Древние города долины Инда

Остатки древнего города Хараппы расположены в округе Монтгомери в Пенджабе, неподалеку от прежнего русла реки Рави. В течение последних десятилетий на месте этого крупного поселения время от времени находили печати (см. табл. XVII), причем давно уже высказывалось предположение, что эти печати, на большинстве которых имеется резное изображение какого-нибудь животного, а над ним несколько пиктографических знаков, относятся к глубокой древности; Каннингхем высказал даже предположение, что индийский алфавит брахми произошел от этого неизвестного письма; это мнение разделял и С. Лангдон.

К сожалению, до последнего времени трудно было составить ясное представление о плане жилых домов и других зданий Хараппы, представлявшей собой единственное поселение, где сохранились следы древней, тогда еще совершенно неизвестной индийской культуры, так как Хараппа служила местом добывания кирпича для соседних городов и деревень и балласта для железной дороги. В связи с этим Маршалл, занимавший в то время должность главного руководителя археологическими раскопками в Индии, решил найти другое поселение, где можно было бы исследовать остатки этой культуры, и, наконец, остановил свой выбор на холмах Мохенджо-Даро, километрах в сорока к югу от Ларканы, в центральной части Синда.

Доисторический характер Мохенджо-Даро определен Р. Д. Банерджи, который случайно обнаружил следы этого прекрасного поселения в 1922 г. при раскопках буддийской ступы и буддийского монастыря, воздвигнутых приблизительно между 150 и 300 гг. н. э. Все эти буддийские здания, за исключением барабана ступы, сложенного из сырцового кирпича, были построены из обожженного кирпича (табл. I, 1). Они находились на самом возвышенном месте поселения — на холме, образованном, как установил Банерджи, остатками кирпичной кладки и другими материалами, сохранившимися от значительно более ранней культуры, в настоящее время известной под названием культуры Хараппы. Даже обожженные кирпичи, которыми пользовались буддийские монахи» относятся к тем древним временам; через двадцать шесть веков их выкопали и снова пустили в дело. Известия из Мохенджо-Даро были настолько многообещающими» что Джон Маршалл принял решение провести там более обширные работы» особенно после того» как в 1921 г. раскопки Рай Бахадура Дайя Рам Сахни в Хараппе показали» что этот город относится во всяком случае к глубочайшей древности. К тому же он был крупнее Мохенджо-Даро и» возможно, являлся главным городом большого народа.

В связи с этим зимой 1923/24 г. в Мохенджо-Даро был послан для проведения дальнейшего обследования М. С. Вате, а в следующем сезоне там провел новые раскопки К. Н. Дикшит. В 1925/26 г. увеличение ассигнований на эту работу дало Маршаллу возможность расширить личный состав экспедиции; благодаря этому удалось добыть большое количество интереснейшего материала и восстановить планы многих зданий.

Следующей осенью Рай Бахадур Дайя Рам Сахни и автор настоящей книги совместно продолжили раскопки в других пунктах этого обширного поселения; с указанного времени и до 1931 г., когда финансовые затруднения положили конец археологическим исследованиям в Индии, руководство раскопками оставалось в руках автора. Между тем работы в Хараппе продолжались, хотя и в меньших масштабах, под руководством М. С. Ватса, а Н. Д. Маджумдар занимался поисками новых поселений в Синде. Поиски эти оказались весьма успешными: поселения, относящиеся к древним культурам, были открыты во многих местах провинции, начиная от современного города Хайдерабада на юге почти до самого Джакобабада на севере. Они образуют длинный ряд холмов, тянущийся между современным течением Инда и предгорьем Киртарского хребта в Белуджистане; близ восточного берега Инда было обнаружено одно очень крупное поселение, выстроенное из необожженного кирпича. Даже при беглом обследовании этих холмов в некоторых из них были обнаружены следы еще более древней культуры. Эти следы были найдены под памятниками, оставшимися от людей культуры Хараппы после того, как они покинули поселения, жизнь в которых, следует заметить, в более поздние времена уже не возобновлялась. Об этой более ранней культуре, названной культурой Амри (по имени селения в Синде, возле которого она была впервые обнаружена), мы знаем очень мало, но ее расписная двухцветная керамика и по формам и по своему геометрическому орнаменту коренным образом отличается от керамики Хараппы и, несомненно, принадлежит совершенно другому народу.

