Бельгийское Конго (ЧА:ПиН, 2016)

БЕЛЬГИЙСКОЕ КОНГО появилось на карте позже других африканских колоний. Маленькая Бельгия не могла захватывать заморские территории, соперничать с великими державами в разделе мира. Это не убавило аппетита у бельгийского короля Леопольда II, (правил в 1865-1909 годы) который мечтал превратить Бельгию в колониальную державу. Король виртуозно провел сложную дипломатическую игру, умело использовал интерес общественности к географическим открытиям, тонко сыграл на благородных чувствах, прикрывая свои планы филантропическими, гуманитарными инициативами вроде борьбы с работорговлей и «распространения цивилизации». Колониальные грезы Леопольда стали явью в 1885 году, когда ведущие державы одобрили создание в бассейне реки Конго государства под его личной властью размером в 80 Бельгий или почти всю Западную Европу.

К началу XX века детище Леопольда, Независимое государство Конго (НГК), приобрело дурную славу места, где африканцам приходилось платить непомерно высокую цену за то хорошее, что они получали от колонизации: прекращение работорговли и междоусобных войн, распространение христианства и грамотности, железные дороги. Хищничество и алчность концессионных компаний, на откуп которым было отдано НГК, не знали границ. Произвол, доходившая до зверств жесткость стали обыденностью.

Деяния Леопольда и его подручных в НГК стали предметом острой критики общественности и публицистов, среди которых были и золотые перья — Марк Твен и Артур Конан Дойль. Когда правда о положении в африканских владениях короля вышла наружу, бельгийский парламент потребовал их передачи под управление Бельгии. Выговорив себе ряд привилегий и значительную денежную компенсацию, Леопольд в 1908 году подписал «Колониальную хартию» — указ о преобразовании НГК в колонию Бельгии.

[249]

Согласно хартии вся полнота власти принадлежала бельгийскому королю и парламенту, которых представлял губернатор. Местное население было разделено на искусственно созданные «племена». Нередко в составе одного «племени» оказывались разные народы, а один народ попадал в разные «племена». Бельгийцы признали власть правителей немногих доколониальных государств на условиях полной лояльности. Во главе большинства «племен» были поставлены назначенные вожди, получившие специальный нагрудный знак (так называемые медалированные вожди). Это были люди незнатного происхождения, иногда принадлежащие даже к другой этнической общности.

Бельгийское колониальное наследие пошло и на пользу и во вред конголезцам. Благодаря бельгийцам была построена сеть железных и шоссейных дорог, создана современная горнодобывающая промышленность, товарное сельскохозяйственное производство. Миллионы конголезцев получили основы европейскою образования и приобщились к христианским ценностям в миссионерских школах. Для многих стала доступной качественная медицинская помощь. Однако и причин для недовольства у конголезцев было предостаточно: принудительный труд, непосильные налоги, нищета в деревне, вынуждавшая многих крестьян-мужчин заниматься отходничеством, тяжелая и опасная низкооплачиваемая работа на шахтах, скверные жилищные условия в городах, унизительный цветной барьер в повседневной жизни.

Бельгийская колониальная идеология основывалась на теории опеки или патернализма. Африканцы считались детьми, нуждающимися в «отеческой» опеке и плотном контроле. На работе их «опекали» европейские компании, в духовной и повседневной жизни — католическая церковь, в общественной — колониальная администрация.

С упразднением НГК приоритетными стали отрасли экономики, которые обеспечивали поставку на мировой рынок минерального сырья, — горнорудная промышленность и цветная металлургия. Началась интенсивная разработка месторождений золота, меди, алмазов, цинка, редких металлов. Появились железные дороги, горно-обогатительные фабрики, металлургические заводы. На богатом полезными ископаемыми юго-востоке росли промышленные центры — вотчины монополий, контролировавших экономику колонии: «Сосьете Женсраль дю Бельжик», «Юньон Миньер дю О'Катанга», «Форминьер». На остальной территории хозяйство сохраняло сельскохозяйственную ориентацию. В районах товарного земледелия принудительно насаждались экспортные культуры (хлопок, масличная пальма).

Колониальное «освоение» Конго вызвало глубокую социальную трансформацию. В сельских районах шло имущественное расслоение,

[250]

в промышленных центрах быстро росло число людей, работающих по найму. Это были в основном шахтеры, среди которых преобладали отходники. Одной из особенностей колониального общества Конго была ничтожно малая численность тех, кого во французских колониях называли эволюэ (в переводе с французского — «развитый, приобщившийся к цивилизации»). Только в 1952 году для конголезцев был введен особый статус, теоретически уравнивавший их с европейцами. Для получения соответствующей регистрационной карточки, «матрикулы», требовался не только высокий образовательный и имущественный ценз. Процедура была унизительным испытанием на способность «жить цивилизованной жизнью». Надо было сдать массу документов, ответить на вопросы специальной комиссии. Ее члены приходили к претенденту домой, выясняли, спит ли он и его домочадцы на кроватях, ест семья ножами и вилками или пальцами, не бьет ли он жену и т. п. За пять лет «цивилизованными» признали всего 1,557 конголезцев. Но и для многих из них заветный статус не становился пропуском на вершину социальной лестницы. Возможность получить высшее образование была у редких счастливчиков. Потолком же карьеры африканского выпускника средней школы было место мелкого клерка или учителя. Накануне независимости среди 12 миллионов конголезцев было только 16 человек с высшим образованием, все специалисты в гуманитарной сфере — ни одного врача, инженера, крупного менеджера или агронома. В 25-ти тысячной армии «Форс пюблик» не было ни одного конголезского офицера.

[251]

Цитируется по изд.: Черная Африка: прошлое и настоящее. Учебное пособие по Новой и Новейшей истории Тропической и Южной Африки / под. ред. А.С. Балезина, С.В. Мазова, И.И. Филатовой. – М., 2016, с. 249-251.