Пномпень в 1976 году: население

Пномпень в 1976 году: население

Кто живет в Пномпене?

Когда говорят «лондонцы», то имеют в виду англичан, живущих в Лондоне, парижане, естественно, — французы, проживающие в столице Франции, но сказать о пномпеньцах, что это кхмеры, населяющие Пномпень, было бы неточно. Кхмеры, конечно, жили и живут в столице своей страны, но здесь много, очень много (в процентном отношении) китайцев, и играли они всегда далеко не последнюю роль в городе.

Впечатление, что китайцев очень много, создавалось и по другой причине. Китайцы Пномпеня, если так можно выразиться, всегда на виду, потому что практически все торговцы и чуть ли не все частные предприниматели в городе были китайцами. По какой бы улице вы ни пошли, в какое бы частное заведение, будь то парикмахерская, фотоателье, лавочка или аккумуляторная мастерская, вы ни заглянули, везде вас встречали китайцы.

Вы остановились купить сигарет или выпить воды у уличного розничного торговца — он обязательно китаец, зашли в 

[54]

ресторан или кафе — если даже они и не принадлежат китайцу, китайцев там будет работать больше, чем кхмеров. О торговом районе города и говорить не приходится — все вытянувшиеся в многокилометровую линию магазины, о которых уже упоминалось, почти исключительно китайские.

В последние годы положение стало несколько меняться: появились гаражи и авторемонтные станции, хозяева которых — кхмеры, парикмахерские и другие заведения с кхмерским персоналом.

По официальным данным, в Камбодже в 1970 году прожинало около пятисот тысяч китайцев. Расселялись они в городах (прежде всего в крупных). Почти 80 процентов кхмерского населения оставалось в деревне. По тем же данным, общее число «кителей составляло около семи миллионов. Таким образом, в городах и крупных населенных пунктах их насчитывалось немногим более миллиона человек, то есть в каждом кхмерском городе примерно треть населения составляли китайцы. Для Пномпеня это соотношение будет иным — в пользу китайцев.

Оно сложилось не вдруг, не сегодня и не случайно. Это закономерный результат поражения Ангкорской империи.

В результате ее разгрома Сиамом оказались не только разрушены, приведены в запустение и захвачены самые развитые в экономическом отношении районы страны, но и была практически уничтожена вся отлаженная система экономических и политических связей между провинциями. Из единого централизованного государства Камбоджа превратилась в неустойчивый конгломерат отдельных провинций, в которых власть центрального королевского правительства была лишь номинальной. Дело доходило до того, что назначаемые королем управ-ляющие провинций могли самостоятельно решать вопрос о присоединении их к тому или иному государству. Такое положение сохранялось на протяжении почти пяти веков и, естественно, не способствовало нормальному экономическому развитию как отдельных провинций, так и страны в целом. И Сиам и Линам, являвшиеся долгие века практически хозяевами в Камбодже, поощряли сепаратистские тенденции отдельных провинций, так как не были заинтересованы в укреплении централизованной власти, в усилении экономического и политического могущества своего вассала.

С периодом упадка и вассальной зависимости Камбоджи и совпала волна китайской иммиграции. Уже в XIII—XIV веках, но свидетельству китайских летописцев, тысячи китайцев устремились в Камбоджу. Это были торговцы. На первых порах они выступали посредниками во внешней торговле страны, но со 

[55]

временем, используя благоприятную обстановку, прибрали к рукам и всю внутреннюю торговлю. Они не только не встречали никакого сопротивления со стороны королевского правительства, но, напротив, их деятельность поощрялась: китайцы получали протекции и льготы королевского двора.

Не изменили положения и десятилетия французской колонизации Камбоджи. Колониальные власти по отношению к китайским торговцам и предпринимателям продолжали политику камбоджийских королей, то есть всячески поощряли их деятельность. Более того, на всех работах, требующих какой-либо квалификации, французы стремились использовать не местное население, а вьетнамцев, прибегая нередко к их насильственной иммиграции в Камбоджу. Ничего не сделали французские колонизаторы за 90 лет своего хозяйничанья в стране и для развития товарного производства и товарных отношений в деревне. Парадоксально, но факт, что за годы колониального господства Франции в Камбодже практически не смогла сформироваться крупная кхмерская буржуазия, даже компрадорская, зато китайская расцвела пышным цветом.