В 1935 г. было возобновлено исследование древних городов долины Инда. Раскопки были начаты в Чанху-Даро (табл. III— V), небольшом поселении, расположенном в ста тридцати километрах к юго-востоку от Мохенджо-Даро и в девятнадцати километрах к востоку от Инда; в состав экспедиции входили участники раскопок в Мохенджо-Даро, уже обладавшие известным опытом и с нетерпением стремившиеся продолжить работу. Важным результатом работ этого сезона (1935/36 г.) явилось установление последовательности культур, которые располагаются вплоть до уровня подпочвенных вод в следующем порядке (каждая культура носит название того места, где впервые были обнаружены ее следы):

Культура Джхангара (верхний слой)

Культура Джхукара

I период культуры Хараппы

II             период культуры Хараппы

III            период культуры Хараппы

Подпочвенные воды, но не материк

Огромное значение установления этой последовательности, помогающей восполнить исторический пробел между моментом, когда города культуры Хараппы по какой-то таинственной, до сих пор не объясненной причине были оставлены населением, и приходом ариев, который условно датируется 1500 г. до н. э., было совершенно очевидно. Теперь же, когда Сидней Смит датирует города культуры Хараппы еще более ранним временем, установление этой последовательности культур приобретает еще большее значение, так как в настоящее время конец Мохенджо-Даро можно почти с полной уверенностью отнести к XVII веку до н. э. * — последнему столетию I вавилонской династии  **, падение которой произошло в тот смутный период, когда Вавилония подверглась вторжению касситов, Египет — вторжению гиксосов, а Иран испытал первый натиск индо-иранских народов, так называемых ариев. До сих пор нам мало известно о людях культуры Джхукара, и мы совершенно не знаем, откуда они пришли. Однако существует поразительное различие в характере культур сменивших друг друга народов Хараппы и Джхукара, особенно заметное, пожалуй, в керамике (табл. XXVII, XXVIII) и в печатях (табл. XVII, XVIII). Создается какое-то странное впечатление отдаленного родства между печатями времен Джхукара из Чанху-Даро и каппадокийскими печатями несколько более раннего времени; это родство проявляется в отсутствии каких бы то ни было письменных знаков и в форме двух печатей — печати-пуговицы и печати-штампы с ручками. Возможно, что люди культуры Джхукара были предшественниками ариев. Единственным памятником, сохранившимся от народа культуры Джхангара, который, возможно, представлял собой небольшое кочевое племя, является лощеная серая глиняная посуда с нарезным орнаментом (табл. XX, 11).

В 1925 г. Харгривс в числе других древних поселений обследовал большой холм близ Наля в княжестве Калат Северного Белуджистана и нашел там следы древней культуры; еще не установлено, имела ли эта культура связь с культурой народа Хараппы. Два года спустя Штейн обследовал Северный и Южный Белуджистан с целью установить, проникала ли культура Хараппы в эти районы, и в результате двух трудных разведок обнаружил в Пернано-Гундае, Суктаген-Доре, Кулли и других местах большое количество предметов, сходных с памятниками культуры Хараппы.

