Португалия в XV веке – Finis terrae
На расстоянии нескольких миль от того места, где, вероятно, выплыл на берег Христофоро, на косе Сагриш, находилась мореходная база, основанная доном Энрике, известным в настоящее время больше под именем Генриха Мореплавателя. Носил он это имя по праву, несмотря на то что бывал в море лишь во время отдельных военных походов в Марокко. Дон Энрике собирал все существовавшие тогда описания берегов, приглашал в Сагриш астрономов, математиков, кормчих. Здесь начинались плавания в поисках легендарных островов Брандана, приведшие к открытию Азорских
[12]
островов. По заданию Генриха Мореплавателя Жил Эанеш обогнул в 1434 году мыс Бохадор. В результате плаваний было установлено, что жизнь в тропических областях Земли возможна, а моря там судоходны. Таким образом было опровергнуто мнение космографов, находившихся под влиянием античных и религиозных догм. Вскоре после этих открытий Альфонс Гонсалес Балдая пересек тропик Рака. В 1446 году Дэниш достиг Зеленого Мыса. В год смерти дона Энрике, в 1460 году, его каравеллы доходили до южных берегов сегодняшней Гвинеи.
Португалия в те времена была «Finis terrae» — западным концом известных континентальных земель, и поэтому, а также, вероятно, благодаря живительным контактам с восточными правителями она стала отправной точкой научного, технического и культурного развития Европы.
Средиземное море, которое в течение тысячелетий было главной морской ареной европейской истории, вынуждено теперь уступить эту роль Атлантике. Многие люди, стремившиеся познать неизвестное, находили в Португалии шанс осуществить свои смелые мечты. Португальцев гнала в неизвестные и далекие моря не только начавшаяся блокада Европы, лишившая ее экзотических специй, пряностей и восточных предметов роскоши— всего того, что рыцари-крестоносцы прежде доставляли в Европу из своих походов. Как известно, османская экспансия началась в 1174 году победой Саладина над египетской династией Фатимидов, а христианский Константинополь стал ее жертвой лишь в 1453 году, когда португальские корабли уже вовсю бороздили Атлантический океан. Так, в 1419 году они курсировали в водах Мадейры. Кстати, еще раньше, за два года до этого, дворяне дон Энрике Жуан Гонсалес и дон Тристан Ваз Тайшейра объявили владениями Португалии остров Порту-Санту, лежащий к северу от Мадейры. После сообщения об открытии острова Энрике отправил в Порту-Санту многочисленных поселенцев под предводительством Бартоломео Перестрелло, человека знатного рода, итальянца по происхождению. Это был дед Фелипы Перестрелло де Мониз, жены Христофоро Коломбо.
В то время как испанские монархи еще были заняты обузданием дворянства, всеми силами противившегося попыткам короны создать централизованное государство, и еще продолжались войны с маврами, Португалия в последние десятилетия XV века занялась мировыми проблемами. Например, поисками страны легендарного христианского короля-священника Иоанна, у которого надеялись получить материальную поддержку золотом в войне против наступающих турок, а также поисками морского пути в богатую пряностями и драгоценными металлами Индию, хотя сомнительно, чтобы уже в то время имелось в виду плавание в Переднюю Индию. Во всяком случае в булле, выторгованной Португалией в 1456 году у папы Каликста III,
[13]
говорилось, что она получала в монопольное владение побережье Западной Африки «до самых южных пределов, вплоть до Индии», причем поначалу подразумевалась «африканская Индия», то есть сегодняшняя Эфиопия. Везде искали золото. В Африке португальцы были первыми посланцами из Европы, скудно снабженной этим всемогущим металлом. Длительный ввоз восточных товаров по высокой цене привел к тому, что ее торговый баланс резко понизился. Началось время первооткрывателей и алхимиков — и те и другие искали золото.
