Австралийский союз в 30-е годы: внешняя политика

Во второй половине 1930-х гг. в разных концах света вспыхивали пока еще региональные вооруженные конфликты – гражданская война в Испании, захват Абиссинии Италией и, наконец, японская агрессия против Китая. Последнее событие вызывало в Австралии особый резонанс: экспансия со стороны милитаристских кругов Японии представляла для безопасности АС куда большую угрозу, чем надвигавшаяся европейская война. В этой связи политические круги Австралии перешли к большей активности в международной сфере.

Вовлечению страны в мировую политику предшествовало, если так можно выразиться, дипломатическое обособление Австралии от метрополии. Рубежом этого нового для страны этапа стал принятый в 1931 г. в Лондоне Вестминстерский статут, который юридически закрепил за Австралийским Союзом статус доминиона, наделив его правительство правом на свободу действий в сфере внешней политики 82. Строго говоря, до принятия данного акта, подготовка к которому началась еще в 1926 г. во время работы Имперской конференции, посвященной пересмотру отношений между частями Британской империи, для АС в процедурном плане вопросов внешней политики как бы не существовало: как правило, они решались Лондоном в рамках имперских связей 83. И хотя в Австралии Вестминстерский статут был ратифицирован только в 1942 г. (в разгар Второй мировой войны, когда перед страной в качестве первоочередной встала задача поиска новых союзников), само его появление стало толчком для разработки самостоятельной внешнеполитической линии Австралии. В 1935 г. министерство иностранных дел было выделено в отдельное ведомство из департамента премьер-министра, куда оно организационно входило ранее, а австралийские дипломаты получили юридически оформленный «карт-бланш» на установление своих собственных контактов с зарубежными коллегами.

Эти явные подвижки в сторону внешнеполитической самостоятельности, происходившие в условиях роста международной напряженности, по-разному воспринимались представителями различных слоев и групп политического класса Австралии. Выражая интересы той части общества, которая предпочитала не ввязываться в проблемы Старого Света и ограничиться защитой своих непосредственных интересов в Южно-Тихоокеанском регионе (ЮТР), АЛП по большей части придерживалась линии невмешательства в европейские дела.

В своих официальных документах лейбористы заявляли, что позиция их партии «ясна и определенна»: она «не хочет войны на чужих полях за экономические сокровища. Она хочет сохранить Австралию свободной от запутанных положений, ведущих в повторению ужасов 1914–1918 годов». Впрочем, это не мешало АЛП выражать опасение ростом милитаризма в Японии и в качестве защиты от этой «злокозненной империалистической державы» предлагать создать собственные мощные вооруженные силы для отпора возможному вторжению с севера 84.

Аграрии и Партия единой Австралии, напротив, предпочитали придерживаться метрополии, возлагая свои надежды на британский ВМФ и его базу в Сингапуре. Позиции их представителей варьировались от идеи приготовиться к войне самим до надежд, что умиротворенный европейскими политиками Гитлер займется уничтожением большевизма в СССР. Возглавлявший в 1930-х гг. правительство АС Дж. Лайонс, как утверждали его критики, под влиянием своей жены-пацифистки не желал войны. Более того, стремясь держаться подальше от европейских дрязг, он считал, что «если цена мира – сдача Чехословакии, то это та цена, которую Австралия готова платить» 85. Впрочем, даже такая точка зрения свидетельствовала об изоляционистских, но никак не пронацистских настроениях политического истеблишмента страны, или отсутствии сочувствия к жертвам фашистских режимов. Вспомним, что все политические группы практически единодушно одобрили принятое правительством решение о предоставлении убежища для европейских беженцев от фашизма.

Как бы то ни было, обретшие самостоятельность во внешней политике австралийцы старались внимательно следить за развитием событий на международной арене и активно участвовать в обсуждении проблем реформирования Лиги Наций, намереваясь придать больше эффективности деятельности этой организации. Однако базовыми в их деятельности были, конечно же, вопросы укрепления безопасности границ самой Австралии и расширения дипломатических контактов, которые уже не ограничивались только рамками Британской империи.

