Сан-Доминго в конце XVIII века
Коллизия классовых и международных противоречий отразилась как нельзя более ярко в колониальной политике Франции и в событиях, происходивших в ее колониях.
Классовые противоречия в Сан-Доминго
Созыв Генеральных штатов застал население колонии Сан-Доминго в очень возбужденном состоянии. Пример Соединенных Штатов пробуждал у местных плантаторов желание также освободиться от экономической эксплуатации метрополии и если не порвать с ней совсем, то, во всяком случае, добиться автономии. Существенную роль в общем недовольстве играло стеснение торговых сношений законом 1727 года об исключительном праве метрополии на торговлю с колониями и, как следствие этого, неудовлетворительное снабжение их. Раздражало также искусственное снижение цен на сбываемое колониальное сырье, что являлось неизбежным результатом монопольного положения покупателей. Свободное население колоний было охвачено волнением в ожидании открытия Генеральных штатов, оставаясь в полной неизвестности, будут ли допущены туда его представители. Как бы то ни было, делегаты были избраны и отправлены во Францию.
Население Сан-Доминго делилось на несколько резко обособленных и враждебных групп. Первенствующее положение занимали крупные землевладельцы-креолы, т. е. французы, родившиеся в колонии, так называемые «grands blancs», за ними следовали мелкие белые плантаторы, адвокаты, коммерсанты, ремесленники, составлявшие группу «petits blancs». Особняком стояли мулаты, к которым белые относились с нескрываемым пренебрежением, несмотря на то, что среди них было не мало таких же видных коммерсантов и землевладельцев, и почти треть кофейных и сахарных плантаций в колонии принадлежала им. На последней ступени общественной лестницы находились сотни тысяч чернокожих рабов, которых ни белые, ни мулаты не считали за людей, «безвольная, забитая, лишенная способности к сопротивлению масса» 1. Под впечатлением доходивших из Франции
_______
1. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IX, стр. 172.
[491]
слухов о намерении Национального собрания предоставить политические права «цветным» и дать свободу рабам, классовые противоречия еще более обострились. Ни белые, ни мулаты не желали лишаться даровой рабочей силы, a «grands blancs» не допускали и мысли об уравнении с ними в правах «цветных», мечтая, наоборот, об увеличении своих привилегий за счет прав метрополии.
Мулаты же с трепетом прислушивались к принципам свободы и равенства, провозглашаемым Учредительным собранием, и ожидали призвания их к участию в политической жизни колонии на равных правах с белыми.
По мере поступления все новых волнующих известий надежды белых и мулатов разгорались, и возбуждение возрастало. Всех охватил революционный энтузиазм. Все стали носить трехцветные кокарды; в приходах, на которые делились провинции Сан-Доминго—Северная, Западная и Южная, — возникли комитеты, появились патриотические общества.
Известие о провозглашении Учредительным собранием прав человека и гражданина напугало «белых» (grands blancs). Они усматривали в этом событии угрозу своим прерогативам и, не теряя времени, пошли прямо к намеченной цели — захвату власти над колонией, в расчете на отложение ее от Франции.
Во главе сепаратистского движения стояла Северная провинция с ее многочисленным и богатым белым населением, поддерживающим «белых» (grands blancs). Именно здесь, в главном городе провинции — Кап-Франсэ, была избрана в 1788 г. делегация, посланная в Генеральные штаты с поручением добиться для Сан-Доминго права представительства. Здесь же образовалось из делегатов всех провинциальных приходов первое Провинциальное собрание Севера, открывшееся 1 ноября 1789 года под председательством крупнейшего землевладельца, Бакон-де-ла-Шевальри, который сразу направил его по заранее намеченному руслу.
Провинциальное собрание немедленно объявило себя единственной законной властью провинции, подчинило себе расположенные в ней военные части и полицию, приняло на себя контроль над финансами и аннулировало составленный в начале года наказ делегатам в Генеральные штаты. На робкое напоминание губернатора о существовании верховной власти Собрание устами своего председателя категорически ответило, что колония «Сан-Доминго... присоединилась к Франции по доброй воле, с условием платить только те налоги, на которые она изъявит свое согласие», и что «получив власть от провинции, Собрание сделало то, что должно было сделать».
Затем введена была строжайшая цензура книг и корреспонденции, как частной, так и официальной, которая не пропускала ни малейшего намека на желательность или возможность равноправия мулатов и освобождения чернокожих.
Вопрос о колониях и о рабстве в Учредительном собрании и политических организациях Парижа.
