Франция в конце XVII – начале XVIII веков: абсолютизм

Франция в конце XVII – начале XVIII веков: абсолютизм

Франция раньше других стран встала на путь перехода к абсолютистской форме правления. Уже к середине XV века французская монархия получила в основной части страны важнейшее для абсолютизма право собирать налоги, не испрашивая согласия сословного представительства. Французским королям практически не требовалось перенимать опыт других стран в построении абсолютной монархии, не нужно было слишком сильно форсировать ход эволюции, догоняя ушедших вперед соседей. Поэтому темпы складывания абсолютизма во Франции оказались замедленными, развитие его, растянутое на несколько столетий, было пронизано компромиссностью. Старые учреждения, как правило, не отменялись, но

[139]

продолжали существовать, постепенно теряя свое значение и уступая место новым. Королевское законодательство непременно должно было согласовываться с очень богатой правовой традицией, используя соответствующие элементы еще для своих целей и развиваясь преимущественно в форме фиксирования и регламентации уже наметившихся на практике тенденций. 

Политический союз монархии с городским сословием был давней традицией, материализовавшейся в двух важных явлениях, определивших существенные особенности развития Франции. Во-первых, французская буржуазия очень рано специализировалась на кредитовании государства и стала приобщаться к налоговой эксплуатации своей обширной и богатой страны, покупая финансовые должности и вкладывая деньги в широко разветвленную систему откупов. Во-вторых, в XVI веке генерализировалась система продажности не только финансовых, но и других должностей, в первую очередь судейских. Это также было формой кредитования государства (цена должности представляла ссуженный капитал, жалованье - проценты с него), но имело и политический смысл: благодаря продажности должностей монарх получал аппарат должностных лиц, не обязанных своим возвышением системе вельможных клиентел. В 1604 г. собственность на должности была окончательно закреплена с введением полетты - сбора, гарантировавшего наследственность должностей. 

Оба отмеченных явления играли немалую роль в деле укрепления финансовой и социальной базы французской короны. Однако в ХVII веке стали остро ощущаться и их отрицательные с точки зрения интересов монархии стороны. Отвлечение значительной части капиталов на кредитование государства мешало развитию национальной торговли и промышленности. Таковы же были последствия покупки должностей, а связанное с этим одворянивание переводило в разряд привилегированных наиболее богатых налогоплательщиков. 

С политической точки зрения продажность судейских должностей привела к складыванию особого социального слоя должностных лиц, все более стремившегося к кастовой замкнутости и осознавшего свои особые корпоративные интересы. Сила этой социальной группы состояла в том, что ее возглавляли парламенты и другие высшие судебные палаты (где должности также были продажными и наследственными), обладавшие такой политической прерогативой, как право регистрации королевских эдиктов и представления королю своих возражений. Судейские чины претендовали поэтому на роль особого сословия, толкующего законы и стоящего на страже законности. Если в обычной обстановке это не мешало им служить интересам короны, нуждавшейся в консультации квалифицированных юристов, то в чрезвычайных условиях военного времени, когда монархии приходилось прибегать к непопулярным фискальным мерам, высшие палаты, как показал опыт Фронды, борясь против ущемления своих привилегий, превращались в авторитетный рупор общественного недовольства, выполняя тем самым роль не созывавшихся с 1614 г. Генеральных штатов. Другие страны тоже знали продажность и наследственность должностей государственного аппарата, но только во Франции эта система приобрела особый размах, завершенность и привела к последствиям политического характера. 

Говоря о Франции, надо особенно помнить, что сам термин чиновничество в применении к французским должностным лицам несет налет модернизации. Следует различать такие категории, как должностные лица (оффисье), комиссары и собственно чиновники в современном смысле слова, причем последние появляются во Франции не раньше ХVIII века, в некоторых специализированных ведомствах (их предшественники, служащие бюро государственных секретарей и других министров, считались частными, а не государственными служащими). Оффисье был собственником своей должности и в этом смысле независимым от короны лицом. Только когда речь шла о самых высоких должностях (статус оффисье имели, например, государственные секретари), монарх постоянно пользовался правом сместить неугодно-

[140]

го оффисье, уплатив цену его должности; рядовой парламентарий или докладчик мог опасаться этого лишь в исключительных случаях. Провести общее сокращение числа должностей можно было только путем их выкупа. Естественно, что корона предпочитала пользоваться комиссарами, т. е. лицами, которые получали от короля специальное поручение ("комиссию") и могли быть в любой момент отозваны. Комиссарами являлись, например, интенданты. Но и комиссары принадлежали к той же социальной среде, что и оффисье, они сами были вовлечены в систему торговли должностями. Так, интенданты назначались из числа королевских докладчиков, а это была продажная и наследственная должность. 