Стоявшие в эти годы у руля правления кабинеты, сформированные из представителей коалиции аграриев и ПЕА, вполне сознавали все особенности и потенциальные опасности складывавшейся в 30-х годах международной ситуации и в первую очередь старались предпринять все возможные меры по укреплению стратегических и оборонных позиций Австралийского Союза. Эти важные аспекты постоянно были в поле зрения федерального правительства, которое считало, что «австралийская оборона неразрывно связана с имперской обороной и планы ее собственной безопасности неотделимы от планов безопасности Империи в целом» 86. Исходя из этого, строились все военные и внешнеполитические программы АС. Начиная с 1910 г. на строительство ВМС АС затратил порядка 70 млн. ф. ст. В 1937 г. в его распоряжении уже имелись 12 боевых кораблей, укомплектованные 1050 военнослужащими, а на продолжение программы переоснащения флота были ассигнованы еще более 3 млн. ф. ст. Командование сухопутных сил располагало 7 дивизиями в качестве боевой основы армии. ВВС насчитывали 8 эскадрилий и 96 самолетов, однако планировалось увеличить их практически вдвое – до 17 эскадрилий и 194 самолетов. На нужды оборонной промышленности правительство выделило еще 3,5 млн. ф. ст. Все эти меры полностью укладывались в решения Имперской конференции 1923 г., которая провозгласила, что главной обязанностью каждой части Британской империи является обеспечение ее местной системы обороны 87. Однако с военной точки зрения вряд ли накопленного потенциала было достаточно для эффективной обороны столь обширного континента, каковым является Австралия. Дальнейших же внутренних резервов для наращивания военной мощи в стране явно недоставало.

Австралийский МИД отчетливо понимал, что в рассматриваемый период для АС «единственно возможным врагом» являлась Япония, и главным опорным пунктом защиты подступов к континенту считался Сингапур – «первоклассная и почти неуязвимая база», по словам британских стратегов. Они же полагали, что «невозможно представить себе ситуацию в мире, при которой Соединенное Королевство было бы не в состоянии отправить большую часть своего основного флота в восточные воды в случае такой войны». Срок переброски ВМФ Великобритании к берегам Австралии исчислялся 42 днями от начала военных действий. В начале 1937 г. представите[1]ли АС предлагали правящим кругам метрополии укрепить обороноспособность Сингапура, построив дополнительно за счет доминионов линейный крейсер, местом дислокации которого стал бы Сингапур. При этом сроки готовности Соединенного Королевства к войне против Германии определялись 1939 г., а к войне против Японии, учитывая время, необходимое для новых военно-морских приготовлений, – не ранее 1942 г. 88

В реальности такой стратегический план обладал множеством уязвимых звеньев, выявленных в ходе секретного заседания высшего военного руководства Великобритании, Австралии, Новой Зеландии и Индии (состоялось в Лондоне 1 июня 1937 г.). Самым слабым его местом, по оценке начальника штаба британских ВМС адмирала лорда Чэтфилда, была отдаленность Тихоокеанского театра военных действий от метрополии, его гигантская протяженность и недостаточная для ведения нескольких одновременных военных операций мощь имперских ВМФ. В этих условиях шансы на поддержку АС сводились к минимуму. «В самом худшем случае, у нас не будет времени для полного развертывания наших военно-морских ресурсов, и немцы в свою очередь могут предпринять ожесточенные атаки против наших торговых судов в Атлантике. Если мы вступим в вой[1]ну с Германией до того, как начнутся военные действия против Японии, наши ВМС могут быть рассеяны по всему Атлантическому океану», – подчеркнул адмирал 89. Итак, изначально военные стратеги в Лондоне отдавали себе отчет в ненадежности как самого Сингапура, так и плана, основанного на использовании этой базы в качестве ключевого элемента обороны Австралии. Вне всякого сомнения, власти метрополии в первую очередь учитывали интересы Великобритании, что вполне нормально для любого правительства, которое видит своей главной задачей обеспечение безопасности собственной страны. Но в итоге оборонные позиции Австралии оставались весьма и весьма уязвимыми – если не сказать хуже.

Это неловкое положение не было тайной и для высших дипломатов Австралии. Весьма опытный в области международных отношений Стенли Мельбурн Брюс, занимавший в эти годы пост верховного комиссара АС в Великобритании, не раз предупреждал своих коллег в Канберре о такой угрозе. Однако попытка правительства АС купить и перебросить на Дальний Восток три корабля британского флота, что частично смягчало тяжелую ситуацию по обороне дальних подступов к Австралии, хотя и не решало вопрос ее безопасности принципиально, тем не менее, рассматривалась в Лондоне как избыточная самостоятельность АС в военной области 90. Эти опасения накладывали неприятный отпечаток на отношения между АС и метрополией.

Британские военные всячески пытались успокоить руководство АС и вплоть до начала Второй мировой войны упорно отстаивали разработанные ими планы. В телеграмме премьер-министра Великобритании Нэвила Чемберлена, отправленной на имя премьер- министра АС Джозефа Лайонса 20 марта 1939 г., ситуация в мире оценивалась как «Серьезная» (именно так, с заглавной буквы. – Н. С.). В этой связи глава британского кабинета еще раз заверил своего австралийского коллегу в том, что «нашим намерением будет достижение трех главных целей: 1) предотвратить проведение крупных операций против Австралии, Новой Зеландии или Индии; 2) сохранить безопасность морских коммуникаций; 3) не допустить падения Сингапура» 91. Несмотря на прекрасную осведомленность всех участников переговоров о весьма серьезной потенциальной опасности японского вторжения и ненадежности тех схем решения проблем, которые предлагались имперскими властями, мало, что было предпринято для реального исправления ситуации. В результате стало совершенно очевидно, что для лондонских политиков вопросы обороны Австралии были отнюдь не первостепенными даже за полтора месяца до начала Второй мировой войны.

