Псков во время восстания 1650 года
Поход Хованского порвал последние связи, соединявшие Псков с остальными частями Московского государства. В течение почти трех месяцев (июнь — август) Псков находился в состоянии открытой войны с московским правительством. Под стенами города шли непрерывные схватки и бои. Восставшие рассматривали людей Хованского как неприятелей, с которыми необходимо вести упорную и непрерывную борьбу.
С устранением воеводской власти на сцену выступили старинные органы земского самоуправления: мирской сход и все городная или земская изба.
Окончательным распорядителем и судьей всех больших политических вопросов в Пскове в это время был мирской сход или «мир», как его нередко называют документы. Впрочем, противники восстания и официальные акты предпочитали употреблять для обозначения мирского схода другое, презрительное имя: «скоп» или «сонмище».
Мирской сход собирался на площади перед всегородной избой. На Рыбницких воротах висел «сполошный колокол», звоном которого собирали «мир». Звон «сполошного колокола» передавался многочисленными колокольнями. Андрей Сонин, бывший в Пскове в половине мая, дает такую картину: „Как он приехал ко Пскову и город от него заперли и стоял за городом часа з два, а в тое пору били в городе в сполошные колокола по церквам и по башням". Звон в ко-
[88]
Довмонтова башня в псковском Кремле, возле которой собирался мирской сход.
[89]
[ОБОРОТ ИЛЛЮСТРАЦИИ]
[90]
локола производился «всполошным обычаем», т. е. ударами в один край колокола, как бьют в набат. Народные собрания отличались большим многолюдством. Участники собрания и зрители размещались по городской стене, на кровлях церквей и домов. Количество собравшихся доходило до нескольких тысяч человек. Очевидцы псковских собраний определяли численность мирского схода, на глазок, в 4—5 тысяч участников. Архиепископу Макарию, которого насильно привели на такое собрание, показалось, что на нем присутствует «безмерно много»" людей.
На площади стояли громадные досчатью чаны или «дощаны», как называют их документы. Они заменяли собой помост. С этих дощанов говорились речи и читались грамоты, на тех же дощанах производились в случае надобности допросы. Мирской сход отличался шумом, а иногда и буйством настоящего вечевого собрания. Люди приходили на сход вооруженные, с пиками, топорами и даже пищалями. Нередко на площади производилась кровавая расправа, начиналось настоящее побоище. Интересный рассказ о мирском сходе находим в челобитной псковского казака Ники- фора Снякина. Казак Снякин ездил в Москву челобитчиком от Пскова и тайно перешел на сторону московского правительства. Он вернулся в Псков и попытался внести разложение в ряды восставших: „И как буду я у земской избы, — рассказывает Снякин, — и твой .государев изустной словесной приказ псковичам всяких чинов людем выговорил и твою государеву грамоту земскому старосте Гаврилку Демидову и всяких чинов выборным людем отдал. И как учели твою государеву грамоту перед народам честь и до половины вычли, а народ, вое православный християне, молчали. И не выслушав до конца твоей государевой грамоты земской староста Гаврилко Демидов и про тобя, великого государя... сказал нелепое слово, чево нам страшно и подумать. И я с своими товарищи, услыша у него, Гаврилки, такое нелепое слово и ево учели бита. И воры и мятежники, которые с ним, Гаврилкою, за него Гаврилку стали, и меня били не на живот,, на смерть, обухами и пищальными стволами и тоннами и замертво меня, Никифорка, вкинули в тюрьму".
[91]
Подобные сцены нередко повторялись на мирском сходе. Во время одного из таких собраний едва не погиб Волконский, а позже псковский архиепископ Макарий. За Макарием пришли и силою вывели из собора „всем городом с оружьем, с пищалями и с копьи и с топоры" 34.
Как и древнее вече, мирской сход нуждался в исполнительном органе. Таким органом была всегородная изба. Документы безразлично называют ее то всенародной, то земской избой.
До восстания, как мы знаем, всегородная изба была центром только для посадских людей и далека была от претензий на власть. Теперь всегородная изба стала правительственным центром восставшего Пскова. Здесь, а не в воеводской избе, сидело подлинное псковское правительство.
Компетенция всегородной избы была чрезвычайно велика. Во всегородной избе составлялись челобитные в Москву и грамоты в псковские пригороды, присоединившиеся к восставшим. Сюда приводили всех лиц; приехавших в Псков. У ворот города приезжих останавливали и допрашивали, с какой целью они приехали в Псков. Подозрительных людей отводили во всегородную избу к старосте и выборным людям. Уже в мае все документы, посылаемые из Москвы на имя воеводы и других царских чиновников, распечатывались и прочитывались во всегородной избе.