Между тем, прибывшие в Париж 18 делегатов Сан-Доминго были встречены довольно холодно. Их усилия добиться представительства колоний не вызывали сочувствия. Политические круги метрополии разделялись в это время, по своим взглядам на колониальный вопрос, на две группы, отражавшие разногласия по этому вопросу внутри буржуазии.
К одной из них принадлежали влиятельные аристократы — богатейшие землевладельцы и рабовладельцы колоний, крупные судовладельцы и коммерсанты, наживавшиеся на поставке рабов в Вест-Индию в обмен на колониальные продукты и потому кровно заинтересованные в сохранении существующего положения, а также колониальные администраторы, вроде Малуэ, горячо отстаивавшего неприкосновенность права
[492]
ФРАНЦУЗСКИЕ ВЛАДЕНИЯ В САН-ДОМИНГО в 1789 г.
По карте к книге 1797 г. «Описание французской части о-ва Сан-Доминго» Моро де Сен-Мери (Moreau de St.-Mery) из атласа А. Бретта (A. Brette).
ВЕСТ-ИНДИЯ в 1789 г.
Принадлежность островов показана сокращениями: (В)—Великобритании, (Д)—Дании, (И)—Испании, (Н) — Нидерландам, (Ф) —Франции.
[ВКЛАДКА]
собственности на людей. Часть этой группировки образовала клуб «Колониальный комитет», под председательством маркиза Гуи-д'Арси. Другим центром объединения сторонников status quo явилось «Корреспондирующее общество французских колонистов», более известное под именем клуба «Массиак», по имени маркиза де-Массиак, в особняке которого происходили с июня 1789 г. собрания этого общества.
Несмотря на некоторые расхождения в методах деятельности, идеология и цели обеих организаций были одни и те же: ограждение прав крупного землевладения и незыблемость классового неравенства, рабовладения и работорговли. Особенной активностью отличался клуб «Массиак». Пользуясь своими связями при дворе, его члены воздействовали на правительство, а депутатов Национального собрания привлекали в свою среду искусной тактикой и подкупами. В члены клуба вступили Барнав и братья Ламеты, не чуждались его и первые члены Якобинского клуба, например Сантонакс и Польверель и даже Робеспьер, приглядывавшийся к своим политическим противникам. «Отель Массиак» поддерживал теснейшую связь и оживленную корреспонденцию с крупными промышленниками и коммерсантами Бордо, Кале, Дюнкерка, Руана и пр., а также с Сан-Доминго, с депутатами которого у него впоследствии установился полный контакт.
На диаметрально противоположной позиции стояло «Общество друзей чернокожих», основанное в 1788 году Бриссо, Кондорсе и Сиейесом, по образцу английского «Общества уничтожения рабства». В него входили по преимуществу представители буржуазной интеллигенции, выступавшие под флагом «гуманности» и прав «человека». Но были среди его членов и промышленники и финансисты, заинтересованные в свободной торговле и нуждавшиеся в свободном труде. В числе прочих к обществу примкнули Лафайет, Мирабо, Неккер, Петион, Лепелетье-де-Сен-Фаржо. «Друзья чернокожих» пользовались всяким представлявшимся случаем, чтобы настаивать, устно и в печати, на необходимости воспрещения работорговли, постепенного освобождения рабов и уравнения «цветных» в правах с белыми.
Как клуб «Массиак», так и «Друзья чернокожих» приняли сан-домингских делегатов недружелюбно: первые — потому, что не хотели колониального представительства в Генеральных штатах, которое закрепило бы подчиненное положение колонии, тогда как они стремились к ее самостоятельности; вторые — потому, что не считали вновь прибывших правомочными представителями всего населения Сан-Доминго. Тем не менее, делегаты были временно допущены в Собрание и участвовали в клятве в зале для игры в мяч, 20 июня 1789 г. Но при дальнейшем обсуждении колониального представительства и отводимых для него мест вопрос о том, кого именно представляет делегация, был поставлен ребром. На заседании 27 июня один из депутатов отказался признать законность делегации на том основании, что «рабы не могут быть представлены своими господами». А 3 июля Мирабо обрушился на делегатов со всей свойственной ему горячностью, крича: «К кому причисляют колонии своих негров и цветных, к людям, или к скоту?.. Цветные [мулаты] свободны, владеют имуществом и платят налоги, и все же их не допустили к выборам! Если колонисты желают считать негров и цветных людьми, то пусть они освободят первых, чтобы все могли избирать и быть избранными. Если же нет, то просим их заметить, что при установлении относительного числа депутатов французского населения мы не принимали во внимание количество лошадей и мулов, и претензии колоний на 20 депутатских мест просто смешны». После долгих препирательств, 4 июля Собрание постановило, наконец, предоставить Сан-Доминго шесть мест и дать право
[493]
еще шести делегатам присутствовать на заседаниях, не принимая в них участия.
