Шаолинь

Первый монастырь Поднебесной

Сухие взгорья. Редкие клочки полей на склонах. В природе доминируют блеклые, желто-серые тона. Это бассейн Хуанхэ — Желтой реки, ставшей колыбелью китайской цивилизации. А гора Цзуншань, куда я держу путь, издревле почиталась как одна из пяти священных гор Срединного царства. В 495 году на ее восточном склоне был основан монастырь Шаолинь. И вот этот глухой, труднодоступный край вновь стал местом паломничества. Теперь сюда ежегодно приезжают два миллиона китайских и двадцать тысяч иностранных туристов. Причина — телевизионный сериал «Монастырь Шаолинь», имевший огромный успех в Китае, а затем показанный в других странах. Этот фильм еще больше подхлестнул возникший повсюду интерес к ушу — китайским боевым искусствам. Монастырь Шаолинь принято считать местом их рождения.

Одна из фресок на его стенах рассказывает, как тринадцать здешних монахов спасли Ли Шиминя — второго императора династии Тан. Узурпатор Ван Шитун захватил Ли Шиминя в плен и держал его в заключении в Лояне. Благодаря владению приемами ушу монахи сумели проникнуть в крепость и вызволить пленника. Вернув себе право на престол, император щедро отблагодарил спасителей. Шаолинь получил почетный титул «Первый монастырь Поднебесной». Ему была дарована земля, а монахам предписано и впредь совершенствоваться в боевых искусствах. Занимались они этим, судя по всему, весьма усердно. На каменном полу Зала Тысячи Будд видны ряды полуметровых ямок — их протопали монахи во время упражнений.

Кроме притчи о тринадцати монахах, спасших императора, у монастыря Шаолинь есть более важная причина слыть исторической достопримечательностью. Иероглифы у главных ворот напоминают: «Здесь была основана школа чань». Молельный зал монастыря украшает статуя Бодхидхармы, который в 527 году пришел сюда из Индии проповедовать буддизм и стал первым патриархом школы чань. Это заимствованное из санскрита слово означает созерцание, медитацию. Школа чань (по-японски — дзэн) на многие века определила «философию жизни» народов Дальнего Востока, своеобразие их этических и эстетических воззрений. Ее основой стал буддизм, трансформированный под воздействием местных религиозно-философских учений, в частности даосизма. Методы традиционной буддийской йоги сочетаются в школе чань с приемами динамичной медитации, заимствованными из даосской психотехники. Считается, что можно прийти к просветлению и через активную жизнедеятельность — если развивать восприятие прекрасного через живопись, поэзию, каллиграфию или совершенствовать способность владеть своим телом с помощью боевых искусств. А это, в свою очередь, позволяет через подсознание влиять на циркуляцию жизненной силы, которая в китайской философии и медицине носит название «ци».

Лежа на гвоздях

В одном из монастырских храмов настоятель показал мне старинную фреску. На ней изображены монахи, выполняющие различные упражнения с целью обрести «шесть гармоний». Первые три ступени этого пути требуют координации рук и ног, локтей и коленей, плеч и бедер. Но чтобы подняться выше, нужно овладеть искусством еще трех, уже не внешних, а внутренних гармоний: сердца и разума, разума и духа, духа и силы. Обычный человек действует по формуле «разум — сила». Но если волевой импульс сначала воспламеняет дух (ци) и концентрирует его в нужном месте, сила многократно увеличивается.

Именно монахи буддийской школы чань добавили к владению телом умение управлять духом, перераспределять жизненную энергию, что неизмеримо увеличивает физические возможности человека. Создатели цигун опирались и на народный опыт. Об этом свидетельствуют статуи, которые мне показали в одном из дворов монастыря Шаолинь. По этим фигурам видно, что китайские земледельцы еще до нашей эры знали способы снимать усталость и быстро восстанавливать силы в страдный период полевых работ. Определенные позы позволяют расслаблять плечи, спину, руки, ноги или, сосредоточивая внимание на нижней части живота, погружаться в краткую дремоту, освежающую, как несколько часов сна. Умение владеть своим ци сохраняет здоровье и продлевает жизнь. Кроме боевых искусств, этому способствуют и другие формы активной медитации, например каллиграфия и стихосложение. (Мне прежде как-то не приходило в голову, что состязание в каллиграфии и фехтовании при экзаменах на государственные должности в феодальном Китае, а также увлечение японцев таким жанром поэзии, как хайку, где в одной строфе раскрывается один художественный образ, — все это уходит корнями в методику цигун.)

Мы долго ходили по монастырскому двору, где, как в музее, расставлены человеческие фигуры в натуральную величину, показывающие, как монахи обретают «усердие духа». Один из таких экспонатов изображал человека, который лежал на доске, наклоненной под углом 60 градусов, без какой-либо опоры под ногами. А рядом этого же монаха можно было видеть взбирающимся на почти вертикальную стену. Мне пояснили, что, владея вершинами мастерства цигун, будто бы можно уменьшить силу тяжести. Феномен сверхлегкости мне продемонстрировали потом вне монастыря. Два стула поставили спинками друг к другу на расстоянии около метра. Этот проем перекрыли полосой папиросной бумаги. Двое мужчин сели на стулья, прижав края ленты своим весом. Девушка, отнюдь не хрупкого сложения, взялась за спинки стульев, сделала стойку на руках, осторожно ступила сперва одной, а затем другой ногой на провисшую папиросную бумагу и распростерла руки. Видел я и мастера цигун, который вставал на четыре куриных яйца, накрытых прозрачным пластиком, а потом давал проверить хрупкость их скорлупы.

По просьбе настоятеля монахи показали мне в молельном зале свое искусство. Учитель Ши Лиху положил на голову своему ученику четыре кирпича. И с размаху ударив пятым, разбил их на куски. Потом он разделся до пояса и попросил бить его стальным прутом толщиной с палец. Мои робкие удары вызвали смех. Ученики с азартом взялись за дело сами. Они хлестали учителя и по плечам, и по спине, и по животу, и по самому уязвимому месту — левому боку. Когда по просьбе Ши Лиху я пощупал его тело, оно показалось словно выточенным из дерева.

Высокого мастерства требует и прием «обоюдоострое копье». Гибкий камышовый прут имеет два острых металлических наконечника. Два человека приставляют концы копья себе к горлу и ходят кругами, то сближаясь, то расходясь. При этом прут изгибается дугой, вдавливается в тело, но люди остаются невредимыми. В завершение показа принесли доску, из которой, как щетина из щетки, торчали шестидюймовые гвозди. Монах улегся на их острые концы. Сверху положили свернутое одеяло, а на него — метровую каменную плиту и принялись бить по ней молотами, пока не раскололи. После этого на спине человека остались ряды красных точек, но кожа нигде не была проколота.

Овчинников В.В. Своими глазами. Страницы путевых дневников. М., 1990.