Португалия и после смерти дона Энрике продолжала возглавлять состязание за покорение неведомых земель. Королевский дом щедро заключал договоры, на основании которых начинающие первооткрыватели могли за свой счет снаряжать экспедиции. Когда Христофоро Коломбо был выброшен, согласно легенде, на пляж возле Лагуша, раздача подобных концессий даже на заселенные земли была уже обычным делом. Принц Фердинанд получал их в 1457, 1462, 1473 годах, Жуан Вогадо — в 1462-м, Рей Гонсалес де Тамара— в 1473-м, Фернан Теллес — в 1475 году. Какая заманчивая перспектива для решительных и богатых моряков. Корона, бесспорно, была заинтересована в постоянном расширении географических знаний об Африканском континенте, и она требовала ответной услуги. Эта услуга заключалась в том, что все открытые земли становились владениями Португалии, как, например, острова Зеленого Мыса, которые заселялись в принудительном порядке. А договор, заключенный с лиссабонским торговым домом Фернана Гомеша в 1469 году относительно использования Гвинейского побережья, содержал статьи, обязывавшие Гомеша ежегодно выплачивать короне 200 тысяч мараведи и исследовать за свой счет берег в южном направлении на 100 португальских миль (1 португальская миля — 6269 м). Он должен был нанести все эти земли на карты и по окончании действия договора передать их королевскому дому. Клан Гомешей и состоявшие у них на службе моряки оправдали ожидания. За пять лет своей деятельности в этом наиболее богатом регионе Африки они отправили в Португалию много рабов, а также перца и слоновой кости и дошли в южном направлении до залива Биафра. Такому начинанию способствовали не только материальные интересы торгового дома Фернана Гомеша, но и энтузиазм португальских моряков. Обширность разведанных побережий говорит сама за себя — португальцы продвинулись дале[1]ко на юг и захватили остров Биоко.
Лиссабон был начальным пунктом многих экспедиций. Его атмосфера должна была в высшей степени очаровать молодого Христофоро. Вниз и вверх по Тежу шли тяжело груженные каравеллы, караки, барки, они везли серебро, слоновую кость, корицу, перец, индиго, золотой песок, африканских рабов — словом, все сокровища стран восхода и заката. Они держали путь в гавани ганзейских городов, Англии, Фландрии, Средиземного
[14]
моря и Западной Африки. Лиссабон — это многоэтажные дома, винные погреба, склады магазинов, заполненные товарами, шумные, оживленные улицы. На верфях Рибейры-Нова звенят пилы, стучат корабельные молотки. Ни одна страна Европы в то время не была так занята мыслями о географических открытиях и путешествиях, нигде не представлялась такая манящая возможность осуществить смелые проекты и дерзания. Поэтому Лиссабон пробуждал интерес не только генуэзского матроса Коломбо.
Многие его соотечественники находились на службе у дона Энрике и короля Альфонса V. Генуэзец Мануэль Рессадно и его преемники, тоже генуэзцы, с начала XIV века стояли во главе королевского флота Португалии. Ланшаротто Малокелио открыл по заданию Португалии Восточные Канары, Антонио де Ноли исследовал острова Зеленого Мыса, найденные венецианцем Кадамосто и генуэзцем Узодимаре. На первых картах Западной Африки отразился генуэзский предпринимательский дух. Генуэзские купцы, вытесненные турками с Ближнего Востока, при помощи экспансионистской политики португальского государства выгодно вложили свои капиталы в африканские предприятия. Но это продолжалось недолго. Их оклеветали португальские конкуренты, и они были отстранены от самостоятельных дел в Африке.
В отличие от большинства живших тогда в Португалии генуэзцев Христофоро не имел капитала и должен был выбрать менее прибыльную стезю. В начале 1477 года он завербовался в свое первое большое плавание в Бристоль, Галвей и Исландию.
Путевые заметки того времени, принадлежавшие якобы Колумбу, используются часто для того, чтобы поставить под вопрос приоритет первооткрывателя. Противники Колумба заявляют, что сведения по географии и метеорологии тех мест, имеющиеся в заметках, не соответствуют действительности. Напротив, его сторонники, исходя из этих заметок, утверждают, что Колумб побывал в Гренландии и Ньюфаундленде. Конечно, необходимо критическое осмысление заметок Колумба или во всяком случае заметок, подписанных его именем, а вот упреки в их адрес неуместны. Колумб освещает положение вещей таким образом, как это может делать человек, чей духовный мир находится под влиянием средневекового мировоззрения. Если бы современные критики, вооруженные знаниями и возможностями нашего века, попытались описать чудеса природы, не применяя этих знаний, вряд ли у них получилось бы меньше «небылиц». К тому же речь идет о малодостоверных материалах из вторых рук, что совершенно не учитывается ни сомневающимися, ни защитниками. Так, много безрезультатных споров о плавании в Исландию. Считалось, что если Колумб побывал в Исландии, то он должен был бы там узнать о путешествиях викингов в страну Винланд и, таким образом, уже в то время иметь информацию о существовании лежащего на западе континента. Другие авторы, желавшие видеть репутацию Колумба незапятнанной, считали возможным
[15]
совсем не учитывать это путешествие. В качестве доказательства они приводили запись из «Корабельного дневника» Колумба, сделанную 21 декабря 1492 года:
«24 года я плаваю по морю и ни разу не удалялся от него на долгое время. Я изучил весь восток и запад [Средиземного моря]. Я побывал и в северных водах до Англии, потом до Гвинеи...»