Так появилось в Камбодже государство в государстве — экономически мощная и многочисленная прослойка китайской торгово-промышленной буржуазии, монополизировавшей в своих руках львиную долю внутренней и внешней торговли и значительную часть промышленного производства страны.

Некоторые буржуазные авторы, стремясь поддержать официальную версию о монолитности населения Камбоджи, часто писали, что иностранцы в Камбодже только формально остаются иностранцами. Они-де так давно живут в этой стране, так сильно перемешались с местным населением, что вполне могут считаться камбоджийцами, детьми одной родины. Это далеко не так. Вьетнамцы, например, никогда не считали Камбоджу своим отечеством, очень редко шли на смешанные браки и не проявляли никакого интереса к получению кхмерского гражданства. Вместе с тем они всегда помогали кхмерам в борьбе за независимость и социальный прогресс. Китайцы, напротив, отнюдь не возражали против вступления в брак с людьми кхмерской национальности. Однако это не поощрялось в независимой Камбодже: ведь смешанный брак был одним из путей получения гражданства. А это позволяло участвовать в политической жизни страны, в работе правительственных организаций и учреждений.

В 1969 году, после участившихся фактов получения китайцами камбоджийского гражданства, правительственная газета очень резко и четко сформулировала позицию по этому вопросу, 

[56]

которая сводилась к следующему: предотвратить все возможности получения китайцами камбоджийского гражданства, смешанные браки не считать поводом для возбуждения вопроса о гражданстве.

Таким образом, все население Пномпеня можно было условно разделить на две основные части — кхмерскую и китайскую, причем китайская часть торговала и делала бизнес, а кхмерская— служила, работала в промышленности и занималась огородничеством. Но это вовсе не означает, что каждый китаец в Пномпене или в других районах Камбоджи — богач, а каждый кхмер — бедняк, запутавшийся в кабале у китайских торговцев, ростовщиков и всевозможных предпринимателей. Китайская община в Камбодже в классовом и имущественном отношении никогда не была однородной. В этом легко было убедиться, далее просто проходя по улицам.

Недалеко от угла, образуемого улицей Джавахарлала Неру и бульваром Советского Союза, иод деревом у чугунной изгороди министерства финансов каждый полдень появлялся пожилой высокий и худой китаец с тележкой размером не больше переписного ящика наших мороженщиков. Это и есть «лавка», собственник которой — пожилой китайский торговец. В одном отделении ящика у него кастрюля горячего вареного риса порций на 15—20, в другом — маленькая кастрюлька с аккуратно нарезанными кусочками вареной свинины. Он стоял в странной позе, похожий на цаплю, на одной ноге, согнув и уперев в нее повыше колена другую, пока не продавал весь свой незамысловатый товар. Потом китаец исчезал в неприметной улочке, чтобы назавтра в это же время снова появиться на том же месте. Его постоянными клиентами были водители рикш, которые поедали кашу и мясо, не сходя с сиденья своего велосипеда. Вторая категория его клиентов — служащие министерства. Неторопливые, солидные, в белоснежных рубашках, они не берут каши, а только мясо. Один, максимум два кусочка накалывают на специальную деревянную палочку размером чуть больше обычной спички и долго, не спеша едят, неторопливо перекидываясь фразами. Приходилось только удивляться, как им удается так сильно растянуть трапезу: ломтик мяса размером всего со спичечный коробок! Чувствуется, что этот «завтрак» не только служит для насыщения, сколько носит ритуальный характер, тем более что стоимость кусочка мяса равнялась стоимости стакана воды с сиропом.

Рядом с первым — второй розничный торговец более «крупного» масштаба. Его передвижной магазин значительно больше, другой у него и ассортимент товаров. Китаец торговал различ-

[57]

ными водами, сигаретами, вином местного производства, дешевыми конфетами, иногда фруктами и прочей мелочью. Его лавка на колесах, оборудованная застекленной витриной, очень компактна и удобна. Высота повозки до полутора метров, длина примерно та же, ширина — сантиметров семьдесят. В нижней ее части сложены товары, там же ведро с водой, в котором ополаскиваются стаканы, и запас льда. У него были табуретки для себя и покупателей.