Национальное собрание, с согласия морского министра де-ла-Люзерн, в ведении которого состояли колонии, предоставило колониям право созыва временных совещательных колониальных собраний с допущением в них «цветных». Но еще до получения декретов от 8 и 28 марта 1790 г. о компетенции и правах собраний в Сан-Доминго возникли Провинциальные собрания.
Сан-Маркское генеральное собрание
Северное собрание вступило бесповоротно на путь суверенного управления краем и обратилось к остальным провинциям с призывом последовать его примеру. В Южной провинции Провинциальное собрание открылось 15 февраля 1790 г. в г. Кэй, в Западной — несколько позже. Следующим шагом было их объединение и созыв Колониального собрания в составе 80 депутатов от Севера, 64 — от Запада и 58 — от Юга. Оно открылось 25 марта 1790 года в г. Сен-Марке, в Западной провинции.
По своему классовому составу оно было исключительно представительством интересов крупных аграриев и крупной буржуазии, т. е. «белых» плантаторов, называвших себя скромно «земледельцами», а также негоциантов и адвокатов. 15 апреля они объявили себя «Генеральным собранием французской части населения Сан-Доминго» под девизом: «Сан-Доминго, закон, король и единение — наша сила».
Игнорируя напоминания губернатора о совещательной роли Собрания, предусмотренной декретом, Сен-Маркское собрание продолжало присваивать себе одну прерогативу власти за другой, умаляя мало-помалу значение Провинциальных собраний и совершенно не считаясь с колониальной администрацией. Вотированная им 28 мая Конституция подводила итоги сепаратистским стремлениям «белых» (grands blancs), поставив Сен-Маркское собрание на равную ногу с французским Учредительным в отношении законодательной власти в колонии. Принятие Конституции было равносильно объявлению автономии Сан-Доминго.
В то же время, чувствуя некоторую непрочность своего положения, в виду начавшихся разногласий с Провинциальными собраниями, Сен-Маркское генеральное собрание потребовало от населения подтверждения своих прав, но, не дожидаясь результатов голосования, объявило себя 6 июня 1790 года утвержденным и установило ежегодное празднование этого дня. Это не остановило, однако, нарастания противоречий как среди единомышленников сен-марковцев, так и среди прочего населения. Воинские части из добровольцев из среды мелких коммерсантов и ремесленников отказались присягать Сен-Маркскому собранию и Конституции, решительно заявляя о своей преданности метрополии, любви к королю и покорности законодательной и исполнительной власти во Франции. Французское население разделилось на две партии: верных метрополии и королю «белых помпонов» и приверженцев Сен-Маркского собрания «красных помпонов».
Собрание издало 20 июня 1790 г. декрет об открытии портов для свободной торговли с иностранцами, с правом оплаты импортируемых товаров местными продуктами, и об изъятии контроля над товарообменом из юрисдикции агентов метрополии с передачей его в ведение муниципалитетов. Этот декрет не дал ожидаемых выгод. Усиленная агитация в сухопутных военных частях и на кораблях также не привела к желательным результатам. Полного успеха сен-марковцы достигли только на корабле «Леопард», застрявшем на рейде Порт-о-Пренса. Восставший экипаж «Леонарда» захватил даже 22 июня пороховые погреба в г. Леогане, но это не решало исхода борьбы.
[494]
Видя, что почва уходит из-под его ног, Собрание декретировало роспуск всех войск с заменой их наемной «национальной гвардией», а «Леопарду» поручило охрану Порт-о-Пренса. В ответ на приказ губернатора Пейнье «Леопарду» немедленно отплыть во Францию, корабль был отведен в Сен-Марк, гарнизон которого один во всей колонии поддерживал Собрание.
Губернатор, до этого момента проявлявший полную растерянность, применил решительные меры, начав с разгона Комитета собрания Запада в Порт-о-Пренсе. При поддержке Провинциального собрания Севера национальным войскам удалось окружить Сен-Марк. Собранию было дано 18 часов на самоликвидацию. Безвыходное положение заставило оставшихся 85 членов 7—8 августа 1790 года сесть на «Леопард» и отплыть вместе с мятежным гарнизоном во Францию, где они были торжественно встречены по прибытии в Брест местным Якобинским клубом, не осведомленным об их сепаратистских тенденциях, а в Париже — членами клуба «Массиак».