Победив в борьбе с Фрондой и приведя в 1659 г. к победоносному завершению длительную войну с Испанией, французский абсолютизм вступил в самую блестящую фазу своего развития, связанную с именем короля Людовика XIV (1643-1715). Начало в марте 1661 г. его личного правления ознаменовалось существенными переменами в государственном аппарате, прежде всего в структуре Государственного совета. 

Государственный совет был сильно разветвленным органом, в котором сочетались секции (советы) правительствующие и вспомогательные, ведавшие текущей судебно-апелляционной и административной работой; в эти последние имели доступ королевские докладчики. Право быть членом совета давало звание государственного советника (не продажное, но предоставляемое королевским патентом) или соответствующий пост в высшем государственном аппарате. Правительствующих советов к середине XVII века было пять: 1) издавна существовавший Узкий ("Верховный") совет, обсуждавший важнейшие вопросы внутренней и все вопросы внешней политики; членство в нем оформлялось специально, его участники именовались государственными министрами; 2) возникший в XVI веке Совет финансов ("Большая дирекция" во главе с канцлером) с подготовительным комитетом ("Малая дирекция" во главе с сюринтендантом финансов); 3) Совет депеш (окончательно оформился к середине XVII века), ведавший вопросами внутреннего управления; 4) Военный совет (с 1643 г.) с участием маршалов и других военачальников, действовавший в военное время; 5) Совет по делам церкви (также с 1643 г.) с участием назначенных королем прелатов. 

Жан Батист Кольбер

В Узком совете к марту 1661 г. состояло 16 членов, причем количественно преобладали представители высшей аристократии. Это соответствовало неустойчивой политической ситуации, сохранявшейся после Фронды в условиях военного времени. Молодой король прежде всего распустил весь состав совета, организовав новый Узкий совет в составе всего трех членов (сюринтендант финансов Фуке, государственный секретарь по военным делам Летелье и ведавший иностранными делами де Лионн). После ареста Фуке в сентябре 1661 г. его заменил Жан-Батист Кольбер (1619-1683), постепенно сосредоточивший в своих руках управление экономикой и внутренней политикой. Все

[141]

министры были представителями нового дворянства, почему аристократы с неодобрением говорили о "трех буржуа, правящих Францией". Членство в Узком совете, собиравшемся практически ежедневно, отныне не оформлялось никаким королевским патентом: чтобы министр перестал быть министром, королю достаточно было перестать приглашать его на заседания. 

Падение Фуке означало и упразднение его поста сюринтенданта финансов. Сюринтендант являлся комиссаром, подотчетным только монарху и имевшим право самостоятельно предписывать казначейству выплаты по государственным расходам. Людовик XIV решил впредь лично подписывать все направляемые в казначейство платежные документы и учредил в помощь себе специальный Королевский совет финансов в составе пяти членов, главную роль в котором стал играть Кольбер. Старая "Большая дирекция" превратилась теперь из правительствующего во вспомогательный совет. Когда в 1665 г. Кольбер приобрел должность генерального контролера финансов, именно с этой должностью стали связываться сконцентрированные в его руках громадные полномочия в области всей внутренней политики. Отныне уже не канцлер, но генеральный контролер стал подбирать интендантов и руководить их работой, оказавшись главой самой надежной части абсолютистского аппарата на местах. 

Как уже говорилось, интенданты назначались из числа королевских докладчиков. Выполнение миссии было для них вопросом карьеры: хорошо зарекомендовав себя, они могли надеяться на патент государственного советника и переход в центральный правительствующий аппарат. Функции интендантов стали расширяться уже в годы Тридцатилетней войны. Определенным рубежом стал регламент 22 августа 1642 г., доверивший интендантам не только контроль над сбором тальи, но и распределение этого налога, бывшее ранее делом старых учреждений, финансовых бюро. Именно обеспечение сбора налогов превратилось в основную задачу интендантов, тогда как контроль над местными судебно-административными органами отошел на второй план. 

Другой важной функцией интендантов стала опека над городами и сельскими общинами в связи с проводившейся короной политикой форсированного погашения их долгов. Исключительно многообразными сделались при Кольбере обязанности интендантов по выполнению чрезвычайных поручений правительства; от них требовалось, в частности, заботиться о развитии мануфактур и оказывать нажим на должностных лиц и купцов, не желавших вкладывать средства в торговые компании. Наконец, особо важной задачей интендантов, по мысли Кольбера, должен был стать сбор информации о социальной, хозяйственной и демографической ситуации на местах; впоследствии составление ими обширных записок о положении в их округах стало традицией. 