Следы того же самого народа, который населял Хараппу и Мохенджо-Даро, открыты также близ Рупара, небольшого селения на Сатледже, недалеко от холмов Симлы; не может быть сомнений, что рано или поздно места подобных поселений будут обнаружены еще дальше к востоку и к югу от Хараппы. Д. Маршалл считает, что эта культура распространялась до долины Ганга, даже если самые поселения и не заходили так далеко. Как известно, Хараппа расположена на расстоянии более 640 км к северо-востоку от Мохенджо-Даро; керамика несомненно хараппского типа была найдена и в некоторых древних поселениях Южного Белуджистана, в 240 км к западу от Мохенджо-Даро; однако вти находки не могут служить доказательством того, что культура народа, создавшего Мохенджо-Даро и Хараппу, проникала в сколько-нибудь значительной степени в Белуджистан; вопрос этот может быть решен лишь после проведения в этой засушливой местности дальнейших раскопок. Известно, что люди культуры Хараппы вели широкую торговлю со своими соседями, и нет ничего невероятного в том, что они вывозили некоторые продукты в глиняных сосудах, нашедших свое последнее пристанище в мусорных кучах поселений Белуджистана. Во всяком случае, можно предполагать, что эта культура долины Инда распространялась далеко во всех направлениях от Хараппы; как указывает Чайлд, она должна была охватывать значительно большую площадь, чем Египет или Шумер.

Мохенджо-Даро был, по-видимому, меньше Хараппы, но даже и в атом случае площадь его едва ли составляла менее 260 гектаров. Вероятно, в древности он занимал еще большую площадь, чем в настоящее время, поскольку окраины города погребены под илистыми отложениями Инда. Так как из этих двух городов Мохенджо-Даро сохранился значительно лучше, материал для данной книги был собран преимущественно там: однако не следует забывать, что, за Исключением некоторых предметов Несомненно более позднего времени, находки в Хараппе обнаруживают полное сходство с находками в Мохенджо-Даро. Например, керамика этих двух городов почти неотличима как по формам, так и по расписному орнаменту; печати-амулеты с вырезанными на. них изображениями животных и знаками совершенно одинаковы в обоих городах, и, хотя и создается впечатление, что Ха- раппа несколько древнее Мохенджо-Даро, имеется слишком мало точных данных, чтобы его обосновать. Письмо, по-видимому, не изменялось на протяжении всего существования обоих городов, сохраняя свой пиктографический характер.

Вследствие того, что русло Инда с течением веков поднялось на шесть метров, если не больше, исследовать древнейшие слои Мохенджо-Даро без очень дорогого оборудования для откачивания воды невозможно; предметы, найденные на глубине двенадцати метров под поверхностью одного из основных холмов, обнаруживают полное сходство с памятниками более поздних периодов. Далее этого предела копать невозможно, хотя очевидно, что стены уходят еще глубже в пропитанную в настоящее время водой почву, и нет никакого сомнения, что следы первоначальных сооружений города находятся ниже доступных раскопкам слоев; однако у нас нет никаких причин предполагать, что основатели Мохенджо-Даро имели значительно более примитивную культуру, чем люди, населявшие его в последующие века. В самых нижних из раскопанных слоев были найдены бронзовые и медные орудия; в этом нет ничего удивительного, так как в Шумере бронза широко применялась уже пять тысяч лет тому назад. Но памятников неолита обнаружено не было, и нет оснований считать, что поселение возникло еще в каменном веке. Автор полагает также ошибочным применение к древней культуре Мохенджо-Даро и Хараппы названия халколитической («медно-каменный век»), несмотря на то, что как в том, так и в другом поселении были найдены каменные орудия. Это просто узкие кремневые пластинки, служащие ножами (табл. XXIV, 8); подобные ножи вместе с нуклеусами, от которых они были отколоты, встречаются в большинстве домов; такой нож, несомненно, был дешевле и, вероятно, служил не хуже для хозяйственных и иных целей, чем металлический. Другой тип каменных орудий имеет прямоугольное поперечное сечение и по форме обнаруживает некоторое сходство с кельтом ***; вероятно, это был лемех, но орудия этого типа очень редки.

Мохенджо-Даро, что на синдском языке означает «Место мертвых», состоит из одного очень большого холма, протяжением около 1 200 метров с севера на юг и около 600 метров с востока на запад;

к северу и к востоку расположено еще несколько более низких холмов. Приблизительно в 180 метров к западу от него возвышается другой холм, не такой большой, как первый, но выше его; размеры этого холма — приблизительно 400 метров с севера на юг и 300 метров с востока на запад. С северной, южной и юго-западной стороны его также возвышается ряд небольших холмов.