До нас дошли только незначительные отрывки делопроизводства земской избы во время восстания. Но даже эти отрывочные материалы очень интересны. С 22 марта по 23 июня во всегородной избе производились допросы приезжих в Псков. Распросные речи этих лиц составлялись по обычной приказной форме. Приведем начало одного из протоколов допроса: „158-го, марта в 23 день, псковитин посадцкой человек Мирон Иванов сын Сухоносов, пришед в земскую избу к земским старостам к Гавриле Демидову и всяких чинов ко всему народу, сказал!.." Далее следует содержание допроса.
Во всегородной избе находились городские ключи от всех кладовых и погребов с военными и съестными запасами. Раз-
[92]
дача денег, наем и прибор людей производился также всегородной избой, которая, таким образом, исполняла функции ликвидированной воеводской власти.
Для выезда за город надо было получить пропуск из всегородной избы. Одна из таких памятей случайно сохранилась в делах о псковском восстании. Содержание ее очень коротко: „Память Петровских Полских ворот караулыциком стрельцом и посадским людем. Выпустить за город Семеновых трех человек Лутьяновича Стрешнева с лошадми. Сей грамотки верте". На обороте памяти написано: „К сей памяти вместо всегородных старосты (!) Гавыло(!) Демидова до Сенки Орьтеева (!), по их велении, Якушько приимщик руку приложил" 35. После ликвидации псковского восстания в земской избе были отобраны „воровские печати", которыми скреплялись наказы и памяти псковского правительства.
Во всегородной избе сидели земские старосты и выборные люди. В руках земских старост сосредоточивалась громадная власть. Старосты в значительной мере определяли политику восставшего города. В начале восстания земскими старостами были Иван Федоров Подрез и Семен Меньщиков. Оба, по-видимому, принадлежали к верхам посадского населения. В первые дни восстаний Меньщиков даже „ухоронился" к архиепископу, весьма благоволившему к зажиточным псковичам. Такие старосты не могли и не желали руководить восстанием. Не позднее конца марта на их место были выбраны новые всегородные старосты — Таврило Демидов и Михаил Мошницын.
В лице Гаврилы Демидова на сцену выступил крупный человек, судьба которого тесно связалась с судьбой восстания. Таврило Демидов оставался всегородным старостой до августа, когда на его смену пришли представители „лучших людей", жаждавших подавления восстания и мировой с московским правительством. В течение 4 месяцев (апрель — июль) Таврило Демидов стоял во главе временного псковского правительства и занимал непримиримую позицию по отношению к Москве. По сравнению с ним, его товарищ Михаил Мошницын занимает второстепенное положение. К сожалению, никаких биографических подробностей ни о том ни о другом
[93]
мы не имеем. Герои восстания появляются на арене как бы внезапно и потом снова пропадают. Известно только, что Гаврило Демидов был „хлебником" по профессии. Одно, впрочем, мало достоверное известие присваивает ему другую фамилию, называя не Демидовым, а Леонтьевым. Таврило Демидов был человеком грамотным. На обороте большой челобитной имеется подпись: „к сей челобитной Гаврилка Демидов сын руку приложил" 36. Кроме земских старост, во всегородной избе сидели выборные люди. На каких началах было организовано представительство во всегородной избе, об этом точных сведений не имеется. Но есть намеки на сословный характер представительства.
В конце апреля новгородские стрельцы, бывшие в Пскове, показывают: „во всегородной во Пскове сидят выборные люди изо всяких чинов, из дворян, и ис посадцких людей и ис стрельцов и ис казаков, по два челювеки, з земским старостою з Гаврилком Демидовым". Другие показания также упоминают о попах, стрельцах и „всяких чинов людех", сидевших во всегородной избе. Обыски и - допросы производились обычно выборными от попов, посадских людей и стрельцов. „Поп, да два человека стрелецких пятидесятников, да шесть человек посадцких людей" обыскивали Григория Лугвенева, посланного Хованским в Псков с отпискою.