В отличие от первого торговца второй торговал целый день с утра до позднего (по кхмерским понятиям) вечера, часто «без перерыва на обед». Вечером он зажигал большую калильную лампу, дающую очень яркий, ровный, голубоватый свет. Ему часто помогала жена. Нередко возле лавки играли и двое их маленьких детей. Вообще около таких лавок часто вертелись дети, едва ли не самые многочисленные покупатели. Покупали они мороженое. Мороженое простого кхмера — это лед, или мелко накрошенный в стакан, или скатанный руками продавца наподобие обыкновенного нашего снежка и в обоих случаях политый сиропом.

Этот китайский «купец» оценивал свое имущество, включая запасы товаров, в 20 тысяч риелей — сумма очень незначительная. Торговля же давала ему около двух тысяч риелей в месяц — больше, чем получал кхмерский учитель, но значительно меньше, чем зарабатывал рикша-профессионал. Как и многие пномпеньцы, он не имел ни своего дома, ни своей квартиры. Он ее  снимал здесь же, неподалеку, у кхмера. Дом самого кхмера — обычный, уже известный нам пайотт. Часть пространства между сваями зашита досками. Получалось нечто вроде длинного сарая без окон. Такова квартира китайского «купца». Если заглянуть внутрь, то можно познакомиться с ее обстановкой.

Сразу у входа — люлька для младшего сына: кусок плотной материи, к каждому из углов которой привязаны крепкие тонкие шнурки, сходящиеся у потолка. За ней, отгораживая половину задней части помещения, — старый, совершенно облупленный пузатый резной буфет — гордость хозяев (обычно кхмеры отгораживают эту часть помещения просто занавеской). За буфетом, вдоль стены,— широкий самодельный, сбитый из плохо оструганных досок топчан, покрытый циновкой. Топчан не только ложе, но и диван, и место игр маленьких детей, которые еще не научились ходить. Несколько табуреток завершают обстановку жилища китайского розничного торговца, которое, повторяем, ничем не отличается от обстановки простых кхмереких жилищ. Никаких столов, как правило, в пайоттах нет. Едят, сидя на циновках, реже — на табуретках, поставив чаш- 

[58]

[ИЛЛЮСТРАЦИЯ]

ку на колени. И никакой лишней посуды: только горшки для приготовления пищи и миски.

Дом, в котором снимал квартиру мелкий торговец, служащий, рабочий, мог быть деревянным, бетонным, каменным, двухэтажным или многоэтажным, но принцип планировки сдававшихся внаем первых этажей (выше первого ни одна из этих категорий пномпеньцев не селилась — дорого) останется тем же. Все та же длинная неширокая комната со сквозным проходом, как правило, без окон. Такой же останется и мебель. Она может быть лучшего или худшего качества, но набор вещей всегда один и тот же. В интеллигентных семьях может прибавиться длинная, узкая тумбочка типа нашей прикроватной, служащая и туалетным столиком, и сервантом, и книжной полкой, и местом, где стоит транзисторный приемник. Никаких кроватей и кресел, книжных шкафов. Хотя «европейская» мебель и продавалась в магазинах Пномпеня, ею пользовались лишь те, кто жил в квартирах с кондиционерами.

Квартира владельцев небольших продовольственных магазинов, то есть значительной части торговцев города,— китай- 

[59]

цев, кроме тех, что имели возможность жить в его старой части почти ничем не отличается от той, которую я только что описал. Узкая и длинная, с двумя сквозными дверями комната задняя часть которой отгорожена от посетителей все той же матерчатой занавеской. Это жилая часть и склад одновременно. Справа или слева от входа, в зависимости от расположении дверного проема, большой прилавок. За ним среди наваленных; грудой товаров — несколько членов семьи, занимающихся своими делами.

Сахар, соль, мука, рис, вермишель, сигареты, спички, вода, вино — вот основной ассортимент подобных магазинов., Булочные устроены еще проще. В наружной стене — широкий проем, большая часть которого застеклена. Во всю ширину проема — прилавок, а на нем горой навален свежевыпеченный хлеб. В узкой незастекленной части — продавец.

