция: Наполеон знает, что англичане посылают в Балтийское море новый караваи торговых судов; что, конечно, контрабандисты будут стараться всеми способами завязать связи с континентом, но если понадобится, Наполеон обрубит своей саблей эти связи 103.

Отправляя Лористона в Россию, Наполеон изготовляет для него инструкцию (5 апреля 1811 г.). Положение натянутое, обе стороны давно не верят друг другу; Наполеон согласен на уступки и в польском вопросе, и в турецком, но всеми мерами нужно препятствовать английской торговле и указать в Петербурге, что малейшая видимость мира России с Англией будет сигналом к войне Наполеона с Россией 104. Лористон должен через консулов следить за исполнением правил блокады.

Но все равно уже не могло быть и речи об изменении экономической политики России путем дипломатического давления 105.

А после сцены с Куракиным всей Европе стало ясно, что война — вопрос месяцев. Обе стороны усиленно готовились к вооруженному столкновению, которое между многими другими вопросами должно было разрешить и этот, один из наиболее важных и наиболее трудно разрешимых: окончательно ли освободится Россия от разорявших ее тисков континентальной блокады или же подчинится всецело требованиям Наполеона? И те ясе промышленники — именно левого берега Рейна (Кельна, Ахена, Штольберга и Крефельда), получив от префекта Рерского департамента известие о вступлении Наполеона в Москву и вопрос, чего бы, по их мнению, следовало потребовать от России, дали знать, что нужно потребовать уменьшения пошлин на французские фабрикаты, на французские вина, водки и т. д. Другие не успели высказаться: пришли новые вести — о гибели великой армии.

Значение континентальной блокады современниками понималось гораздо больше, чем потомством, и масса склонна была даже преувеличивать это значение, в утрированном стиле характеризовать его 106. «Война с Россией не была предприятием из-за сахара и кофе, как сначала думал простой народ», — так говорит о двенадцатом годе Фуше. Фраза будет несравненно ближе к истине, если вместо слов «сахар и кофе» напишем слова «континентальная блокада»; конечно, и в таком случае необходимы будут дополнения и оговорки, но что в России важные экономические интересы были абсолютно непримиримы с самым принципом континентальной блокады, это французский «простой народ», о котором говорит Фуше, по-видимому, чуял инстинктом, хотя и выражал это наивно или даже нелепо. Но, как сказано выше, история континентальной блокады в России, ее последствия в русской экономической жизни не составляют сейчас нашей темы; мы тут знакомились лишь с экономическими отношениями между Россией и Францией в царствование Наполеона, а с переходом Наполеона через Неман эти отношения оборвались еще более круто, чем в войну 1806—1807 годов, и уже не возобновлялись, пока Наполеон находился на французском престоле. Нечего и говорить, что война с Россией 1812— 1814 годов и несравненно больше еще война Наполеона с Европой в 1813—1814 годов опять нанесли тяжкий удар французской промышленности, особенно производству предметов роскоши, шелковой промышленности, выделке мебели, винной торговле. Но пожар общеевропейской войны, бушевавший почти без перерыва до марта 1814 г., конечно, совершенно заглушил на этот раз жалобы разоряемых промышленников и негоциантов.

Цитируется по из.: Тарле Е.В. Сочинения в двенадцати томах. Том III, М., 1958, с. 340-367.

Примечания

1. Кроме цитируемого ниже прейскуранта.

2. Ср. Нац. арх. AF. IV—1318, № 7. Mémoire sur le commerce du Nord mrésenté au Premier Consul, par le citoyen Ozenne etc. (21 brumaire, al K—1801). I

3. Нац. арх. AF. IV—1060 (№ 48—55). Notice sur le commerce de la Mer Noire (1802 г.): Ce but — le désespoir de nos éternels rivaux et ennemis.

4. Нац. арх. AF. IV—1060. Etat des navires (Tableau... du port de St. Pétersboarg en Vannée 1802).