Деятельность Сен-Маркского собрания, признанная декретом Учредительного собрания от 12 октября 1790 года незаконной, послужила как бы исходным моментом восстаний и кровопролитной гражданской войны.
Недовольство белого населения усиливалось. «Белые» образовали приходские федерации, отказывавшиеся от повиновения администрации. Почти весь Юг слился в одну такую федерацию. Движение среди белого населения совпало с началом восстания мулатов и негров-вольноотпущенников.
Восстание мулатов
Свободное «цветное» население, численно почти равное «белому», оставалось долгое время спокойным, несмотря на недопущение к выборам депутатов в Генеральные штаты в конце 1788 года и отстранение от участия в местных комитетах в августе — сентябре 1789 года. Только слухи о провозглашенном во Франции принципе равенства заставили мулатов и свободных негров встрепенуться. Но малейшие намеки на намерение использовать эти веяния свободы вызывали самый свирепый отпор со стороны «белых». Мулаты не умели или боялись сорганизоваться для отстаивания своих прав. Тем не менее им удалось избрать делегатов, и «белые» приходили в ярость при одном предположении, что уехавшим в Париж представителям «цветных» удастся добиться равноправия с ними. Преследованиям подверглись не только мулаты, но и «белые», осмелившиеся их поддерживать. Сенешаль-де-Бандьер в г. Пти-Гоав был осужден местным комитетом и повешен осенью 1789 года за то только, что написал для мулатов петицию.
Если жившие в Париже плантаторы, члены клуба «Массиак», и соглашались выбросить мулатам небольшие подачки вроде участия в первичных выборных собраниях, но бег права быть избираемыми, то «белые» в Сан-Доминго твердо стояли на своей непримиримой позиции, считая, что малейшие уступки «безумным требованиям цветных... стерли бы демаркационную линию между ними и «белыми»... спутали бы все основные конституционные принципы колонии». Рабство признавалось ими «благодетельным учреждением и фундаментом всего государственного здания» 1.
Мулаты не были допущены к участию в выборах в Сен-Маркское собрание, но к присяге ему их призвали, напоминая при этом, что их долг повиноваться «белым» и почитать их. Хотя закон не делал различия между «белыми» и свободными «цветными» жителями колонии, но на практике мулаты были обременены повинностями, им запрещалось носить европейские имена, есть за одним столом с «белыми», одеваться в те же материи, ездить
_____
1. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XII, ч. 2, стр. 235—236.
[495]
в экипажах и т. п. Для них были закрыты профессии врачей, хирургов, золотых дел мастеров, они не допускались к занятию административных или военных постов и т. п. А между тем, по занимаемому ими положению в хозяйстве колонии они имели полное право претендовать на уравнение в правах с «белыми».
Представители мулатов в Париже — Оже, Жоли, Монбрен иРеймон — тщетно добивались в клубе «Массиак» и в Учредительном собрании признания прав свободного «цветного» населения Сан-Доминго. Упорное отрицание этих прав мулатов белыми привело мулатов в отчаяние и толкнуло на путь открытого сопротивления. Что касается негров, то мулаты заботились об их интересах так же мало, как белые о правах мулатов.
21 октября 1790 года вернувшийся из Франции Оже высадился близ Кап-Франсэ, запасшись предварительно оружием в Соединенных Штатах для борьбы с привилегированными белыми. Ему удалось поднять восстание в ближайших поселках, и во главе нескольких сот мулатов он захватил и сжег несколько плантаций. Головы убитых плантаторов были унесены в качестве трофеев. Выпущенная Оже прокламация призывала депутатов Провинциального собрания Севера к исполнению мартовских декретов, указывая ка тождество интересов депутатов с интересами мулатов в отношении рабовладения и колониальных нужд вообще. Если бы Оже не поспешил, а дождался подкреплений, ему удалось бы, по всей вероятности, широко развернуть восстание, так как почва для него была достаточно подготовлена. Но он стремительно бросился на Кап, и это его погубило. Белые и красные «помпоны» объединились перед лицом общей опасности. Мулаты были рассеяны, а Оже и его помощник Шаван бежали на испанскую территорию острова. Восстание было подавлено, белые ликовали и мстили мулатам всеми доступными им средствами. Последовал ряд репрессивных мер и казней. Более 100 мулатов было казнено, многие приговорены к тюремному заключению. Выданные испанским губернатором по требованию Северного собрания Оже, его брат и Шаван были колесованы.
Когда известия о восстании в Сан-Доминго достигли Парижа, Учредительное собрание реагировало на них решением послать в колонии гражданских комиссаров с широкими полномочиями для «беспристрастного» обследования и восстановления порядка и в сопровождении военных сил, достаточных для поддержания их авторитета.