Никто из таких торговцев не держал работников, вся торговля велась силами семьи. Нередко семьи торговцев занимались и побочным промыслом: плетением циновок из пластика, занавесок, раскрашиванием бумажных китайских фонариков. Работали они или на лавочников, торгующих такого рода товарами, или на индивидуального заказчика. Но не розничные китайские торговцы, ютящиеся в кхмерских кварталах и делящие с кхмерами все радости и тяготы жизни, представляют лицо китайской колонии Пномпеня и Камбоджи в целом. В руках китайского меньшинства практически была сосредоточена вся кредитно-торговая система страны. А при невысоком уровне промышленного развития Камбоджи это значило, что китайское меньшинство активно влияло на всю экономическую жизнь страны. Такое положение характерно не только для Камбоджи, но и для многих стран Юго-Восточной и Южной Азии. Китайское меньшинство в них составляет 13 миллионов человек, но вес его в экономической жизни стран также непропорционально велик по сравнению с весом национальной буржуазии. Здесь, в Камбодже, китайское меньшинство, прежде всего его эксплуататорская часть, являлась в ряде случаев доминирующим фактором в экономической и политической жизни. В любом городе Камбоджи и даже в любом крупном поселке одна и та же картина: лучшие кварталы, лучшие дома заняты представителями китайского меньшинства, им же принадлежат лучшие торговые предприятия, лучшие рестораны; в их руках сосредоточен почти весь сервис, включая автосервис и обслуживающие его многочисленные предприятия. В деревне владельцы крупорушек — китайцы, самые крупные ростовщики — тоже китайцы. 

[60]

В Пномпене, чтобы составить представление о роли и весе китайской колонии, достаточно было отправиться в центр города, в его торговые кварталы.

Здесь все, начиная с вывесок, зеркальных витрин, кончая прилавками и их оборудованием, говорило о солидности продавцов и их заведений. Как правило, магазины здесь издавна сгруппированы по профилю: то сплошь идут продовольственные п булочные, то магазины радиотоваров, то — ювелирные. В торговом центре можно было купить товары многих фирм мира, начиная со швейной иголки и тканей самых замысловатых расцветок до драгоценных камней и телевизора самой модной японской марки. Цены на все товары, кроме продовольственных, нестабильны и сильно колеблются в зависимости от завоза, новизны марки и сезона. Все цены всегда «с запросом», и часто очень большим. Продавцы прекрасно чувствуют покупателя, и, если тот снижает запрошенную цену почти вдвое, зная, что в среднем цена на этот товар именно такова, покупатель сразу вырастает в глазах продавца. В следующий раз он назовет цену более умеренную, но все равно достаточно завышенную и будет нещадно торговаться. Соглашается он на цену покупателя лишь тогда, когда видит, что тот действительно собирается уходить. Так почти каждая покупка превращается в своеобразную игру.

Кхмеров «новых» кварталов города в этих магазинах не встречалось: им нечего было здесь покупать. Не для них все эти новейшие марки транзисторных приемников, чайные, кофейные и столовые сервизы китайской и японской работы, не для них яркие дорогие ткани и модная обувь. Все, что необходимо к столу, они покупали в лавчонках возле дома, а одежду, обувь и другие нужные товары — на рынках.

Самый крупный, богатый и обильный рынок Пномпеня — Центральный. Его в известном смысле можно назвать энциклопедией жизни и быта Камбоджи. На центральном рынке можно быль познакомиться со всеми основными народностями, населяющими страну, всеми диалектами и говорами, всеми вариантами национальных одежд, причесок, всеми типами кхмеров и представителей других наций и народностей.

Испокон веку на рынках Пномпеня не только торгуют, но и варят, жарят, парят — словом, готовят пищу. Торговцы едят где придется, чаще прямо на земле. Для покупателей вдоль забора поставлены длинные дощатые некрашеные столы. На рынке легче всего можно было познакомиться с национальной кхмерской кухней, отведать приготовленных на огне жаровен креветок, рыбы, насаженной, по традиции, на бамбуковые 

[61]

палочки, попробовать рыбные супы, сдобренные красным перцем, мятой и другими ароматическими растениями. Кстати, одним из результатов многовекового господства китайцев в кхмер- i ской торговле и экономике является то, что во всей Камбодже не существовало ни одного кхмерского ресторана, ни одной деревенской харчевни — все сосредоточилось в руках китайцев.