5. Там же. Tableau de l'exportation du port de St. Péiersbourg en l'année 1802. Нечего говорить, что эти цифры неточны: не приводятся сведения о торговле России с другими нациями.

6. Вот что писал в 1803 г. Blanc de Voix:... si Paul nous a fait la guerre, c'est que la révolution et les crimes qu'elle enfanta l'avaient aigri... si son jeune successeur a rétabli l'ancienne harmonie s'est qu'il a cru qu'il était plus utile a ses peuples d'épargner leur sang et de ressusciter l'industrie... (Etat commercial de la France, t. II, стр. 106).

7. Нац. apx. AF. IV—1060. Notes sur. les principaux ports commerçants de la Mer Noire (1804): ...Odessa dont on soupçonnait à peine existence il y a huit ans... a reçu dans son port en 1802 plus de trois cents vaisseaux et en 1803 près de 400.

8. Там же. Mémoire sur le commerce de la Mer Noire (AF. IV—1060).

9. Архив Лионской торговой палаты. Procès-verbaux des délibérations, 186 (заседание от 3 апреля 1806 г.).

10. Нац. apx. AF. IV—1060. A Sa Majesté l'Empereur et Roi, le 11 décembre 1806 (петиция Лионской торговой палаты).

11. Нац. apx. F12 513 (AF. IV—1060). Lyon, le il décembre 1806. La Chambre de commerce de Lyon à S. E. Monseigneur de Champagny, ministre de l'Intérieur.

12. Нац. apx. F' 2 513. Lyon, le 21 novembre 1806. La Chambre de commerce de Lyon à S. E. Monseigneur le ministre de l'Intérieur.

13. D u b о i s J. B. Du commerce français dans l'état actuel de l'Europe. Paris, 1806, стр. 354.

14. Нац. apx. AF IV—1060. Доклад Шампаньи — Наполеону, от 8 декабря 1806 г.

15. Нац. apx. F' 2 513 AF. IV—1060. A Sa Majesté etc., 11 décembre 1806 (петиция Лионской торговой палаты).

16. Конечно, эти цифры весьма проблематичны. Дальше увидим, что в 1808 г. французское правительство определяло общую сумму французского ввоза в Россию в 45 миллионов франков, а в 1810 г. Коленкур уже считал цифру в 30 миллионов «преувеличенной». Что сбыт в Россию 1810 г. сократился сравнительно с 1808 г., это стоит вне сомнений; но чтобы в 1806 г. он был вдвое больше, чем в 1808 г.,— маловероятно.

17. Вел. кн. Николай Михайлович. Дипломат, сношения России и Франции, т. I, стр. 113: Les querelles des douanes amènent des coups de canon.

18. Нац. apx. F12 534. De l'établissement d'une compagnie du Nord. 19 février 1808: ...les conquêtes des Russes qui en envahissant des contrées ûouvelles ne feront que le soumettre à notre industrie...

19. Нац. apx. F12 513. Lyon, le 20 août 1807. La Chambre de commerce de Lyon à S. E. le ministre de l'Intérieur.

20. Нац. apx. F12 549—550. Paris, le 27 mars 1810. Rapport présenté au ministre de l'Intérieur: ...l'immense diminution dans le commerce de la dernière époque tient à deux causes majeures, celle de l'état de guerre d'une part et de l'autre à la disparition presque totale de nos produits coloniaux dont nous approvisionnions autrefois tout le nord de l'Europe.

21. Нац. apx. F12 616—617. Renseignements sur le commerce du duché de Varsovie, extraits de la correspondance de M. de Serra (1810).

22. Cp. Zolfowski . Die Finanzen des Herzogtums Warschau, Bd. II. Posen, 1892, приложение: Handelsbillanz im Etatsjahre 1808—1809.

23. Нац. apx. F1 2 502. Considérations sur l'état présent de l'industrie française etc. Paris, le 7 octobre 1807. Du Fougerail — министру внутренних дел.

24. Там же.