Репрессии не удовлетворили белое население Сан-Доминго. Оно было недовольно и губернатором и особенно присылкой из метрополии двух батальонов в подкрепление гарнизону колонии. Когда прибыли корабли с солдатами, «красные помпоны» Порт-о-Пренса сумели возбудить их против нового губернатора Бланшеланда как представителя старого режима. Взбунтовавшиеся матросы и солдаты вместе с солдатами местного гарнизона и выпущенными ими из тюрьмы заключенными убили нескольких офицеров. Произошло это 4 марта 1791 года. Комитет Запада немедленно принял на себя управление провинцией, закрыв все организации «белых помпонов», и отдал приказ прервать сообщение с Францией, пока им не будет послан туда доклад о происшедшем в соответствующем освещении.
Таким образом, борьба креолов с мулатами осложнялась внутренней борьбой среди креольского населения.
1 августа 1791 года в Леогане открылось созванное по декрету 8—28 марта 1790 года. Колониальное собрание, сразу же разделившееся на партию Севера, желавшую оставаться под суверенитетом Франции, и партию Запада (в которую входило много «леопардинцев»), стремившуюся к пол-
[496]
[ИЛЛЮСТРАЦИЯ]
ной независимости. Вскоре оно перебралось в Кап-Франсэ и погрузилось в свои организационные «белые» дела, в уверенности, что с «цветными» покончено, и не предвидя новой, страшной опасности, надвигавшейся на белых в виде восстания рабов.
Восстание рабов
Несмотря на строжайшее воспрещение законом каких бы то ни было сношений между рабами отдельных плантаций, негры все же умудрялись только им одним понятными способами поддерживать связь между плантациями и держать друг друга в курсе развертывающихся событий. Пока в Париже «Друзья чернокожих» доказывали в горячих прениях с «массиаками» необходимость дать, на основании естественных прав человека, свободу сотням тысяч безвинно страдающих в неволе негров (в 1789 году в Сан-Доминго было 465 тысяч рабов, на Мартинике — 83 тысячи и на Гваделупе — 89 тысяч), священник Букман, управляющий плантацией в районе Капа, такой же раб, как и его товарищи, сумел сорганизовать рабов своего района и повел их в наступление против рабовладельцев. Совершенно неожиданно для администрации с 16 августа 1791 г. запылали плантации, начались избиения плантаторов и их семейств восставшими рабами, Кап-Франсз наполнился беженцами. В четыре дня почти вся восточная часть Северной провинции покрылась пожарищами. За отсутствием достаточных сил для подавления принявшего грозные размеры восстания, Колониальное собрание решило обратиться к испанским властям, к англичанам на Ямайке и к Соединенным Штатам с просьбой «во имя человечности и обоюдных интересов» помочь французскому населению Сан-Доминго. Мулаты, испугавшиеся восстания рабов не менее белых плантаторов, предложили Собранию свою помощь для борьбы с неграми, которую последнее милостиво приняло. Губернатору было предоставлено руководство подавлением «мятежа».
[497]
Не трудно было разбить плохо организованные и плохо вооруженные негритянские полчища, особенно после того, как пал в бою их вождь Букман. Пленников истребляли бег всякого милосердия. Однако к середине сентября восстание было только приостановлено, но не подавлено: волнения продолжались, и «белые» несли тяжелые потери. Судя по докладу делегатов Сан-Доминго Законодательному собранию 30 ноября 1791 года, за это время в одной только Северной провинции лишилось жизни более 1000 «белых», было сожжено свыше 1400 кофейных и сахарных плантаций, составлявших главное богатство колонии, и исчезло без вести более 15 тысяч рабов. К ноябрю восстанием была охвачена вся Северная провинция, и оно разлилось по Западной и Южной.
Белые плантаторы хорошо понимали, что для того, чтобы удержать мулатов в качестве союзников, необходимо было хотя бы частично удовлетворить их требования. Ведь за капскими мулатами, предложившими руку помощи перепуганным белым, стояли тысячи западных и южных плантаторов — мулатов и вольноотпущенников, озлобленных и потерявших терпение. Они не отказались от мысли силой добыть себе права; хорошо памятуя разгром Оже, они подготовляли восстание, втайне организуя комитеты, объединенные между собой. Когда же у властей возникли подозрения и начались обыски, множество мулатов Порт-о-Пренса и других городов удалилось на гору Шарбоньер, образовав там вооруженный лагерь под командой Бовэ (31 августа 1791 года).