Нельзя определенно сказать, не составляли ли эти два больших холма первоначально один, так как глубоких раскопок на пространстве между ними еще не производилось; в настоящее время они стоят совершенно обособленно. Случайному наблюдателю большой восточный холм представляется сложной системой низких холмов, разделенных оврагами. В действительности же это не овраги, а древние большие улицы, с течением времени превратившиеся в стоки для дождевой воды — дожди, как правило, выпадают в Синде в летние месяцы. Одна из этих улиц, Восточная, проходящая с востока на запад, используется в настоящее время; во время раскопок эта улица служила основной дорогой к лагерю с железнодорожной станции Докри, расположенной примерно в двенадцати километрах от места раскопок.

Холмы Мохенджо-Даро имеют светлокрасный оттенок, который приятно сочетается с синевой неба и желто-серым фоном окружающей равнины. Здания и Хараппы и Мохенджо-Даро, построенные почти, целиком из обожженного кирпича, так сильно пропитались солью, что под действием потоков дождя в наружных слоях кирпича откладывается большое количество кристаллов, разрушающих поверхность вновь обнажающихся стен. То же явление наблюдается и при морозах, которые изредка случаются в Синде. В результате выветривания высота холмов медленно, но верно уменьшается, в то время как площадь их соответственно увеличивается по мере передвижения строительного мусора. Кирпичные стены, находящиеся примерно на глубине 30 см под поверхностью холмов, конечно, не подвергаются разрушению, так как кирпич в зависимости от условий постоянно находится или только в сухом, или только во влажном состоянии. Когда ветер, дождь или лопата археолога уничтожают внешний покров из раскрошившегося кирпича и обнажают еще одну кирпичную кладку, последняя начинает постепенно разрушаться.

В те времена, когда Мохенджо-Даро был населенным городом, кирпич разрушался не так быстро, ибо стены над поверхностью земли могли впитывать лишь небольшое количество солей, тогда как погребенные под землей стены более раннего времени, служившие фундаментами, никогда не просыхали. Это происходило потому, что в те времена равнина, простирающаяся вокруг города, обильно орошалась и разрушительное действие солей было ограниченно, хотя, как это известно, здания и нуждались в частом ремонте. С тех пор климат в Синде постепенно стал более сухим и поверхностные отложения солеи соразмерно увеличились.

В настоящее время мы имеем возможность датировать культуру Хараппы с большей точностью, так как некоторые предметы, найденные при более поздних раскопках в Месопотамии, были призваны за индийские изделия. Ниже этот вопрос будет освещен более подробно. Пока достаточно сказать, что ранний период Мохенджо-Даро, возможно, соответствует по времени концу III раннединастического периода Шумера, т. е. относится приблизительно к 2500 г. до н. э. Таким образом, нижние из достигнутых слоев, предметы в которых, как это ни странно, немногим отличаются от предметов более поздних слоев, вполне возможно, отделены от этих поздних слоев целым тысячелетием. Такая датировка древних городов долины Инда (подробнее о ней говорится в главе VIII и в дополнении) в настоящее время принята многими исследователями; однако не следует забывать, что она зависит от хронологии Месопотамии, так что всякое изменение в последней должно повлечь за собой соответствующее изменение датировки памятников долины Инда.

Кто же были те люди, которые построили Мохенджо-Даро и Хараппу? В настоящее время на этот вопрос нельзя дать определенного ответа; несомненно, что они принадлежали к какой-то доарийской расе, так как их города процветали еще за тысячу лет до того, как первые люди, говорившие на языке ариев, вступили в пределы Индии, что произошло, согласно последним хронологическим данным, около 1500 г. до н. э. Возможно, что люди культуры Хараппы в свою очередь были завоевателями; на это указывает то обстоятельство, что до сих пор все их поселения были обнаружены в северо-западной части Индии. Но во всяком случае к тому времени, как они начали строить свои города, они, по-видимому, достигли уже высокого уровня культуры— возможно, что их культура превосходила даже культуру Элама или Шумера.