25. Нац. apx. F12 534. Projet et plan d'une factorerie française etc. 28 mars 1808 (подписано: E. Millot): Un grand événement occupe aujord' hui l'Europe commerçante,— la fédération des deux plus grands empires de l'Univers, l'Union de Napoléon et Alexandre... la circonstance qui éloigne soit pour longtemps, soit même momentanément les Anglais des principales places du continent européen. Mais pour remplacer des négociants aussi habiles, des manufacturiers aussi intelligents, des capitalistes aussi riches, il faut des efforts qui surpassent la puissance de nos anciennes maisons...

26. Ср. Chaptal . Mes souvenirs sur Napoléon.

27. Нац. арх. F12 534. Fontainebleau, le 3 octobre 1807. Шампаньи — Крете: C'est_ d'ailleurs une faculté que Sa Majesté l'Empereur et Roi tient pour très précieuse à laquelle il ne voudrait pas renoncer.

28. Нац. арх. F12 534. Mémoire du comité commercial français de St.-, Pétersbourg. St.-Pétersbourg, le 20 février — 3 mars 1808.

29. Там же.

30. Нац. арх. F12 534. La Chambre de commerce de Paris à S. E. le ministre de l'Intérieur (6 octobre 1807).

31. Это было им нужно потому, что первогильдейским купцам легко было вступить между собой в соглашение насчет цены, которую они предложат французам. Нац. арх. F12 534. Analyse des mémoires etc. (1808): Les négociants étrangers ne peuvent vendre qu'à ceux de la 1-re Guilde, ce qui établit nécessairement un monopole, le nombre de ces marchands étant peu considérable, il leur est facile de s'entendre pour faire le roi aux étrangers. Ср. там же: Mémoire du comité commercial français de St.-Pétersbourg (20 février—3 mars 1808).

32. Там же. Mémoire du comité etc. Например, чтобы уважалась торговая тайна: ...il serait également essentiel pour la sûreté des négociants français en Russie d'établir en principe qu'on ne pourra obliger aucun d'entr'eux à produire à qui que ce soit ses livres, si ce n'est pour faire preuve en justice ou en cas des faillites...

33. Там же.

34. Нац. арх. AF. IV—909. Note pour LL. ЕЕ. les ministres de l'Intérieur et du trésor public, dictée par Sa Majesté, 13 janvier 1808.

35. Голландский гос. архив. Консульские донесения, Frankryki, № XXIV. Nantes, le 29 février 1808 (консул van Steynen—министру иностранных дел Голландии) : Depuis la dernière paix d'Amiens aucune introduction n'est faite icy en articles du nord, nécessaires à la marine, il n'en existe pas un brin de chanvre, soit de Russie, soit de Pologne...

36. Вел. кн. Николай Михайлович. Цит. соч., т. V, стр. 230—231. Колеякур — Шампаньи, от 12 декабря 1810.

37. Ср. Нац. арх. F12 502. Notice sur le commerce des ports de St.-Pétersbourg, Riga et Arkhangel pendant la navigation de 1808: Depuis la guerre, maritime déclarée à l'Angleterre par la Russie, jusque vers la fin du mois de juillet dernier, la navigation pour les ports russes situés sur la mer Baltique était restée dans la nullité la plus absolue... Les places de Riga, St.-Pélersbourg, Arkhangel languissaient dans une inaction totale, et les productions russes étaient tombés à des prix très modiques...

38. Британский музей, № 8026, d. 25. Principles on négociation and substance of the late ouvertures and pending discussions between England, France and Russia. London, 1808, стр. 24: ...some proof of the persevering good will of His Imperial Majesty.

39. Там же, стр. 55.

40. Британский музей, № 8135, d. 33. The state of Britain abroad and ome, by an Englishman of no party. London, 1808, стр. 6: ...the commerce of England has no doubts everly suffered; yet the peculiar construction of the Muscovite governement (in which the trading nobles who are more than fellow-sufferers with ourselves take so considerable a share) renders it highly probable that, in the course of natural events their infatuated young prince will not live to see the final subversion of his trone, nor the destruction of his hereditary rights; but that either the thunders of accumulated wrath from those of delegated authority, or the eqally dreaded portent of one indiscriminating convulsion of the whole enormous system of his policy, will grant him the quick apotheosis of a Paul I or the linger ring martyrdom of a Louis XVI.