На рынке можно было встретить и индианок, закутанных в разноцветные сари с неизменной обнаженной полосой спины, и китаянок, выделяющихся среди остальных богатством одежды, и чамок, отличающихся от кхмеров более темным загаром, и кхмерок с ярко выраженными полинезийскими чертами и длинными, кудрявыми, распадающимися на мелкие прядки волосами.

Куда ни глянь — всюду разные лица, прически, головные уборы. И еще одна деталь — преобладание женщин. Невольно вспоминаешь изображенные на стенах Байона сценки базаров времен Ангкорской империи и краткую запись, сделанную китайским летописцем: «А торговлей здесь занимаются только женщины». Применительно к кхмерскому рынку 60-х годов слово «только» нужно заменить на «преимущественно». И продавцы, и покупатели Центрального рынка Пномпеня, как и всех рынков Камбоджи,— преимущественно женщины.

Ничто в Камбодже, кроме Центрального пномпеньского рынка, не могло так наглядно и полно познакомить с богатством ее земли й вод, с разнообразием ее фауны и флоры, с умением кхмеров использовать все эти богатства.

Для нас лотос — красивый экзотический цветок. Лотос на рынке Пномпеня — объект активной торговли. Корни его идут в пищу, листья, большие, свернутые вчетверо и сложенные огромными кипами, служат оберточным материалом. В них заворачивают мясо, рыбу, орехи, на них же вместо тарелок кладут горячий, только что сваренный рассыпчатый рис.

Ряд, где продается птица,— наглядный процесс превращения только что вылупившегося цыпленка в румяную, источающую аппетитный аромат курицу. Здесь низкие, застекленные сверху ящики буквально набиты едва успевшими обсохнуть желтыми отчаянно пищащими цыплятами. Рядом, в таких же ящиках,— цыплята, начинающие оперяться, в других — месячные, двухмесячные и так далее.

В рыбном ряду разбегаются глаза: тут горы креветок, лангусты, крабы, раки, причем все это в любом виде — живом, печеном, жареном, вареном; в деревянных, наполненных водой корытах, кадках, чанах, жбанах на прилавках — живая речная и морская рыба, в одних названиях которой легко запутаться.

[62]

[ИЛЛЮСТРАЦИЯ]

Пожалуй, единственный ряд, где можно было встретить давних и хороших знакомых,— овощной. В Камбодже произрастают те же овощи, что и в нашей средней полосе и на юге. Правда, здесь нет картофеля. Местным жителям его заменяет батат, напоминающий обычный картофель, но клубни батата более крупные, вкус его специфичный, сладковатый.

Основная часть торгующих в центральных павильонах рынка — китайцы, профессиональные торговцы, не имеющие никакого отношения к производству продаваемых ими товаров. Каждый из них имеет постоянное место, размеры которого и расположение в ряду говорят о материальном положении его владельцев.

Но внутренние помещения — еще не весь рынок, а лишь его центральная часть. Рынок продолжается, вернее, начинается пне стен этого огромного помещения, и его наружная часть ничуть не меньше внутренней.

На большой квадратной территории торговой площади, огражденной металлической оградой с четырьмя широкими воротами, размещается множество крытых двухскатными деревянными навесами торговых рядов. Это в основном царство всевозможных фруктов: ананасов, манго, папайи и десятки сортов

[63]

совершенно неизвестных нам плодов, названия которых отыщешь не во всякой энциклопедии.

Между крытыми рядами и забором торговцы раскладывали свои товары прямо на земле. Это кхмеры из окрестных деревень. Здесь самые низкие цены и самые бедные продавцы. Иж товары лежат уже не горами, а небольшими кучками. Повсюду разбросаны многочисленные продовольственные палатки, и идет бойкая торговля тканями. Ни специальных помещений, ни специальных рядов для торговцев тканями нет. Прилавком им служит небольшой столик, а весь товар сложен прямо на земле. Цены на ткани значительно ниже, чем в любом из магазинов. Вокруг толпится множество покупателей.