Для выполнения столь разнообразной работы интенданты должны были обзавестись собственным аппаратом. Уже регламент 1642 г. дал им право назначать субделегатов из местных лиц с определенными конкретными полномочиями; постепенно они стали превращаться в постоянных агентов с самой широкой компетенцией. Правда, еще Кольбер выступал против подобной практики, но жизнь брала свое, и к XVIII веку институт постоянных субделегатов вполне сложился. 

Наряду с использованием аппарата интендантов монархия в 1660-е годы активно применяла и традиционные приемы социального регулирования, причем даже с большим размахом, чем когда-либо раньше. Сразу после ареста Фуке в 1661 г. была создана Палата правосудия для суда над виновными в злоупотреблениях финансистами. В палату вошли специально отобранные королем члены высших судебных палат (как парижских, так и провинциальных), на местах у нее имелись полторы сотни субделегатов; во всех церквах после мессы читали специальные обращения к населению, дабы выявить возможных свидетелей против финансистов. Срок давности расследования доходил до 1635 г., т.е. охватывал все годы участия Франции в войне. Кроме ведения судебных дел,

[142]

палата издала ряд постановлений и ликвидации или выкупе по пониженной ставке многих государственных долговых обязательств. Правда, ее карательная деятельность не удовлетворяла Кольбера, считавшего эту палату слишком мягкой и приверженной букве закона. 

Процесс Фуке, проходивший в обстановке грубого давления на судей, вызвал повышенную строптивость палаты. Задача не брезговавших недозволенными приемами агентов Кольбера была не из легких: нужно было осудить Фуке на смерть как главу финансистов, не задевая при этом ни памяти наживавшегося за счет казны покойного первого министра Мазарини, ибо это означало бы косвенную реабилитацию Фронды, ни имени Кольбера, управлявшего ранее хозяйством Мазарини и имевшего среди финансистов свою клиентуру. Непопулярные меры правительства по редукции государственных займов вызвали тем временем рост оппозиционных настроений в средних слоях парижского населения, где имелось много держателей государственных рентных обязательств, и с самообладанием защищавшийся Фуке стал восприниматься как невинная жертва деспотизма. Корона фактически проиграла этот процесс, поскольку суд большинством голосов в декабре 1664 г. приговорил Фуке лишь к изгнанию, которое Людовик XIV уже от себя заменил пожизненным тюремным заключением. 

Вскоре, в июле 1665 г., был издан эдикт об амнистии финансистам, прямо признававший невозможность эффективных судебных расследований и заменивший их выплатой финансистами или их наследниками больших штрафов. Благодаря этой политике организованного банкротства монархия смогла покончить с огромной задолженностью и собрать фонд, достаточный для выкупа значительного числа должностей. 

Другой чрезвычайной мерой, имевшей целью укрепление расшатанной за военные годы социальной дисциплины в провинциях, стала посылка в 1665 г. специально отобранной королем делегации из числа членов Парижского парламента на выездную сессию в Овернь; сфера компетенции этой чрезвычайной палаты распространялась и на целый ряд других центрально-французских провинций, куда она направляла своих комиссаров. Особое внимание уделялось искоренению злоупотреблений сеньоров по отношению к крестьянам (произвольное повышение поборов, насилия над личностью и т.п.). Некоторые виновные дворяне поплатились изгнанием за пределы округа Парижского парламента с конфискацией имущества, срытием замка и ликвидацией права сеньориальной юстиции. Сессия вызвала исключительный интерес среди местных крестьян, подчас наивно полагавших, "что король теперь только с ними и считается" 1; иногда они пользовались ситуацией, чтобы вернуть себе земли, проданные сеньорам еще их отцами или получить за них дополнительную компенсацию. Работа Овернской сессии парламента полностью соответствовала старой внутриполитической линии французской монархии, которая в принципе выступала против стремления дворян пересмотреть в свою пользу традиционный уровень крестьянских повинностей, дабы не подрывать общей устойчивости порядков, освященных обычаем. Поэтому французский абсолютизм не был пригоден для проведения политики сеньориальной реакции в централизованном порядке, что вовсе не исключало возможности таких попыток в масштабе локальном благодаря связям сеньоров с местным судейским аппаратом. 