41. Нац. арх. F12 534 (1808). Réponse aux questions suivantes: 4. A quelle cause attribue-t-on principalement la baisse excessive qu'éprouve en ce moment le change de St.-Pétersfourg? La cause de la baisse qu'éprouve le change de la Russie est attribuée à la stagnation complète dans les rapports commerciaux... Le seul moyen de restaurer le change de Russie est la paix maritime ou un débouché equivalent à celui du temps de paix... l'Angleterre seule exporte environ pour 32 millions (из 40 миллионов общего русского экспорта; эти цифры характерны для воззрений коммерческого мира на важность для России торговых сношений с Англией).

42. Нац. арх. AF. IV—1060. Paris, le 13 janvier 1808. Rapport à Sa Majesté. Commerce de Russie.

43. Вел. кн. Николай Михайлович. Цит. соч., т. II, стр. 231. Коленкур — Шампаньи, от 16 июля 1808 г.

44. Там же, т. IV, стр. 359. Коленкур — Шампаньи, от 18 апреля 1810 г.

45. Там же, т. IV, стр. 360.

46. Там же, т. IV, стр. 366. Коленкур — Шампаньи, от 20 апреля 1810 г. Les partisans de l'Angleterre et le commerce en général s'agitent toujours beaucoup. Mais le gouvernement annonce hautement la détermination de ne pas changer, et montre sous ce rapport une fermeté des principes qu'il a suivie depuis Tilsitt.

47. Там же, т. IV, сир. 271. Коленкур—Наполеону, or 5 февраля 1810 г.

48. Ср. мнение М. И. Туган-Барановского в сборнике «Отечественная война». М., 1912.

49. Вел. кн. Николай Михайлович. Цит. соч., т. V, стр. 370. Коленкур — Шампаньи, от 21 марта 1811.

50. Нац. арх. F12 549—550. Ministère de l'Intérieur. Note du vice-président sur le travail relatif au renouvellement du traité avec la Russie: Le principal consommateur des productions du territoire russe en France est le gouvernement. Les munitions navales peuvent être un objet bien important...

51

 Там же: ...mais la réunion des villes anséatiques et de la Hollande doit diminuer de beaucoup les empêchements.

52. Вот что докладывал министр внутренних дел Крете — Наполеону еще в январе 1808 г.: Il ne faut pas se dissimuler que la position de la Russie, privée de l'écoulement des produits de son sol, serait peu supportable (Нац. арх. AF. IV—1060. Rapport à Sa Majesté, le 13 janvier 1808).

53. Там же: Aujourd'hui on pourrait dire qu'il n'existe plus de change en Russie. Ses vastes exportations par mer étant suspendues, il n'y a plus de matière à former des lettres de change; car le change n'est qu'un moyen d'acquitter la valeur dos objets du commerce.

54. Нац. арх. F12 534. Note pour LL. ЕЕ. les ministres de l'Intérieur et du trésor public, dictée par Sa Majesté dans la séance du 13 janvier 1808: Toutes les affaires de banquiers et de change me mettent dans une position désagréable avec les étrangers sans atteindre mon but.

55. Там же: Ainsi, en achetant un mât, il dirait: je veux le payer à Paris et je ne le payerai que six francs. Il est clair que l'état du papier en Russie deviendrait indifférent dans cette transaction.

56. Там же.

57. Нац. арх. AF. IV—1061. Paris, le 4 mars 1811. Rapport à Sa Majesté l'Empereur et Roi etc. (№ 44—45).