Значит, нет никакого упоминания о плавании севернее Британских островов. Лас Касас, напротив, цитирует Колумба:
«В феврале 1477 года я проплыл за остров Туле [Исландия] 100 лиг. Южная часть его отстоит от экватора не на 63 градуса, как считают, а на 73... И этот остров, который столь же велик, как Англия, посещается англичанами, особенно людьми из Бристоля. В то время, когда я там был, море не замерзало. В разных местах оно поднималось и опускалось с приливом и отливом на 50 брасов».
Цитата содержит одновременно две ошибки. Во-первых, Исландия находится между 64-м и 67-м градусом северной широты, во-вторых, разница в уровне воды между приливом и отливом никогда не достигает 50 брасов. Высота прилива в Рейкьявике в среднем 13 брасов. Относительно подобных разногласий замечу, что те, кто хочет больше узнать об арктических путешествиях Колумба, могут познакомиться с остроумным исследованием норвежца Турноэ*.
Гораздо более важными мне кажутся такие соображения. Если генуэзец действительно слышал о путешествиях викингов, то почему он не воспользовался этими знаниями? Ведь он позже искал богатую тропическую страну, имеющую мало общего с норманнскими открытиями. Все те, кто пытается принизить деяния Колумба, пусть вспомнят слова Александра Гумбольдта: «В любой век, характеризующийся быстрым развитием цивилизации, будь то географические открытия, находки в области искусства или идеи в науке и культуре, благодаря которым человек пытается снискать себе новый путь, всегда сначала отрицают само открытие, потом его значение и, наконец, его новизну, оригинальность. Эти три ступени сомнения по крайней мере на время ослабляют и заглушают вызванные открытием приступы зависти и досады... Это традиция, и сама она менее философская, чем обоснование ее причины».
Один из результатов северного путешествия был во всяком случае бесспорен. Коломбо завоевал доверие «Чентуриони» — генуэзского торгового дома, имеющего свои филиалы и в Португалии. Как только он вернулся, Паоло ди Негро, лиссабонский компаньон «Чентуриони», дает ему самостоятельное торговое задание. Христофоро Коломбо, который всего лишь два года
_____
* Tornoe I. К. Columbus in the Arctic. Oslo, 1965.
[16]
назад не мог назвать своим даже обломок корабля, на котором он выплыл после сражения, был теперь послан в Фуншале на Мадейре, где должен был закупить сахар и доставить его в Геную. Но дело, основанное на кредите, сорвалось, и Коломбо прибывает летом 1479 года в Геную без товара.
Кроме Паоло ди Негро еще кое-кто в Лиссабоне возлагал большие надежды на молодого генуэзца, в частности Фелипа де Мониз. В 1479 году Христофоро просит у донны Изабеллы де Мониз руки ее дочери и получает согласие. Изабелла де Мониз была дочерью дона Бартоломео Перестрелло, который был назначен Генрихом Мореплавателем губернатором острова Порту-Санту с правом наследования титула за заслуги при его колонизации. Донна Изабелла превращала это право в звонкую монету, но, оклеветанная сыном, была вынуждена свернуть дела и переселиться в Лиссабон. Донна Изабелла жила с дочерью, двадцатипятилетней Фелипой Перистрелло де Мониз, на пенсию, выплачиваемую сыном, который стал в 1473 году губернатором Порту-Санту. Они вели достаточно аристократический, но все же скромный образ жизни.
Фелипа воспитывалась в лиссабонском монастыре Сантуш. Монастырь принадлежал доминикаццам и был основан для жен и дочерей рыцарей ордена, находившихся в крестовых походах. Теперь монастырь, имевший репутацию респектабельного, предназначался для знатных дам. Видимо, Христофоро смог познакомиться с Фелипой в монастырской церкви, куда во время службы имели доступ и горожане. Приблизительно в 1479 году молодая супружеская пара обосновалась на острове Порту-Санту. На следующий год здесь родился Диего, первенец Коломбо.