Кампания по выявлению "узурпаторов" дворянского звания была начата еще декабрьским эдиктом 1656 г. и велась вначале под руководством комиссий из советников палат косвенных сборов, что было определенным новшеством, поскольку до этого аналогичные проверки проводились на местах, в финансовых бюро. В 1664 г. она резко активизировалась после того, как срок давности 

______

1. Flichier V.E. Memoires sur les Grands Jours d'Auvergne. Р., 1862. Р. 170.

[143]

розыска был отодвинут с 1606 до 1560 г. и было объявлено об отмене всех грамот об аноблированиях, проданных самой короной с 1634 г.; в 1665 г. ведение расследования было отнято у палат косвенных сборов и передано интендантам. Следствием их деятельности, продолжавшейся до 1670 г., стало заметное сокращение численности дворянства, в основном за счет исключения мелких дворян. 

В дальнейшем возобладала тенденция к отказу абсолютной монархии от чрезвычайных методов социального регулирования. Палата правосудия созывалась еще только раз, в 1716-1717 годы, вскоре после окончания Войны за испанское наследство, и действовала с гораздо меньшим размахом; очень скоро она пошла по пути замены судебных преследований наложением штрафов. Опыт показал очевидную неэффективность попыток судебных расправ короны с ее кредиторами. В 1718 г. была упразднена последняя комиссия по проверке дворянства. Овернская выездная сессия 1665-1666 годов для Парижского парламента вообще оказалась последней в его истории несмотря на успех ее работы. На смену проводившимся от случая к случаю кампаниям пришел постоянный надзор со стороны укрепившегося интендантского аппарата. 

Людовику XIV удалось добиться полного политического подчинения парламентов. В июле 1661 г. верховным палатам было запрещено ставить под сомнение решения Государственного совета, тогда как последний имел право взять к себе любое дело, в них разбиравшееся. Тем самым была отвергнута претензия парламентов править вместе с Государственным советом и зафиксировано их нижестоящее положение. В 1667 г. было ограничено жестким недельным сроком право верховных палат на представление ремонстраций, причем им было запрещено издавать постановления, интерпретирующие королевские акты. Затем, в 1673 г., право на ремонстрации было ограничено еще более - отныне ремонстрацию можно было представить всего один раз, и достаточно было немотивированного отклонения ее королем, чтобы вопрос считался закрытым. Тем не менее в принципе право на ремонстрации отменено не было, и в сентябре 1715 г., сразу после смерти Людовика XIV, наложенные им ограничения были сняты. В XVIII веке парламентской оппозиции суждено было сыграть роль важного дестабилизирующего фактора в политической жизни Франции. 

В 1665 г. Кольбером был разработан план преобразования социальной структуры французского общества, связанный с идеей необходимости поощрять полезные для монархии профессии (торговцы, земледельцы, ремесленники, военные) и всячески сокращать численность профессий, отвлекающих от этих полезных занятий (финансисты, юристы, монахи). Позиции финансистов, по мысли Кольбера, были тогда уже подорваны; он надеялся, что кампания преследований послужила им уроком и что теперь их капиталы легче будет привлечь к финансированию торговли и промышленности. Для желаемого сокращения судейских должностей, как полагал Кольбер, потребовалось бы 10-12 лет последовательной политики. Надо было снизить цены на должности, систематически выкупать их; через 4 года можно было бы отменить полетту, подорвав принцип наследственности должностей; через 7-8 лет сократить состав Парижского парламента и других палат более чем в два раза, благодаря чему можно было бы, увеличив жалованье судей и отменив гонорары с тяжущихся, сделать судопроизводство бесплатным. Что касается сокращения числа монахов, то здесь предполагалось резко повысить возраст принесения монашеских обетов, отменить вступительные взносы и установить максимум ежегодных платежей на содержание монахов. Важнейшую роль в разработке планов реформирования всех сословий призвана была сыграть новая секция Государственного совета - Совет по законодательству, созданный в сентябре 1665 г. и разделенный на комиссии по реформе духовенства, дворянства и судейского аппарата. В конечном счете он должен был создать полный систематизированный свод всех

[144]

королевских законов; как об оптимальной цели Кольбер говорил даже о полном единстве права, мер и весов. Эти широкие планы не осуществились. К снижению цен на должности, правда, приступили, и в декабре 1665 г. были фиксированы максимальные цены на ряд высших судейских должностей. В долговременном плане 1660-е годы действительно оказались рубежом, завершившим период крутого роста рыночных цен на судейские должности, затем обозначилась тенденция к их падению. Но далее не пошли, отменить полетту так и не решились, хотя некоторое время ее и продлевали на весьма короткие сроки. Затем военная обстановка сняла этот вопрос с повестки дня. 