58. Нац. арх. F12 534. La Chambre consultative des arts et manufactures de la ville de St.-Etienne à Son Excellence Monseigneur le Ministre de l'Intérieur, le 24 mai 1808: ...il appartient aux victoires de Sa Majesté Impériale qui ont arraché le gouvernement russe à l'influence anglaise d'arracher à cette même influence la consommation d'un aussi vaste empire...

59. Нац. арх. F12 502. Notice sur le commerce d'Odessa pendant l'été de 1808.

60. Bein. Die Industrie des sächsischen Voiglenlandes, Bd. IT, стр. 153.

61. К о e n i g. Цит. соч., стр. 233.

62. Британский музей, № 30, е. 8. European commerce shewing new and secure channels of trade with the continent of Europe... by Jepson Oddy, London, 1805, стр. VI: While Great Britain is engaged in a contest with an implacable foe, who aims at the annihilation of her political existence by the ruin of her commerce, it must afford the highest satisfaction... to know that... there are new, wide and secure channels... the trade with the northern Powers is more beneficial to them than to Great Britain.

63. Нац. apx. F12 502. Monseigneur etc., подписано: Los frères Raimbert, St.-Pétersbourg, le 14—28 novembre 1809 (адресовано Montalivet, министру внутренних дел).

64. Нац. apx. AF. IV—1241. Paris, le 17 juillet 1810: ...si notre rivale enfin est menacée d'une disette il semblerait tout naturel de lui fermer tous les ports, il semblerait utile à la cause générale que tout ce qui est alliée à la France, les Suédois, les Danois, les Russes, tous les peuples de la mer du Nord et de la Baltique se concertassent entre eux pour priver la Grande Bretagne de ses moyens d'existence (министр внутренних дел — Наполеону).

65. Нац. apx. AF. IV—1061 (№ 91). Rapport a Son Excellence etc. (сентябрь и октябрь 1810 г.).

66. Проф. И. И. Кауфман в своем исследовании «Серебряный рубль в России» (СПб., 1910, стр. 192) делает такое замечание: «...любопытно, что как рая во время вторжения Наполеона в Россию этот баланс особенно улучшился... Как раз перед вторжением Наполеона иностранный спрос на товары русского экспорта очень усилился, и это вызвало усиленное сосредоточение в русских портах колониальных и английских товаров». Это мимолетное улучшение курса относится к последним месяцам перед войной.

67. Вел. кн. Николай Михайлович. Цит. соч., т. V, стр. 229. Коленкур — Наполеону, от 8 декабря 1810 г.

68. Нац. apx. AF. IV—1318, № 100. Rapport contenant un précis des demandes faites aux Puissances continentales etc. Подписано: Le ministre des relations extérieures Champagny, duc de Cadore.

69. Хотя и тут были опоздания; ср. там же, № 102.

70. Вел. кн. Николай Михайлович. Цит. соч., т. V, стр. 49. Коленкур — Шампаньи, от 29 июня 1810 г.

71. Там же, т. V, стр. 174. Коленкур — Наполеону, от 24 октября 1810 г.

72. Там же, т. V, стр. 272.

73. Там же, т. V, стр. 296: Certes ce ne sera pas moi qui manquerai en rien aux traités, qui dérogerai au système continental. Si l'empereur Napoléon vient sur mes frontières, s'il veut par conséquent la guerre, il la fera, mais sans avoir un grief contre la Russie. Son premier coup de canon me trouvera aussi fidèlement dans le système, aussi éloigné de l'Angleterre que je l'ai été depuis trois ans. Je vous en donne ma parole, Genoral.

74. Нац. apx. AF. IV—1061. Rapport à Sa Majesté. Paris, le 24 septembre 1810: Les peuples du Nord et de l'Est, c'est-à-dire partie de Danemarc, la Norvège, la Suède et la Russie s'approvisionnent par la Baltique et les autres mers qui baignent leurs côtes. Outre que la voie de terre est impraticable pour quelques uns de ces états, trop longue et trop coûteuse pour d'autres, en passant par la France, Votre Majesté seule peut connaître jusqu'à quel point il est possible de compter que les droits et la surveillance y maintiendront le prix au niveau de nôtre. Mais en suivant la côte depuis la frontière de la Hollande jusqu'à Hambourg, en allant de là à Lübeck et en côtoyant de nouveau la mer jusqu'au Dantzig, tous les pays situés au sud de cette ligne jusqu'aux confins de l'Italie peuvent être censés que Votre Majesté a eu en vue en s'occupant du transit des denrées coloniales en France.