Некоторые ученые отмечали, что пиктографическое письмо людей культуры Хараппы, представленное на их печатях (табл. XVII), имеет близкое сходство с протоеламским письмом; но из этого еще не следует, что оба народа должны были обязательно говорить на одном языке. Бартон и Шпейзер высказали предположение, что позднее население Вавилонии включало три расы — протоэламитян, шумерийцев и семитов, или аккадцев, из которых первые являлись древнейшим и, возможно, коренным населением Вавилонии. К тому же некоторые знаки шумерийского письма имеют сходство со знаками хараппской письменности; но так как протоэламитяне были предшественниками шумерийцев в Двуречье, возможно, что их письмо оказало влияние на письмо пришельцев. В связи с этим следует отметить еще один интересный факт, а именно, что некоторые черепа, найденные в Мохенджо-Даро, принадлежат к тому же типу, что н черепа очень раннего времени, найденные в Месопотамии. На этом основании можно высказать предварительное предположение, что протоэламиты, жители выстроенных из обожженного кирпича древних городов долины Инда, и, возможно, также шумерийцы имели общих предков, но нельзя идти дальше этого предположения до тех пор, пока не будут исследованы другие древние поселения в Индии, Белуджистане и на Персидском нагорье и получены новые сведения о происхождении и путях развитая этих древних народов.

Прежде чем перейти к следующему вопросу, следует заметить, что дошедшие до нас надписи людей культуры Хараппы очень кратки; они встречаются лишь на печатях и амулетах и изредка— на орудиях и оружии (табл. XIII, 2). Письмо на всех этих предметах выглядит одинаковым вне зависимости от того, были ли они раскопаны в верхних или нижних слоях обоих городов; это дает основание предполагать, что со времени прихода этих людей в Индию их культура претерпела лишь незначительные изменения. Конечно, для повседневных нужд мог применяться и другой вид письма, более близкий к рукописному, хотя никаких подтверждающих это данных в настоящее время не имеется. Полное отсутствие каких-либо длинных текстов заставляет предполагать, что наиболее распространенным материалом для письма была кора, хлопчатобумажная ткань, кожа или листья пальмы, т. е. такие материалы, которые давно погибли в сырой, пропитанной солями почве.

Каково бы ни было происхождение людей культуры Хараппы, очевидно, что к моменту, к которому относятся наши первые сведения о них, они уже прожили в Индии немало времени. Об этом свидетельствует не только исключительно высокая техника строительства их городов, но и различные элементы их религии, включавшей культ деревьев и животных и употребление фаллических символов — черты, не свойственные западным культурам того времени.

Надо полагать, что население Мохенджо-Даро и Хараппы жило спокойной жизнью, не испытывая постоянной необходимости бороться за свое существование; в этих городах, в отличие, например, от Шумера, не найдено никаких следов, указывающих на частые грабежи и пожары. С другой стороны, не следует забывать, что значительное количество кирпича в обоих городах было использовано на более поздние нужды, причем в первую очередь, вероятно, разбирали городские стены н укрепления. В Мохенджо-Даро цепь небольших холмов, непосредственно примыкающих с севера к холму со ступой, обнаруживает следы исключительно толстой стены и чего-то вроде ворот; но прежде чем можно будет прийти к окончательному заключению о наличии укрепления, в этом месте должна быть еще произведена очень большая работа (см. также стр. 61).

При раскопках Мохенджо-Даро в 1925/26 г. было найдено несколько групп скелетов: одна, состоящая из четырнадцати скелетов — в большом помещении, и другая, из шести — на улице. Все покойники, среди которых есть женщины и дети, лежат в весьма неестественных положениях — очевидно, люди умерли насильственной смертью. Раскопки последующих лет в разных местах города обнаружили еще группы скелетов, из которых одна представляет особенный интерес. Покойники этой группы лежат у подножия лестницы, ведущей с улицы вниз к колодцу; только одна женщина вскарабкалась вверх, почти до уровня улицы, но скончалась на верхней ступеньке (табл. 1, 2). Вначале думали, что эти люди погибли от какой-то эпидемии, но впоследствии, когда были обнаружены две группы скелетов, в каждой из которых по меньшей мере по одному человеку было обезглавлено, от этой теории пришлось отказаться.