Местные жители покупали на рынках очень много всевозможных овощей. Овощи, так же как рис и рыба,— основной продукт питания населения. Однако не только в городе, но и на рынке редко можно было встретить женщину, обремененную покупками. За каждым шагом покупателей зорко следят носилыцики с коромыслом, к которому подвешены на веревках большие плетеные корзины. Стоит покупательнице набрать сумку продуктов — носильщик сразу появляется перед ней, чтобы доставить груз к ее дому.

Те же, кто покупал продукты в открытой части рынка, услугами носильщиков пользовались редко, но и сами не носили сумок. Они набирали товар, подзывали водителя рикши, который и нес покупки до своего велосипеда-коляски. Пешком ни на рынок, ни с рынка пномпеньцы, как правило, не ходили.

Пора сказать несколько слов и о здании Центрального рынка Пномпеня. Огромное крытое каменное строение сооружено по проекту архитектора Ван Моливана на издавна существовавшей здесь базарной площади. Это, на мой взгляд, единственное здание Пномпеня, напоминающее об эпохе Ангкора. Такое впечатление создают не столько формы самого сооружения (гора со срезанной, заканчивающейся застекленным куполом верхушкой, поднявшаяся высоко над землей на пяти массивных прямоугольных основаниях-крыльях), сколько его масштабы, монументальность и цвет — цвет песчаника, из которого построены многие памятники Анкора.

Есть в Пномпене еще одни рынок, не уступающий по известности Центральному, но более популярный, демократичный и дешевый. Никто в Пномпене не знает его официального названия. Чаще его именовали цветочным, так как только там всегда был огромный выбор живых цветов. Называли его еще и ночным, потому что в отличие от всех остальных, закрывающихся самое позднее к пяти часам вечера, он работал до поздней ночи,

[64]

а при необходимости можно было найти торговца и в любое время суток, так как немало их ночевало возле своих лавочек и товаров. Этот рынок тоже расположен в старой части города, на крайнем ее северо-западе, против большого государственного универмага.

Если подъехать сюда из центра, видишь обращенный к улице фруктовый ряд. Продавались там не те фрукты, которые покупаются на любом другом рынке, а особенные для Камбоджи: виноград, яблоки, груши и даже персики. Цены на них неимоверно высоки, и потому в этих рядах почти не видишь покупателей.

Особенно ценится у кхмеров дорогой фрукт-аристократ — дурьян. Черенок каждого его плода украшают шелковой, голубой или красной ленточкой. Дурьян довольно крупный, с детскую голову плод, густо усаженный широкими у основания шипами. Заполнен он белой мякотью, которую не едят. В центре плода в четырех углублениях лежат четыре или восемь зерен величиной с хорошее бобовое зерно и такого же цвета. Их, однако, тоже в пищу не употребляют. Съедобна нежная, цвета яичного желтка мякоть, заполняющая впадины, в которых находятся зерна. Кхмеры считают, что она очень вкусна, питательна и богата витаминами. И все же ни один европеец не в состоянии съесть этот деликатес — настолько необычен и неприятен его вкус, по крайней мере когда пробуешь дурьян впервые.

Подобные разочарования ожидают европейца в «экзотических» странах на каждом шагу. Даже манго и сок кокосового ореха далеко не всем нравится с первого раза.

Но вернемся к рынку. Кроме дорогого фруктового ряда в остальном он был дешев и демократичен. Помимо этого ряда и небольшого пятачка, где продавались цветы, ничто не напоминало рынок. Это скорее постоянно действующая ярмарка, изобилующая товарами «ширпотреба». На ней продается все: швейные изделия, белье, трикотаж, кожгалантерея, просто галантерея, обувь любых цветов, фасонов и размеров, ткани каких угодно расцветок, матрацы, циновки и многое другое. Здесь каждые четыре квадратных метра — промтоварная палатка, каждые один-два квадратных метра — «торговая точка» по продаже обуви: открытая многоярусная круглая витрина, под которой находился склад товара и часто сидел сам продавец. В рядах между палатками ровно столько неиспользованной площади, сколько нужно, чтобы открыть узенькую дверцу. На рынке всегда царили гомон и толчея. В отличие от других камбоджийских торговых заведений продавцы не только зазывали покупателей, но и пытались подтащить их к прилавку.