75. Наполеон — Шампапьи. Fontainebleau, le 13 octobre 1810. Correspondance, t. XXI, стр. 214—215, № 17040.

76. Наполеон — Александру 1. Fontainebleau, le 23 octobre 1810. Correspondance, t. XXT, стр. 234, № 17071: Si elle (Votre Majesté.— E. T.) les admet, la guerre dure encore; si elle les séquestre et confisque leur chargement ...le contre-coup qui frappera l'Angleterre sera terrible... Il dépend de Votre Majesté d'avoir la paix ou de faire durer la guerre. La paix est et doit être son désir. Votre Majesté est certaine que nous y arrivons si elle confisque ces six cents bâtiments ou leur chargement.

77. Нац. арх. F12 514. Ministère de l'Intérieur. Nouvelles anglaises, 2-й листок.

78. Там же, 3-й листок.

79. Наполеон — Шампаньи. Fontainebleau, le 4 novembre 1810. Correspondance, t. XXI, стр. 252—253, № 17099.

80. Note da duc de Cadore au prince Kourakine. Paris, le 2 décembre 1810. Correspondance, t. XXI, стр. 297—299.

81. Ср. его письмо к Даву. Saint-Cloud, le 5 juillet 1811. Correspondance, t. XXII, стр. 308, Л» 17892.

82. Вел. кн. Николай Михайлович. Цит. соч., т. IV, стр. 257, Коленкур — Шампаньи, от 19 января 1810 г.: Nous ne sommes, pour ainsi dire, dans cette affaire que vos disciples... et nous ne voulons faire ni plus ni moins que vous.

83. Там же, т. V, стр. 50—51. Коленкур — Шампаньи, от 29 июня 1810 г. (разговор был 20 июня): ...et Sa Majesté mit en avant que c'était la Russie qui conservait seule le principe primitif et exerçait une rigueur égale à l'égard des Russes et des étrangers.

84. Там же: ...l'Empereur termina en disant qu'il ne me parlait de cela que comme d'un objet de conversation générale...

85. Там же, т. V, crip. 225. Коленкур—Наполеону, от 8 декабря 1810 г.: Parlons franchement... Quel est pour la France le but des mesures que vous prenez? — C'est d'avoir seule les bénéfices du commerce des denrées coloniales, d'en avoir le monopole. Je ne m'y oppose pas, je ne me mêle pas de ce qui ce passe chez les autres. Qu'on agisse donc de même envers moi! Pourquoi n'aurais-je pas le droit de recevoir des sucres des Américains, quand pour un droit quelconque vous laissez consommer chez vous et chez les autres les denrées des vos colonies et même des celles des autres?

86. Нац. арх. AF. IV—1242. Séance du 24 juin 1811 (протокол заседания совета по управлению торговлей и мануфактурами, начиная от слов: Sa Majesté fait à ce objet les observations et prescrit les dispositions suivantes etc. Наиболее характерная фраза Наполеона здесь такова: «Si les Anglais n'en tirent point de la Baltique, ils en tireront d'Amérique. D'ailleurs, il serait impossible d'empêcher la Prusse et la Pologne d'en exporter» (речь идет о хлебе).

87. Нац. арх. F12 616—017. Consulats. Renseignements sur le commerce. Tableau des prix des grains (29 juin 1811).

88. Record Office, F. O. 36, № 5. Heligoland, 2 July 1810. Nicholas - лорду Уэлсли: ...the late journey of the emperor to Twer and Moscow as well as the present are attributed to His Majesty wish to withdraw himself from the influence of the- persons who now surround him and to consult count Rastopchin who is reported to have gained the secret confidence of the emperor.