О дальнейшей судьбе Фелипы, матери будущего вице-короля карибских владений Испании, ничего не известно. Скорее всего она умерла в Лиссабоне в 1485 году.
Нельзя также установить со всей определенностью, когда ее мужу пришла идея о западном маршруте в Индию. Установлено во всяком случае, что идея стала его волновать около 1479 года, после возвращения из последнего плавания в Геную.
Бартоломе, брат Христофоро, с 1477 года жил в Лиссабоне и занимался картографией. Конечно, Христофоро получил от брата много ценных и новых географических знаний. Может быть, братья даже вместе работали над изготовлением морских карт и лоций. Фернандо, второй сын Колумба, сообщает о том периоде жизни отца: «Только в Португалии Адмирал пришел к мысли, что на запад можно так же долго плыть, как португальцы плывут на юг, и что и на этом пути тоже есть земли».
Для малообразованного Христофоро Коломбо время пребывания в Лиссабоне стало временем лихорадочного учения. Ведь известно, что он никогда не писал на тосканском, из которого развился национальный итальянский язык, а лигурийское наречие не имело самостоятельной письменности. Тогда Коломбо
[17]
знал только основы «деловой» латыни. Теперь в Лиссабоне он выучил португальский и кастильский языки, а также «научную», латынь, которая была особенно нужна для изучения космографических трудов. Он писал по-латыни всегда с ошибками, но его знаний этого языка хватило для глубокого изучения тех наук, которые в то время его в высшей степени интересовали,— космографии и математики.
Постоянно бодрствующий разум Коломбо, который однажды был околдован мыслью о пути на запад, искал и в Порту-Санту намеки на континент, дремлющий где-то в Атлантике. Колумб сам сообщал о том, как глубоко его волновали подобные легенды, как постоянно он искал общества людей, которые дальше всех проникли в загадочный Атлантический океан. В 1452 году был открыт Корву, последний из Азорских островов, и никто тогда не думал, что это также последний открытый остров Атлантики. Думали, что где-то там находились магические острова Брандана, которые европейцы искали вплоть до XVIII века. А остров, названный португальцами Сан-Брандан, то и дело видели издали, но ни разу на него не ступила нога человека. Искали также Антилию — остров, заселенный якобы семью португальскими епископами, которые еще в VIII веке бежали от арабских завоевателей через океан на запад. Во времена дона Энрике ходили слухи, что этот остров уже посещали европейцы, что его жители говорили по-португальски, и, как сообщали побывавшие там моряки, в песке, который они взяли для тушения пожара, при его применении появлялись будто бы золотые бусинки.
Подобные сведения о виденных островах могли возникнуть у мореплавателей в результате атмосферных явлений, например наслоения облаков или преломления частиц воздуха, часто же их дополняла и человеческая фантазия. Но встречались правдивые конкретные указания на существование западных земель. Так, кормчий Мартин Висейнте рассказывал Коломбо, который завороженно его слушал, что на расстоянии 450 миль от португальского побережья он выловил деревянную вещь, сделанную очень искусно явно не металлическим орудием. Свояк Коломбо Пьедро Корреа видел похожий деревянный предмет на пляже Порту-Санту. Туда же прибивало «сахарный тростник». (Скорее всего это был какой-то вид американского хвоща, так как сахарный тростник был ввезен в Вест-Индию лишь испанцами.) Его ствол был так могуч, что каждое его членение вмещало три литра воды. Сравните с бамбуком, о котором писал Птолемей и который произрастает в Индии в виде густых зарослей, вытесняющих окружающие растения. Это еще не все. На острове Флореш море выбросило на берег трупы двух людей с очень широкими лицами и черепами совершенно необычной формы.
Кроме того, к Азорским островам часто прибивало стволы незнакомых деревьев и другие неведомые предметы. Эта информация правдива. Действительно, легкие плавучие материалы
[18]
[19]
постоянно приносились Гольфстримом с Американского континента на пляжи внешних Азорских островов, а иногда даже на острова Мадейры. И сегодня на Порту-Санту находят странные, бросающиеся в глаза семена вьющегося американского растения, родственного европейской мимозе. Жители острова называют его «favas Colom», считая, что Коломбо узнал о близости неизвестной земли благодаря этому растению.