[65]

[ИЛЛЮСТРАЦИЯ]

Все продавцы тесно взаимодействовали, и, если у одного из них не оказывалось изделий требуемого размера или фасона, покупателю не приходилось ходить из палатки в палатку: его приносили многочисленные помощники продавца.

Редкий продавец этого рынка знал, как по-французски звучат цифры. Все объяснения с иностранцами происходили при помощи жестов или письменно. У каждого продавца на этот случай имелся огрызок карандаша и клочок оберточной бумаги. Он писал на нем свою цену, а покупатель зачеркивал ее и ставил свою. И так до тех пор, пока «высокие договаривающиеся стороны» не приходили к взаимному согласию.

Выбравшись из лабиринтов лавчонок в центр рынка, попадаешь в не менее запутанный мирок «ресторанов». Вначале кажется, что весь центр — метров восемь на восемь — один ресторан (по виду он больше походит на обычную харчевню). Однако это не так. Квадрат разделен на неприметные для глаза! непосвященного секторы. У каждого сектора свой хозяин. Владелец «ресторана» имеет от четырех до восьми маленьких и весьма убогих квадратных столиков, покрытых потертой клеенкой.

[66]

Приглядевшись, замечаешь, что расцветка или хотя бы рисунок клеенок разные. По этому признаку и определяют, кому принадлежит тот или иной столик. Несмотря на весьма непривлекательный вид столиков, стоящих на утоптанном до твердости камня земляном полу, эти заведения пользовались популярностью у многих иностранцев. И дело не в ценах — во всех «ресторанах» они в основном были одинаковыми. Разница заключалась в меню и качестве приготовления пищи. На ночном рынке готовили очень хорошо, а кормили почти в любое время суток. Его «рестораны», как и все торговцы, заканчивали работу только тогда, когда не оставалось посетителей или покупателей.

Невольно вновь возникает вопрос: какова роль кхмеров в их собственном государстве, и в частности в столице страны?

Массу учащихся государственных школ, по утрам высыпавших на улицы, почти целиком составляли кхмеры. В многочисленных в Пномпене государственных учреждениях или национальных компаниях работали только кхмеры. Основная масса рабочих — правда, прежде всего государственных и смешанных предприятий — тоже кхмеры. Из кхмеров и чамов состояла камбоджийская армия. В полиции служили только кхмеры.

Итак, кхмерская верхушка управляла страной, разрабатывала и осуществляла ее внешнюю и внутреннюю политику, простые кхмеры служили, создавали материальные ценности, а иностранцы — китайцы — держали в своих руках почти всю внутреннюю и внешнюю торговлю и контролировали значительную часть промышленного производства. Такое исторически сложившееся «распределение обязанностей» вряд ли могло отвечать интересам дальнейшего развития национального государства.

Совершенно естественно, что оно все больше вызывало чувство беспокойства в самых широких кхмерских кругах: у зарождающейся местной буржуазии, у националистически настроенной интеллигенции и наиболее грамотной и патриотически настроенной части рабочих. Нет сомнения, что такое положение не совместимо с интересами самостоятельного государства и Камбоджа рано или поздно найдет пути его решения. В первый период независимости Камбоджи наметился выход из положения. Это и протекционистская политика государства в отношении национальной буржуазии, и ограничение сферы деятельности китайского капитала, и создание сельских кооперативов, прежде всего потребительско-сбытовой кооперации.

И хотя это были чисто буржуазные преобразования, проводимые в условиях буржуазного строя, если бы их осуществля-

[67]

ли более последовательно и решительно, они могли бы привести к серьезному усилению национального начала в экономической и финансовой жизни страны, к более радикальному перераспределению ролей кхмерской и китайской буржуазии. Но на деле они даже не поколебали позиций последней. Созданный в ряде отраслей государственный сектор тоже не стал серьезным конкурентом промышленного сектора, контролируемого китайцами. Вопрос о роли китайской буржуазии в экономической жизни Камбоджи далеко не прост. Очевидно одно: не решив его, кхмерский народ не сможет стать истинным хозяином своей страны.

[68]

Цитируется по изд.: Литвинов И. Кампучия – страна кхмеров. М., 1976, с. 54-68.

Рубрика