Проект монастырской реформы был разработан, но на стадии утверждения в январе 1667 г. как противоречащий нормам Тридентскоrо собора он столкнулся с сильным сопротивлением в правительственных, церковных и парламентских кругах и был провален. Курс на сокращение числа монахов продолжал действовать в его традиционных формах согласований и компромиссов с церковными властями, без внесения обязывающих корректив в законодательство. 

Единый свод королевских законов создан не был. Однако дело общенациональной кодификации права все же сделало большие успехи благодаря серии ордонансов, посвященных отдельным вопросам и как бы надстраивавшихся над бесконечным многообразием французских кутюм. Таковы были разработанные Советом по законодательству ордонансы о судебной процедуре в гражданских (1667 г.) и уголовных делах (1670 г.), подготовленный созданным в 1664 г. Советом по делам торговли ордонанс о торговле (1673 г.), ордонансы о водах и лесах (1669 г.), о морском праве (1681 г.). 

Французская монархия чувствовала себя гораздо увереннее, когда речь шла не о социальных реформах, а о социальном реставраторстве, восстановлении нарушенных порядков. Именно такой характер носили уже упомянутые нами меры по проверке дворянства. Государство было заинтересовано также в поддержании традиционного городского строя и общинной организации в деревне. В целях восстановления кредитоспособности сильно задолжавших за военные годы муниципалитетов была развернута проходившая под контролем интендантов широкая кампания по проверке и погашению коммунальных долгов путем специального самообложения. Эдикт 1683 г. установил, что города и общины могут брать в долг лишь в строго определенных обстоятельствах и непременно с разрешения интендантов, которые должны были отныне составлять городские бюджеты в их расходной части и представлять их на утверждение Государственного совета. Запрещалось отчуждать общинные земли; их участки, проданные или заложенные за долги, подлежали согласно эдикту 1667 г. немедленному возвращению с последующим внесением выкупа, средства на который должно было дать поимущественное обложение жителей данного прихода по разверстке, составленной интендантом, причем в платеже надлежало участвовать даже привилегированным - сеньорам и их фермерам. Понятно, что подобная реставрационная политика была связана с установлением жесткого повседневного контроля интендантов над жизнью городов и общин. 

Не было принято никаких мер по уничтожению внутренних таможен, хотя вопрос об этом был поставлен еще в наказе третьего сословия на Генеральных штатах 1614 г. Издавна сложившаяся свободная от внутренних таможен "зона пяти больших откупов" занимала примерно половину Франции с центром в Париже. На севере таможенная граница отделяла от нее Артуа и Фландрию, на западе - Бретань, на юге - Сентонж, Ангумуа, Марш, Овернь, Лионне, Дофине, на востоке - Франш-Конте и Лотарингию. Земли за пределами этой зоны делились на более мелкие таможенные округа, соответствовавшие провинциям или их группам. Создание единой таможенной системы потребовало бы унификации налогообложения, поскольку отсутствие внутренних таможен в "зоне пяти больших откупов" рассматривалось как компенсация центральным провинциям за их переобложенность; кроме того, пришлось бы преодолеть

[145]

значительные технические трудности, связанные с перестройкой налаженной откупной системы. Поэтому отменить внутренние таможни французская монархия так и не смогла до самой революции. Все же определенные изменения в таможенной системе при Кольбере произошли, и они были связаны с его тарифной политикой. 

Умеренно протекционистский тариф 1664 г. был еще составлен применительно к "зоне пяти больших откупов" и не имел общефранцузского значения. Он усилил спаянность этой зоны, унифицировав тарифные ставки на всех ее границах. Напротив, выдержанный в ультрапротекционистском духе тариф 1667 г. относился уже ко всему королевству. До Кольбера лишь очень немногие сборы устанавливались в общефранцузском масштабе, и в основном это были введенные в 1577 г. сборы с экспорта хлеба, вина, овощей, полотен, вайды и реэкспорта шерсти; единственной общей для государства импортной пошлиной был сбор со ввоза квасцов. Между тем почти все пошлины, введенные в 1667 г., были импортными и имели целью помешать ввозу во Францию готовой иностранной продукции. Таким образом, только со времени Кольбера можно говорить о появлении общефранцузской таможенной системы, приспособленной к защите национальной промышленности. 