Определяющую роль в дальнейшем развитии идеи, возникшей в Лиссабоне, имело знакомство Коломбо с космографическими работами Бартоломео Перестрелло, а также и другими документами, которые он привез с собой в Порту-Санту. Лас Касас, почитатель Колумба и его биограф, сообщал о том времени: «Для него, полностью поглощенного своей идеей, все эти обстоятельства были в высшей степени важны, и он принимал любое из них очень близко к сердцу. То были для него предзнаменования, при помощи которых бог наставлял его на правильный путь».
Через два года после прибытия в Порту-Санту семья Коломбо переселяется на Мадейру в столицу Фуншалу. Город, расположенный у подножия террас, покрытых виноградниками сорта малвази, вывезенного доном Энрике с Крита, процветал. Христофоро, став купцом, принимал участие в прибыльной торговле мадейрской пшеницей и сахарным тростником. Но Коломбо не забывал своих планов о плавании на запад. Он тщательно изучал северо-восточные пассаты, старался заметить все особенности условий плавания западнее Мадейры. В результате Коломбо стал, как мы увидим позже, непревзойденным знатоком ветров и течений этого района.
В 1481 году королем Португалии после смерти Альфонса V был провозглашен Жуан II. Он форсировал присоединение к Португалии африканского побережья и его эксплуатацию, так как, будучи наследным принцем, предусмотрел для королевского дома монополию на торговлю с Африкой. Уже в год коронации он приказал заложить у мыса Коаш (Гана) крепость. И сегодня в ганской гавани Такоради можно увидеть разрушенный фундамент и крепостные стены — остатки крепости Сан-Жоржи-да[1]Мина — оплота Португалии в Африке. Крепость должна была охранять и обеспечивать прибыльную торговлю рабами и золотом, отваживать от этих мест европейских и арабских конкурентов и по мере надобности усмирять местное население. Здесь, пожалуй впервые в европейской истории, имя святого употреблено в связи с примитивной доставкой золота по воде и с без[1]застенчивым обогащением.
Вполне вероятно, что Христофоро Коломбо был членом команды флота, который поздней осенью 1481 года покинул гавань Лиссабона.
Уже зимой следующего 1482 года под руководством дона Дього де Азамбужа приступили к строительству крепости. Даже если это и не соответствует действительности, Коломбо дол-
[20]
жен был бы в течение двух последующих лет по крайней мере очень часто там бывать.
В «Imago mundi» — «Образе мира», самом читаемом Коломбо труде, в котором, как и во многих других, утверждалось, что тропики из-за страшной жары необитаемы, есть собственноручные критические замечания генуэзца. Они не только подтверждают, что Коломбо бывал в Сан-Жоржи-да-Мина, но и показывают, в какой степени он освоил выдающиеся знания португальских моряков.
Христофоро Коломбо, ставший тем временем обеспеченным и благодаря фамильным связям влиятельным купцом и умелым моряком, считает момент подходящим, чтобы обратить свой замысел в звонкую монету. В 1501 году он так оценил уровень своих тогдашних знаний:
«Сызмальства вступил я в море, дабы плавать в нем, и продолжаю сие и поныне. Искусство мореплавания склоняет тех, кто ему предан, к познанию тайн этого мира. И этому я отдаюсь уже сорок лет. Многое я видел в плавании и находился на корабле тогда, когда мог бы быть и на земле. Наш всеблагой господь вдохнул в меня дух познания, и я весьма преуспел в морском деле, достаточно изучил астрономию, а также геометрию и арифметику. Душой я приобщился и руки приспособил к искусству чертить фигуры земного шара и на них города, реки, горы, острова и гавани — все в должном месте.
В то же время я узнал и стал изучать книги всякие и разные по космографии, истории, философии, а также хроники и другие труды, смысл которых мне открыл своей незримой рукой всевышний, он же вручил мне огонь для деяния... Но все, кто занимался моим делом, называли его нелепым, насмехались и издевались надо мной. Кто же сейчас может сомневаться в том, что это было озарение, ниспосланное святым духом?»
Мы в дальнейшем увидим, кто стал для Коломбо «святым духом».
[21]
Цитируется по изд.: Ланге П.В. Великий скиталец. Жизнь Христофора Колумба. М., 1984, с. 12-21.