Теперь «белым» приходилось бороться на два фронта: с неграми и о мулатами; после понесенного ими от мулатов поражения, они оказались вынужденными заключить соглашение, которое закрепляло за мулатами политические права и безопасность.
Однако, как и следовало ожидать, в Порт-о-Пренсе это соглашение сочли незаконным. Преследования мулатов продолжались, договор грубо и умышленно нарушался на каждом шагу. Отчаявшиеся мулаты приняли тогда революционный девиз: «Жить свободными или умереть» и поклялись не слагать оружия, пока не добьются цели. Под влиянием проявленной ими твердости белые сами предложили заключить новое соглашение, что и было приведено в исполнение 19 октября. Претензии мулатов к этому времени повысились: они требовали роспуска Провинциального собрания Запада и отозвания белых депутатов Колониального собрания, допущения «цветных» во все представительные учреждения, полной амнистии, полной отмены квалификаций «свободный негр», «мулат», «квартерон», образования мулатского полка для обороны Западной провинции и т. п.
Примирение и заключение конкордата были отпразднованы торжественным молебном в присутствии командующих обеих сторон. После этого мулаты возвратили прежним владельцам большинство бежавших рабов, вставших под их знамена, оставив только 217 человек вожаков с тем, чтобы выпустить их на волю где-либо за пределами колонии. Несчастных возили с места на место, в заключение интернировали их возле Капа и там всех перебили.
Как и можно было предвидеть, успокоение носило временный характер. 21 ноября, после пожара, уничтожившего две трети города Порт-о-Пренса, произошло вооруженное столкновение между белой национальной гвардией и мулатскими войсками. Обвиненные в поджоге и изгнанные из города мулаты засели в вооруженном лагере Порт-о-Буке, откуда они могли ежечасно обрушиться на деморализованный страхом город. Некоторые мелкобуржуазные приходы Западной провинции встали на сторону мулатов, и в мулатские войска влились белые подкрепления, а во главе объединенных сил встали мулат Бовэ и «белый» Жюмекур. Движение охватило Северную и Южную провинции.
[498]
Деятельность гражданских комиссаров
В это время, 28 ноября 1791 года, долгожданные комиссары французского правительства, Мирбек, Рум и де Сен-Леже, высадились в Кап-Франсэ. Общей для всех посылаемых в колонии комиссаров инструкцией им предлагалось изучить причины волнений, «объединить вокруг себя наиболее уважаемых членов враждующих партий, образовав примирительный комитет, и добиться искреннего согласия», умиротворения, порядка и счастья местного населения, не исключая негров. При этом им давались широкие полномочия в области административных мероприятий.
То, что представилось глазам комиссаров, превзошло все их ожидания и опасения. Вся колония находилась в состоянии гражданской войны. Мулаты воевали с белыми и черными; «белые земледельцы», как они себя называли, враждовали с мелкобуржуазными креолами, черные рабы отказывались повиноваться как тем, так и другим и третьим. Комиссары потребовали от мулатов подчинения закону, но в их распоряжении не оказалось вооруженной силы для того, чтобы заставить сделать это. А вести со всех сторон становились все тревожнее. Север и Запад вовсе не повиновались властям, на Юге власть почти ускользнула от белых. Наконец, в январе 1792 года столица колонии, Кап, подверглась нападению инсургентов, и только с трудом удалось отбросить их.
Колониальное собрание не только не желало оказывать помощи комиссарам, но всячески противодействовало им и дискредитировало их деятельность в глазах населения. Покушения на жизнь комиссаров заставили их, наконец, пригрозить, что они покинут колонию. Мирбек действительно уехал 1 апреля 1792 года; Рум и Сен-Леже остались.
Порт-о-Пренс находился под постоянным страхом нападения объединенной бело-мулатской армии. Большая часть его лежала в развалинах, водоснабжение было прервано, съестные припасы доставлялись в самом ограниченном количестве путем реквизиции с торговых судов. Но всякие намеки на уступки и примирение встречали яростное сопротивление Провинциального собрания и муниципалитета. Они обвинили Сен-Леже в потворстве мулатам, в том, что он будто бы «поощрял преступления своими речами», возбуждали против него население и постановили выслать его ив колонии. По словам самого Леже, «Провинциальное собрание, муниципалитет и командующий национальной гвардией противодействовали» всем его попыткам облегчить беды провинции. Они «обходили закон, заявляя, что будут подчиняться ему; никогда не оказывали сопротивления настроению толпы, а, наоборот, всегда следовали его поворотам; их мероприятия постоянно создавали препятствия к умиротворению». 10 апреля Сен-Леже также покинул колонию, чтобы лично доложить Законодательному собранию о создавшемся положении.