Здесь можно лишь вкратце сказать о протекционистской политике Кольбера в области торговли и промышленности, ставшей образцом для многих абсолютистских правителей Европы. Основанная на принципах максимально возможной автаркии и перетягивания запасов звонкой монеты из других стран, она требовала постоянного государственного стимулирования отстающих отраслей. Большие торговые компании создавались на таких направлениях, где до этого французы вообще практически не торговали (Ост-Индская компания, Северная компания), где нужно было обеспечить французскую колониальную монополию (Вест-Индская компания) или улучшить структуру торговли (Левантийская компания). При этом политика Кольбера отличалась гибкостью: Вест-Индская компания была лишена монополии, когда обнаружилось, что она мешает выросшей торговле купцов-частников, Левантийская компания с самого начала не обладала монополией. Ост-Индская компания, перед которой стояли особо сложные задачи, организовывалась с беспрецедентным размахом, подписке на ее акции был придан характер общенационального дела, применялись всевозможные методы принуждения. Король вносил львиную долю капитала во все монопольные компании. 

Правительство поощряло организацию мануфактур, связанных со внедрением новых отраслей производства или новой технологии, предоставляя им различные привилегии и монополии. Особое же внимание уделялось строительству военного флота и отраслям, обслуживавшим армию и флот; именно здесь создавались крупные государственные мануфактуры. По отношению к традиционным отраслям производства главной заботой Кольбера было поднять репутацию французской марки, улучшить качество изделий, устранить элементарное обмеривание. Этой цели были посвящены многочисленные регламенты 1660-х годов для текстильного производства. В целом кольберовские регламенты, составленные по рекомендациям крупных купцов-оптовиков, не страдали мелочностью в отличие от обширных постановлений ХVIII века, обращая главное внимание на соблюдение размеров кусков тканей. Важным мероприятием, призванным усилить контроль над качеством продукции, стало создание корпуса инспекторов мануфактур (1669 г.), исполнявших свои функции в порядке комиссии. 

Французская налоговая система строилась на сочетании прямых и косвенных налогов. Основной прямой налог (талья) превратился фактически в крестьянский: привилегированные от него освобождались, города откупались за гораздо меньшие суммы. Между тем именно благодаря беспрецедентному увеличению тальи Франция смогла вынести огромные военные расходы, связанные с ее вступлением в Тридцатилетнюю войну: чистый доход короны от

[146]

тальи с 1635 по 1643 г. вырос с 5,7 млн до 48,2 млн ливров. К концу войны крестьянство было истощено, недоимки достигали огромных размеров. Талью начали снижать, как только стало чувствоваться приближение конца войны; с 1657 по 1669 г. она сократилась с 52 млн до 33 млн ливров, но, конечно, довоенный уровень восстановлен не был. Вместе с тем наметилась тенденция к уменьшению удельного веса тальи, к переносу центра тяжести с прямых на косвенные налоги. Тем самым рассчитывали сделать взимание налогов более равномерным, поскольку косвенные налоги меньше щадили привилегированных и позволяли увеличить обложение горожан. Доля тальи в ординарных доходах брутто с 1661по1671 г. снизилась с 50 до 34%. 

Затяжные войны конца ХVII - начала ХVIII века стимулировали принципиальные нововведения во французскую налоговую систему: именно тогда появляются прямые подоходные налоги, взимавшиеся и с привилегированных. В 1695 г. была введена капитация, которая раскладывалась в соответствии с заранее принятым делением налогоплательщиков на 22 класса, по теоретической оценке доходов разных профессий и состояний. Отмененная в 1698 г., она была восстановлена в 1701 г. и стала постоянной, причем с 1705 г. для непривилегированных она взималась пропорционально талье, а привилегированные платили по теоретической расценке, но многие откупались от налога, выплачивая меньше, зато сразу. Кроме того, капитация имела весьма существенный изъян с точки зрения пропорциональности обложения - от нее было освобождено духовенство. 

С 1710 г. стала взиматься, уже с реальных доходов, королевская десятина, здесь впервые во Франции был применен принцип определения доходов по автодекларациям. Новый налог должен был распространяться на всех, включая и духовных лиц, однако уже в 1711 г. духовенство освободилось от его уплаты ценой увеличения своего "добровольного дара", вотируемого ассамблеей французской церкви и взимавшегося церковными властями. Многие города и провинции откупались и от этого налога. Идея королевской десятины была подсказана работой знаменитого французского экономиста Вобана, но характерно, что если Вобан связывал с ее введением уничтожение всей старой системы налогообложения, то корона просто прибавила новый сбор к уже существующим, так что неравномерность обложения была только смягчена, но не устранена даже в принципе. В 1715 г. из общей массы ординарного дохода брутто основные откупа дали 36%, талья -28, капитация - 16, королевская десятина - 1.5%. Однако королевская десятина с самого начала мыслилась как временная мера и в 1717 г. после заключения мира была отменена. Впоследствии она вводилась еще дважды, в связи с войнами (в 1733-1736 и 1740-1748 гг.), пока в 1749 г. не была введена постоянная королевская двадцатина. 