Наиболее подробный список выборных, сидевших в земской избе, дает упоминавшийся выше Воронцов-Вельяминов. „А ныне у них сидят во всегородной избе старосты Гаврилко Демидов да Мишка Мошницын, стрелецкие пятидесятники — Неволька Сидоров, Парамошка Лукьянов, Федка Снырка, казаки — Ивашка Сахарной, Ивашко Хворой, Троицкой протопоп Офонасей, прозвище Другая, да ключарь Деонисей... Да тут же сидит георгиевский з Болота 'поп Яков... Да в земской же избе сидят посадцкие люди: Михайло Русинов, Иван Устинов, Анкидин Гдовленин, Алексей Балаксин, Яков серебреник, Иван Мясков". Такой состав имела всегородная изба во второй половине апреля. В этом длинном списке ясно выступает сословный характер состава земской избы: 3 представителя от трех стрелецких приказов, 2 казака, 3 попа от духовенства и многочисленные посадские люди.
[94]
Воронцов-Вельяминов, впрочем, не упомянул еще об одной сословной категории: дворянах и детях боярских. Между тем, дворяне и дети боярские также имели своих представителей во всегородной избе. Это обстоятельство было хорошо известно в Москве. В одной из грамот правительство бросало псковским дворянам упрек в том, что они „забыв наше государское крестное целованье и свою природу, приставали к ворам и заводчиком", а раньше от них „никакие шатости и измены не бывало". Недовольство московского правительства поведением дворян и детей боярских было мало обоснованным. Громадное большинство дворян уклонялось от участия в восстании. Во всегородной избе сидел только один дворянский делегат—Иван Чиркин.
Вооружение служилого человека.
Фигура Чиркина очень своеобразна. Многочисленный род Чиркиных владел поместьями в Псковском уезде. Иван Чиркин был замешан в хлебной спекуляции Емельянова. Каким же образом попал он во всегородную избу? Некоторое представление об этом дает челобитная Чиркина, поданная им на царское имя в 1653 г. Из челобитной выясняется, что Иван Чиркин в 1650 г. был в Пскове „у сыскнова дела", выводил в посад тяглых людей. Во время восстания псковичи приводили его во всегородную избу под стражей „за топорами", а потом посадили в тюрьму. Но сидение в земской избе настолько скомпрометировало Ивана Чиркина, что даже в 1653 г. он добился только записи в Разряд, а поместья обратно не получил.
[95]
Такими же случайными людьми, как и Чиркин, были выборные от духовенства. Упомянутые выше протопоп Афанасий и ключарь Дионисий сидели во всегородной избе „по неволе" и к „воровским словам" не приставали. Но среди попов нашлись люди, примкнувшие к восстанию. Среди них отмечают, например, Георгиевского с Болота попа (Якова. Об (нем Воронцов-Вельяминов говорит прямо — „тот ко их ко всякому заводу и умыслу приставает и думает с ними вместе".
Позже упоминается поп Фирс как один из „заводчиков". В лице этих попов приходится видеть недовольных людей из числа духовенства, сидевшего на бездоходных приходах при тех самых церквах, которые, по выражению псковской челобитной „без архиепископского и воеводского призрения валятся розно". Одна из царских грамот упрекала псковских попов в том, что они участвовали в восстании, „соединены мятежником и вором".
Состав выборных во всегородной избе менялся довольно часто. Прочнее всех сидели земские старосты — Гаврила Демидов и Михаил Мошницын. В документах о восстании земские старосты всегда выступают на передний план. Они были не одиноки. Кроме земских старост, выдвинулось еще несколько человек, которых можно причислить к настоящим вождям восстания. Некоторые из них принадлежали к числу выборных от всяких чинов людей, другие сидели во всегородной избе силою обстоятельств. Царские грамоты с их характерной терминологией называют таких людей „пущими ворами и заводчиками". Характерно, что все они принадлежали к беднейшим кругам псковского населения.
Царская грамота, посланная в Псков в июле, называет 5 „пущих воров": Гаврилу Демидова, Михаила Мошницына, Дружину Бородина, Прокофия Козу и Василия Копыто. Из этих 5 „пущих воров" несколько позже выбрасывается имя Дружины Бородина. Оставшиеся 4 человека пользовались таким влиянием в Пскове, что митрополит Никон характеризовал их значение в псковском правительстве такими словами: „те четыре человека, воры, во Пскове владетельны, и во всем их псковские воры слушают". Из перечисленных выше лиц
[96]
трое — Мошницын, Демидов и Бородин — были посадскими людьми. Коза и Копыто принадлежали к стрельцам. Кроме них, в числе „пущих заводчиков" нередко упоминаются еще 3 лица—староста площадных подьячих Томило Васильев Слепой, стрельцы — Сорокоалтынов и Максим Яга. Из них наиболее яркой фигурой представляется Томило Слепой, перу которого принадлежала большая псковская челобитная.