Создается определенное впечатление, что по крайней мере один раз на протяжении позднего периода своей истории Мохенджо-Даро подвергся нападению врагов. Кто были эти враги, точно не установлено, но автор весьма склонен думать, что они явились из Белуджистана, который, вероятно, тогда, как и каких-нибудь сто лет тому назад, был населен беспокойными, воинственными племенами. Предгорья Киртарского хребта на границе с Белуджистаном находятся всего в шестидесяти пяти километрах от Мохенджо-Даро, откуда их ясно видно в холодную погоду, хотя большую часть года они окутаны пеленой пыли и зноя. Вполне возможно, что эти племена начали нападать на Мохеиджо-Даро только в более поздние годы, когда общий упадок города сделал его более уязвимым для атак врагов, ибо описанные выше скелеты, все без исключения, были обнаружены в позднейших слоях.

Кроме неприятельских племен, осаждавших Мохеиджо-Даро в поздний период существования, у города, быть может уже с первых дней его основания, был другой, более серьезный враг, с которым приходилось вести постоянную борьбу. Это был Инд. В 1928 г. эта река протекала в пяти километрах к востоку от города, в настоящее время находится уже на расстоянии около 17а км, а в прошлом, несомненно, находилась еще ближе. Инд имеет свойство во время летних наводнений менять свое русло; уровень воды начинает повышаться с первых дней июня и в июле — августе обычно достигает своего максимума. Такие явления, как слишком быстрое таяние снегов и льдов в верховьях, прорыв ледяной плотины или избыток дождей в Синде или Белуджистане могли вести, и часто действительно вели, к большим наводнениям, предвидеть наступление которых в древности не умели. Оседание стен и внутренней облицовки колодцев в двух различных слоях города, из которых один расположен гораздо ниже другого, говорит о том, что одно наводнение в Мохенджо-Даро произошло в ранний период истории города, а другое в период, когда он уже начал приходить в упадок. В обоих случаях жители на некоторое время покидали город, а когда вода спадала, снова возвращались в свои дома.

Однако не следует думать, что наводнения в Мохенджо-Даро представляли собой серьезные бедствия. Благодаря постоянным перестройкам город был расположен значительно выше окружав-шей его равнины, и жителям не грозила опасность утонуть, хотя вода, вероятно, разливалась на километры вокруг и связь с внешним миром на несколько месяцев прекращалась. Для населения это было настоящим бедствием, так как уже самый характер зданий указывает на то, что город был оживленным торговым центром. В связи с этим следует упомянуть два особенно интересных сооружения; одно из них, по мнению автора, служило большим рынком с длинными рядами постоянных прилавков, а другое, в Хараппе, по-видимому, представляло собой грандиозный склад.

О политическом строе Мохенджо-Даро известно немного. Правда, было обнаружено одно большое здание с лабиринтом помещений, которое могло являться дворцом (табл. XI, 12; XXXI—XXXIV); однако вполне возможно, что оно я не было царской резиденцией, так как управление городом, который уступал по величине Хараппе, могло находиться в руках наместника. Это здание могло служить одновременно и жилищем наместника и центром административного управления, так как наряду с караульными помещениями, комнатами для слуг и несколькими продовольственными кладовыми здесь имеются обширные залы. Возможно, что и другие большие и важные строения являлись центрами административного управления. В результате недавних раскопок в Хараппе также было обнаружено сильно укрепленное центральное здание, служившее, возможно, цитаделью, что, несомненно, свидетельствует о наличии организованной власти, духовной или светской.