Французская армия после Пиренейского мира была сокращена в меньшей мере, чем можно было ожидать, примерно до 40-45% состава, и очень скоро начался ее новый рост. В 1667 г. ее численность составляла 72 тысячи человек, к февралю 1672 г. - 120 тысяч, к началу 1678 г. в ходе войны она выросла до 279 тысяч, и расходы на армию уже далеко перекрывали рекорды Тридцатилетней войны. К 1710 г. в разгар Войны за испанское наследство французская армия насчитывала примерно 300 тысяч солдат и была, бесспорно, самой многочисленной армией Европы. В своей основе она по-прежнему оставалась наемной, профессиональной; вербовка солдат, разумеется постоянно сочетавшаяся с обманом и принуждением, производилась по королевским патентам на основе частного предпринимательства отдельными полковниками и капитанами (эти должности были продажными), немалое значение имели и иностранные наемники (швейцарцы, пьемонтцы). Благодаря энергии военного министра Лувуа в армии была укреплена дисциплина (в частности, во время постоев), улучшена выплата жалованья, введена униформа. Окончательно сложилась система непродажных воинских должностей (лейтенант, майор, подполковник, бригадир), делавшая необязательной для карьеры покупку капитанских и полковничьих званий.

[147]

Потребность в солдатах привела к организации в 1688 г. королевской милиции - новых частей полурегулярного характера, строившихся уже на основе принципа воинской повинности. Каждая деревня должна была выставлять солдата, избираемого, если не было добровольцев, по жребию. Вначале созыв милиции рассматривался как временная мера, и ее отряды распускались по заключении мира, затем она стала постоянным учреждением. Командирами в ней становились провинциальные дворяне, получавшие тем самым занятие, соответствовавшее дворянской этике. В принципе милиция несла гарнизонную и караульную службу, но в военные годы она становилась важным источником пополнения регулярной армии; в самые тяжелые годы Войны за испанское наследство набираемые рекруты посылались прямо в действующую армию, минуя милицейские отряды. Целью организации милиции было, в частности, извлечение для армии людских ресурсов из деревни, поскольку при системе вольного найма городская беднота откликалась на посулы вербовщиков охотнее, чем привязанные к земле крестьянские парни; поэтому до 1743 г. милиционная система во французских городах вообще не действовала. Общая организация сбора милиции и командование ею в рамках генеральств были возложены на интендантов, что привело к еще большему расширению их функций. 

Флот обогнал сухопутную армию в деле организации принудительного набора: еще в 1669-1673 гг. все жившее морем мужское население побережья было разделено на три класса, каждый из которых должен был служить в военном флоте по очереди в течение года. Служба французских моряков в иностранном флоте, даже в торговом, стала рассматриваться как государственное преступление. 

Огромная армия делала возможной активную завоевательную политику, к которой стремилось воинственное французское дворянство; весьма заметно улучшились возможности военной карьеры. Миролюбивый внешнеполитический курс после Пиренейского мира был в 1660-е годы тем более неприемлем для дворянского "общественного мнения", что военная слабость старого соперника - Испании стала теперь очевидной, а все потенциальные противники Франций были разобщены между собой; казалось, что Франции остается только в легких кампаниях пожинать плоды вековых кровавых усилий. Встав с середины 1660-х годов на путь развязывания европейских войн, Людовик XIV действовал как первый дворянин своей страны, тем лучше понимавший чаяния своего класса, что они вполне соответствовали его представлениям о необходимости для монаршей славы лавров короля-завоевателя. Именно эта политика втянула Францию в затяжные войны с европейскими коалициями, нанесшие большой ущерб ее экономике. 

Но армия не оставалась без дела и в мирное время. Она использовалась для подавления антиналоговых восстаний, для взимания недоимок, широко известна роль драгунских постоев ("драгонады") в деле насильственного обращения протестантов в католичество перед отменой в 1685 г. Нантского эдикта о религиозной веротерпимости. Укрепление армии, таким образом, позволило монархии увереннее контролировать положение в провинциях. 