В Сан-Доминго оставался один Рум, местный креол, все еще не потерявший надежды достигнуть посредством ловкого маневрирования соглашения с Колониальным собранием и осуществления своих полномочий. Неожиданная помощь ему явилась в виде декрета 28 марта 1792 года, утвержденного 4 апреля, о предоставлении политических прав «цветным» людям и свободным неграм и об отправке подкреплений в Сан-Доминго. Пункт 2-й декрета предусматривал, что «все цветные и свободные негры допускаются к голосованию во всех приходских собраниях и могут занимать выборные должности при условии, что они достигли 25-летнего возраста, владеют недвижимым имуществом или же проживают в данном приходе не менее двух лет и платят налоги».
Доклады Мирбека и Сен-Леже показали депутатам Законодательного собрания, в каком ложном положении оказывались комиссары, не имея
[499]
никакой существенной опоры на местах. Борьба с интригующими друг против друга партиями и с разбушевавшейся гражданской войной оказывалась им не под силу.
Поэтому, приняв решение послать новых комиссаров, Законодательное собрание усилило их полномочия декретом от 15 июня 1792 года, который давал им право роспуска представительных собраний всех видов и степеней, приостановки действия изданных на местах указов, временного вос-становления прежних судебных установлений. Колониальным властям повелевалось оказывать всемерную поддержку комиссарам; неподчинение им квалифицировалось как государственная измена. Декрет был вручен вновь отправленным комиссарам: Эло и якобинцам — Польверелю и Сантонаксу. Одновременно отправлялись подкрепления гарнизону Сан-Доминго: 5 тысяч национальных гвардейцев и 2 тысячи линейных солдат под командой генерала д'Эспарбеса.
Прибывшие в Кап 17 сентября 1792 года новые комиссары встретили самый почтительный прием; но им было указано в то же время, что «никакое хозяйство в Сан-Доминго не может существовать без рабства. Не для того были куплены и привезены из Африки 500 тысяч дикарей-рабов, чтобы ввести их во французскую колонию в качестве французских граждан и с правами таковых. Прев ращение их в свободных людей физически несовместимо с существованием... европейцев.., свобода сделала бы из них бродяг, грабителей, убийц». Сантонакс отвечал на это, что судьба рабов зависит от организованных согласно Конституции Колониальных собраний, а еще несколько дней спустя, в воззвании комиссаров к населению, рабовладение объявлялось «необходимым для хозяйства и для процветания колоний». С первых же дней выявились, однако, симпатии комиссаров к «настоящему третьему сословию Сан-Доминго—мулатам», — и их враждебное отношение к касте «белых», «аристократов кожи». Д'Эспарбес, назначенный губернатором вместо Бланшеланда, встал во главе контрреволюционных элементов. Однако войска его не поддержали, и комиссары отправили его во Францию. Оставшись господами положения, комиссары разделились: Польверель уехал в Западную провинцию, Эло — в Южную, Сантонакс остался в Северной, где и занялся объединением мулатов и укреплением их положения, не упуская, впрочем, из виду волновавшихся рабов, подходивших по временам совсем близко к Капу. К февралю 1793 года движение рабов в Северной провинции свелось к отдельным разрозненным нападениям.
Неловкая политика Польвереля в Западной провинции дала возможность роялисту, маркизу Борелю, которого сам же он допустил занять пост командующего национальной гвардией, снова поднять Порт-о-Пренс против метрополии.
Восставший город был окружен с моря и с суши. Комиссары — Польверель и поспешивший ему на помощь Сантонакс — вооружили не только мулатов, но и рабов негров. 14 августа, после двухдневной бомбардировки, наполовину уничтоженный ею город сдался. Комиссары потребовали с него 450 тысяч ливров контрибуции и отдали его на разграбление. Множество креольских аристократов погибло. Большая часть была посажена на корабли, которые должны были отвезти их во Францию. В колониальной гвардии образовался батальон «черных и цветных».
Разгром столицы колонии вызвал среди креолов взрыв негодования против комиссаров, потребовавший военного вмешательства. Одновременно усилились выступления негров на Севере, угрожавшие жителям Капа. Белых поддерживал новый губернатор, пытавшийся восстановить порядок в городе при помощи армии. Комиссары воспротивились этому и, видя слабость своих сил, призвали на помощь себе рабов. Около 10 тысяч
[500]
рабов обрушились на Кап-Франсэ, сея всюду смерть и разрушение, довершенное пожаром. Самый богатый город колонии, недавно еще центр цветущей провинции, был превращен в развалины. Этим был нанесен последний удар богатейшей из французских колоний. Убытки исчислялись сотнями миллионов. Более десяти тысяч колонистов эмигрировало в Соединенные Штаты.