Значение „заводчиков" было чрезвычайно велико. Именно они были настоящими руководителями восстания, его подлинными вождями, а не те люди, которые только сидели во всегородной избе и не участвовали в событиях. На бой 31 мая псковичей „выслали те же Демидов и Мошницын и с ними стрельцы Прокофей Коза, Василий Копыто, Максим Яга". „Всем городом владеют Демидов, Мошницын и Коза", — показывают в мае беглецы из Пскова, — „и что они приговорят, так и делают". Впрочем число „заводчиков" надо сильно увеличить. Псковские беглецы Сергей и Фадей Ивановы дают нам такой список вождей восставшего Пскова: „во Пскове во всяком воровском заводе старосты Гаврилка Демидов, Мишка Мошницын, да площадной подьячей Томилко Слепой, да стрельцы Прокофейко Коза, Максимко Яга, Федька Снырка, Ульяико Фадеев, да Ивана милостивого пои Евсевей, да Покровской поп Иван, да казак Лучка и иные многие люди, такие ж воры".
Каждый раз в расспросных речах в числе „заводчиков" упоминаются новые лица. Некоторые из этих упоминаний случайны, но почти все расспросные речи в числе вождей восставших называют Демидова, Мошницына, Прокофия Козу и Томилу Слепого. Таким образом, руководящая группа правительства всегородной избы состояла из молодших посадских людей и стрельцов 37.
В целом устройство восставшего Пскова поражает своим сходством с более ранним временем эпохи псковской самостоятельности. В самом деле, мирской сход чрезвычайно напоминает собой древнее „вече". Даже место для сполошного колокола было выбрано на той же Рыбницкой башне, где когда-то висел вечевой колокол. Всегородная изба имеет несомненное сходство с псковской „господой" времен самостоя-
[97]
тельности, а двое всегородных старост невольно напоминают двух псковских посадников. Такая параллель четко бросается в глаза. Это обстоятельство свидетельствует о том, что представления о былой „вольности" в известном смысле играли организующую роль в оформлении некоторых групп восставшего Пскова.
[98]
Цитируется по изд.: Тихомиров М.Н. Псковское восстание 1650 года. Из истории классовой борьбы в русском городе XVII века. М.-Л., 1935, с. 88-98.
Примечания
34. О мирском сходе см. показания Андрея Сонинат „собрались многие люди по городу и к воротам и в городе по улицам... и выведши из все гор одной избы на площадь и поставили на тшане перед всеми людьми; и-просили государевых грамогг и речь, .чщ с ним приказано от государя, велели говорить" (дело № 24, л. л. 514—515). О колоколе воевода Львов говорит в отписке: „а сплошной колокол с Рыбниц кой башни велели сня-.ь и поставить в зелейную палату" (дело № 98, л. л. 3—4, отрывок отписки без даты, но не раньше сентября 1650 года). Челобитная казака Снякина в столбцах Новгородского стола, № 102, л. л. 128—130, об отписке архиепископа Макария см. прим. 20.
35. Память людям Стрешнева — в деле № 24, л. 287. Расспросные речи во всегородной избе — дело № 71, о чтении царских грамот в земской избе и расспросных речах Селиванова (дело № 24, л. л. 484—489), о „воровских печатях" в отписке Рафаила (№ 71, л. 1).
36. О старосте Семене Меньшикове см. у Якубова, стр. 314. „Хлебником" Гаврилу Демидова называет челобитная стрелецкого головы С. Чалеева (дело № 98, л. л. 55—56), рукоприкладство Демидова на обороте большой псковской челобитной (дело № 24, л. 380 об.). Чалеев говорит: „мятеж учинился от Гаврилки хлебника".
37. О представительстве „чинов" говорят показания стрельцов (дело № 24, л. л. 4, 6 и 11), расспросные речи Лугвенева о том же (дело № 24, л. л. 510—511), речи Воронцова-Вельяминова см. Якубов, стр. 366—369. Челобитная Чиркина в столбцах Новгородского стола, № 105, л. 144. На обороте ее помета: „16 генваря в 14 день государь пожаловал, велел им служить по списку, ему Ивану городовую службу, и в список ИХ в Розряде справить, а в поместье отказать". Чиркин говорил в челобитной, что его брата с женой и сыном убили, а племяннику голову отсекли. Отписка митрополита Никона от 1 августа о деле № 64, л. л. 118—120. Царская грамота с перечислением „заводчиков" — в Доп. к Актам истор., т. III, № 74. Расспросные речи Ивановых от 16 июня — в деле № 63, л. л. 46—51.