Вопрос о личности более полувека стоявшего у руля французской монархии короля Людовика XIV, прозванного "Король-Солнце", имеет особую значимость уже потому, что для его современников и потомков он стал как бы воплощением самой идеи абсолютного монарха. Чем объяснить такой успех этого короля в его исторической роли? 

Стиль поведения Людовика XIV позволял ему очень удачно сочетать выполнение функций представительства и реального управления. Стройный, ловкий в спортивных упражнениях, король был очень красив в молодости. При этом он был достаточно доступен, чужд чопорности, неизменно учтив в обращении, в то же время никогда не допуская фамильярности. Он обладал хорошим вкусом, любил театр, музыку, часто танцевал в придворном балете, необычайно сильна была его страсть к роскошным увеселениям и королевской пышности. Все это

[148]

очень импонировало придворным, настроенным на обожание своего монарха, и позволило французскому двору стать самым блестящим в Европе. Другие европейские монархи подражали французскому двору в модах, этикете, заводили свои резиденции, равняясь на пример Версаля. 

Людовик XIV

Вместе с тем Людовик XIV был необычайно пунктуален в исполнении своих функций правителя. Ежедневно он, следуя строгому расписанию, председательствовал в одном-двух советах, работал наедине с министрами. Король был человеком долга; приписываемое ему изречение "государство - это я", якобы произнесенное 17-леним монархом перед непокорным парламентом, скорее всего, является легендой. Это был долг перед своим государством и перед собственным королевским достоинством. Настоящий король, по представлениям Людовика XIV, должен управлять сам, вникая во все детали, быть единственным источником милостей для своих подданных (просить короля за других при нем строжайше запрещалось). Он не имеет права делиться своей властью. с фаворитами и фаворитками. Очень влюбчивый по натуре, этот внук Генриха IV все же в отличие от деда не был способен на безрассудные любовные эскапады; его фаворитки были окружены всем подобающим блеском, но не играли серьезной политической роли. Разумеется, король обязан заботиться о благосостоянии своих подданных и согласно с традиционной фразеологией защищать слабых от притеснений сильных; в то же время он должен строго соблюдать законы и соответственно привилегии каждого сословия - позиция, постоянно склонявшая Людовика XIV к социальному консерватизму. Но всего сильнее звучал для него голос долга перед монаршей славой, слишком охотно ассоциировавшейся с военным могуществом и внешним престижем. 

Частые выезды на войну Людовик XIV обставлял также в соответствии с представлениями о королевском достоинстве. Он никогда не участвовал в полевых баталиях, да генералы и не могли бы решиться при нем на подобный риск. Наиболее подобающей для себя ролью на войне он считал роль покорителя крепостей, милостиво принимающего ключи от побежденного города, и следил за тем, чтобы значение взятой крепости соответствовало чести монаршего присутствия. 

Король, детство которого прошло в смутные годы Фронды, не получил хорошего книжного образования. Тем не менее незаурядные природные способности позволяли ему успешно играть роль правителя: он мог с умом и тактом руководить заседаниями советов, быстро схватывал суть дела, любил узнавать новое и охотно выслушивал объяснения сложных вопросов. Король умел поддерживать дисциплину среди своих министров, используя таланты каждого в его сфере деятельности, и особенно гордился непроницаемой для иностранных агентов секретностью французской политики. Но, разумеется, уровень королевских способностей не находился ни в каком соответствии с официальным поклонением, доведенным почти до обожествления. "Великий король" не был по-

[149]

Отмена Людовиком XIV Нантского эдикта 

 

настоящему великим государственным деятелем. Его теоретический багаж оставался крайне скуден, целиком сводясь к идее необходимости всемерного укрепления королевской власти. Даже в молодости он не проявлял устойчивого интереса к возможности каких-либо широких социальных преобразований, а в старости стал относиться с особой враждебностью к "химерам" реформаторов. 

Душевные качества Людовика XIV также далеко не соответствовали его официальному образу. Воспитанный Фрондой, король с детства приобрел умение притворяться, подозрительность, на первых порах смешанную еще с опасениями повторения фрондерских движений. Задетый за живое, он был способен на редкую злопамятность. 

С годами в обстановке постоянной лести слабела способность короля разбираться в людях. У силились религиозные настроения, сразу же вылившиеся в желание совершить во имя церкви "истинно королевский" подвиг искоренения гугенотской "ереси". Работоспособность же и чувство королевского достоинства и в старости не изменяли Людовику XIV никогда.

[150]

Цитируется по изд.: История Европы в восьми томах. Том четвертый. Европа Нового времени (XVII-XVIII века). М., 1994, с. 139-150.

Рубрика