В обоих городах поражает полное, по-видимому, отсутствие храмов, хотя, конечно, там могли быть небольшие, разбросанные в разных местах святилища, не отличавшиеся по плану от обычных домов. Известно, однако, что буддийская ступа (табл. 1,1) и монастырь, расположенные в западной части Мохенджо-Даро, на самом высоком холме, на высоте около восемнадцати метров над уровнем окружающей равнины, построены над остатками какого-то сооружения, которое вполне могло быть храмом. В настоящее время зто строение исследовано только частично, так как возможность проведения пробных траншей во дворе ступы была очень ограниченна, и полное исследование возможно лишь в том случае, если снести целиком всю ступу. Очевидно, что здание под ступой было воздвигнуто на искусственной платформе высотой около шести метров, сложенной из сырцового кирпича— материала, который применялся и для других подобных же платформ, найденных в различных местах поселения. По-видимому, назначением этих платформ было поднять здания на большую высоту и сделать их таким образом недосягаемыми для наводнений; но, учитывая высоту платформы, поддерживающей здание под ступой, можно высказать предположение, что она предназначалась не только для защиты здания от наводнения, но также и для того, чтобы придать ему более внушительный вид. Весьма вероятно, что дальнейшие раскопки дадут лишнее подтверждение той аксиомы, что место, которое когда-то стало священным, сохраняет свой культовый характер даже в том случае, если впоследствии оно окажется занятым последователями какой-либо иной религии.

Другое здание, раскопанное в 1925/26 г: Д. Маршаллом, дает, по-видимому, дальнейшее подтверждение того, что сооружение, на развалинах которого стоит ступа, служило религиозным целям. Это второе строение расположено несколько к западу от первого и состоит из большого бассейна (табл. II, 1), окруженного аркадами. Неподалеку от северного конца здания находится комплекс из восьми небольших комнат для омовения (табл. II, 2). По-видимому, купанье входило, как и у Современных индусов, в число религиозных обрядов жителей Мохенджо-Даро, а большой бассейн служил местом совершения этого обряда. Что касается восьми небольших комнат для омовения, то ими, возможно, пользовались жрецы, в ведении которых находилось здание. Это предположение, по-видимому, подтверждается тем, что над каждой комнатой имеется келья. Подробное описание этих зданий дано ниже.

Мохенджо-Даро и Хараппа были окончательно покинуты приблизительно в одно и то же время; причиной ухода жителей из Хараппы явилось, очевидно, перемещение русла реки Рави, на берегу которой стоял город. Неизвестно, что побудило жителей Мохенджо-Даро окончательно оставить свой город; возможно, что решающей причиной было изменение течения Инда. Но каковы бы ни были причины этого, город так и оставался стоять в развалинах до II или III века н. э., когда, как мы уже видели (см. стр. 30), небольшая часть его была временно заселена людьми иного происхождения и иной веры.

Что Чанху-Даро по меньшей мере дважды также подвергался наводнению, указывают слои чистого ила в стенках глубокого разреза, прорытого до уровня почвенных вод (табл. V). В настоящее время расстояние от города до берега Инда равняется девятнадцати километрам.

Примечания

* По вопросу о датирования конца культуры Хараппы см. предисловие, стр. 13—14. (Прим. ред.)

** I вавилонская династия, шестым царем которой был Хаммурапи (1792—1750 г. до н. э.), правила с 1894 по 1595 г. до н. в. Она пала в результате нашествия хеттов, а не касситов, которые находились в Вавилонии, в ее северо-восточной части, в период правления I вавилонской династия (см. В. В. Струве, Хронология I вавилонской династии, Вестник др. история, 1947 г., № 1). Завоевание Египта гиксосами произошло около 1710 г. до н. э. Их господство продолжалось более столетия. (Прим. ред.)

*** Кельт — каменный топор, который в русской археологической терминологии обычно называется клиновидным топором или теслом. (Прим. персе.)

Цитируется по изд.: Маккей Э. Древнейшая культура долины Инда. М., 1951, с. 29-39.