Комиссары объявили свободными поддерживавших их негров, но успокоить негров и привести провинцию в состояние хотя бы относительного порядка они не сумели. Их неосторожность и неопытность, а с другой стороны — их нерешительность, вытекавшая из непонимания специфических черт сложившихся на острове своеобразных отношений, — привели их к политическим и тактическим ошибкам, которые облегчили врагам Франции возможность использовать тяжелое положение колоний в своих интересах.
В феврале 1793 года Франция объявила войну Англии, в марте — Испании. Отдаленность Вест-Индских колоний от метрополии, их беззащитность, а особенно внутренняя борьба в колониях делали их легко уязвимым местом для нападения как со стороны Англии, так и со стороны Испании. Многотысячная армия восставших негров образовала на время заслон для французской колонии на границах испанского Сан-Доминго. Испанские власти постарались привлечь негров на свою сторону, снабжая их провиантом, оружием, подкупая негритянских вождей титулами и орденами и проводя усиленную роялистскую агитацию. В распоряжении комиссаров имелось полторы тысячи солдат на все три дезорганизованных провинции, в которых насчитывалось до 25 тыс. восставших рабов. Комиссары попытались послать парламентера к вождям негритянской армии, Жану Франсуа и Бияссу, но те отказались иметь дело с представителями революционной Франции, не разрешившей негритянского вопроса, и перешли в наступление. Войска комиссаров, совершенно деморализованные, не выдержали натиска, и часть их бежала на испанскую территорию. Тогда (29 августа 1793 г.) Сантонакс провозгласил освобождение всех невольников, предвосхитив, таким образом, декрет Конвента об уничтожения рабства, от 4 февраля 1794 года (16 плювиоза II года). Таким образом, единственно правильное и радикальное решение рабовладельческой, а с ней в значительной мере и колониальной проблемы периода буржуазной революции было принято с громадным опозданием.
Декрет Конвента, помимо того, что он был принят слишком поздно, не дошел до колоний: в результате интриги членов клуба «Массиак» и других плантаторов Сан-Доминго, проживавших в Париже, а также и леопардинцев, отправка декрета была задержана до 1795 года. Но даже если бы декрет и дошел до жителей колонии, он уже не спас бы положения. Он не мог погасить пламени классовой борьбы и не мог воспрепятствовать отпадению колоний от Франции.
Оккупация Сан-Доминго англичанами и испанцами
К этому времени во главе негритянской армии встал генерал Пьер-Доминик Туссен-Бреда, или Туссен-Лувертюр, сын раба плантации Бреда, талантливый организатор и полководец, с 1792 года состоявший на испанской службе. Под его руководством негритянская армия продолжала борьбу с остатками республиканских «белых» и «цветных» войск. Тогда деморализованные белые офицеры и солдаты прибрежных городов прибегли к помощи англичан. Они поддерживали сношения с Лондонским кабинетом с самого начала восстания рабов, но до того времени Англия считала несвоевременным вмешиваться в дела Сан-Доминго. Теперь подходящий момент наступил: освобождение рабов было чревато опасными последствиями и для английских колоний.
[501]
3 сентября 1793 года Венан-де-Шармильи заключил в качестве представителя Сан-Доминго с генерал-губернатором Ямайки Уильямсоном соглашение, по которому Англия должна была освободить «белых» от «угнетавшей их тирании», а 19-го два английских полка взяли городок Жереми и в скором времени овладели, почти без сопротивления, всей прибрежной полосой Западной провинции, кроме Порт-о-Пренса.
В свою очередь, к маю 1794 года, испанцы заняли две трети Северной провинции. Англия и здесь применила свои традиционные методы борьбы с противником: метод загребания жара чужими руками. Для захвата французских колоний она использовала эмигрантские армии Конде, сформировала отряды «белых» и мулатов, снабжая их продовольствием и вооружением.
После такой предварительной подготовки, англичане в результате трехдневной бомбардировки захватили 4 июня 1794 года главный город колонии Порт-о-Пренс. Французы удерживались еще в Кап-Франсэ и Порде-Пэ на севере да на крайнем юге.
«Жемчужина Антильских островов» была отнята у Франции почти без борьбы.
[502]
Цитируется по изд.: Французская буржуазная революция. 1789-1794. Под ред. В.П. Волгина и Е.В. Тарле. М.-Л., 1941, с. 491-502.