89. Вел. кн. Николай Михайлович. Цит. соч., т. V, стр. 2—3. Коленкур — Шампаньи, от 26 мая 1810 г.

90. Там же, т. V, стр. 261. Коленкур — Наполеону, от 5 января 1811 г.

91. Там же, т. V, стр. 262. Коленку р — Шампаньи, от 16 января 1811 г.

92. Там же, т. V, стр. 271.

93. Там же, стр. 270: ...le commerce français est donc réduit au désespoiret dans une position vraiment critique.

94. Полный свод законов Российской Империи, т. XXXI, стр. 486f № 24464. Манифест от 19 декабря 1810 г.: Положение о нейтральной торговле на 1811 год в портах Белого, Балтийского, Черного и Азовскогоморей и по всей западной сухопутной границе.

95. Шелковые материи запрещались вовсе, на французские вина налагалась громадная пошлина (80 рублей за оксофт в 18 ведер, см. «Книга тарифов П. С. 3. Р. И.», XLV (1810 г.).

96. Lettres inédiles de Napoléon, t. И, стр. 116—117. Наполеон — Шампаньи. Paris, le 3 mars 1811: ...je ne ferai point la guerre pour la raison del'oukase et du tarif... mais... je me tiendrai en mesure contre les effets du mauvais esprit qui a dicté cet acte... J'ai dit moi-même à M. de Czernitschef que depuis que j'ai eu connaissance de l'oukase, j'ai levé la conscription etque cet acte me coûterait 100 millions cette année.

97. Record Office, F. O. 36, № 5. Heligoland, 7 march 1811. Nicholas — лорду Уэлсли: Mylord... I yesterday received two letters from the continent... These letters speak with considerable confidence of the misunderstandings which is said to have taken place between the Trench and russian governments relative to the new tariff and the Continental Commercial System. The mercantile letters from Petersburg represent a rupture between the two posers as inevitable and hold out hopes that licenses will shortly be granted for the importation of Britisch colonial produce.

98. Pitki n T. A statistical view oj the commerce of the United States... Hartford, 1816.

99. Нац. apx. AF. IV—1061, № 106. Wesel, le premier novembre 1811.

100. Нац. apx. AF. IV—1242. Rapport à Sa Majesté. Paris, le 31 décembre 1810.

101. La Russie surtout, la plus forte et la plus lézée.. (Mémoires du ducr de Rovigo, t. III, стр. 74).— Дальнейшие суждения Лаффита вполне подтверждают мысль, высказанную К. А. Военским в его интересном этюде «Причины войны 1812 года» (о потерях, испытанных больше всего именно дворянством).

102. Там же.

103. Наполеон — Шампаньи. Paris, le l avril 1811. Correspondance, t. XXII, стр. 3—4, № 17538: ...que sans doute les contrebandiers... chercheraient de toute manière à nouer une trame avec le continent, mais que cette trame je la couperais avec mon épée si cela devenait nécessaire.

104. Нац. apx. AF. IV—910 (1811 год). 5 avril. Наполеон — герцогу де Кадору: Quant à l'Angleterre il faut par insinuation et par tous les moyens, possibles empêcher le commerce anglais, avoir à ce sujet des correspondances suivies avec nos consuls et instruire de tout ce qui est relatif à cepoint. Il est probable que la moindre apparence d'une paix avec l'Angleterre sera le signal de la guerre...

105. Нужно отметить, что Александр I и в вопросе о блокаде проявляет те основные черты своего ума и характера, которые так прекрасно» выяснены в последнее время новейшими историками (А. А. Кизеветтером и вел. кн. Николаем Михайловичем). В частности, должно отметить, что и здесь Румянцев и другие являлись простыми исполнителями воли государя.

106. Ср. Mémoires de Joseph Touché, t. II, стр. 90: La guerre de Russien'a pas été une guerre entreprise pour de sucre et du café, comme l'a d'abord cru le vulgaire...