Параллельно с решением проблем военно-стратегического плана правительство АС активизировало свои внешние связи. Все чаще поднимались вопросы об организации австралийских представительств за рубежом, которые были призваны укрепить отношения с ближайшими соседями по региону. По мере приближения угрозы мирового конфликта эти контакты приобретали все более интенсивный характер, хотя далеко не всегда точки зрения участвовавших в них сторон полностью совпадали.

Главным партнером на внешнеполитической арене для Австралийского Союза, безусловно, оставалась Великобритания, и австралийские дипломаты в вопросах европейской политики полностью полагались на своих британских коллег. Ряд исследователей объясняли эту приверженность «имперскому единству» главным образом экономической слабостью Австралии, ее зависимостью от финансов и рынков сбыта Великобритании, а также боязнью «остаться без поддержки на случай войны в бассейне Тихого океана» 92. Безусловно, эти причины нельзя сбрасывать со счета; однако не стоит забывать и о том, что большинство австралийских государственных деятелей прошли именно британскую школу. Кроме того, без политической поддержки Лондона бросаться в волны международной политики в столь критический момент для молодой австралийской дипломатии было делом весьма рискованным. Обретение своего голоса требовало времени, и вплоть до середины 1930-х гг. имперские конференции являлись для австралийских дипломатов основной трибу[1]ной, где они могли изложить свои взгляды. Имперская конференция 1937 г. была последним предвоенным форумом, на котором присутствовали представители всех доминионов. Она состоялась в Лондоне, и главными обсуждавшимися на ней вопросами были как раз проблемы внешней политики и укрепления имперской обороны.

Представители Австралии неоднократно выступали здесь, выдвинув целый ряд предложений. В первую очередь, они были обеспокоены стремлением Германии вернуть себе колонии, утраченные после Первой мировой войны. Об этом говорилось и в стенах федерального парламента АС 93. А в меморандуме, подготовленном для австралийской делегации, отмечалось, что «аппетиты Германии в колониальном вопросе не могут быть удовлетворены ни политическим, ни экономическим путем». Особенно болезненными для Австралийского Союза были претензии Германии на возврат ее части острова Новая Гвинея. Вспоминая историю колониального передела этого острова в конце ХIХ века, австралийские дипломаты отмечали, что «следует помнить, что Германия не была добрым соседом в прошлом и немецкая колония Новая Гвинея оказывала нарушающее спокойствие влияние на нашего ближайшего соседа голландскую Вест-Индию». Таким образом, «возврат Новой Гвинеи поставил бы Австралию лицом к лицу с положением, каковое существовало до 1914 г., но осложненное еще и развитием военной авиации. Вряд ли Германия согласилась бы принять какие-либо условия по демилитаризации в случае возврата ей ее бывших колоний, а при возврате Но[1]вой Гвинеи возможность создания здесь военных баз для использования их Германией или союзной ей тихоокеанской державой способствовала бы возникновению чувства беспокойства и неуверенности» в соседней с нею Австралии 94. В то же время, прекрасно сознавая все опасности и слабые стороны сугубо военного решения международных проблем, австралийские дипломаты пытались разрешить возраставшие проблемы мирным путем. Наиболее интересным шагом в этом направлении стала попытка тогдашнего премьер-министра АС Дж. Лайонса привлечь внимание коллег к идеям создания систем коллективной региональной безопасности. В 1937 г. дипломаты АС отмечали, что «признавая интересы Британии во всем мире, особенно в сфере поддержания мира в Европе, Австралия, так же как Канада и Новая Зеландия, вполне естественно главным образом заинтересована в Тихоокеанском регионе. По соображениям их членства в составе Британской империи, тесных связях и точках общих интересов Империи с Японией и Китаем и по сходству расы и языка с Соединенными Штатами, эти три доминиона находятся в уникальной позиции для того, чтобы выполнить специальную миссию – протянуть более тесные связи дружбы между великими державами, расположенными по берегам Тихого океана» 95. В своем выступлении на сессии Имперской конференции в мае 1937 г. премьер-министр АС Дж. Лайонс, постоянно подчеркивая свою лояльность Империи, отметил «тенденцию государств к стремлению объединяться в региональные пакты там, где их интересы затрагиваются напрямую. Австралия весьма приветствовала бы региональное взаимопонимание и создание пакта о ненападении между странами Тихоокеанского региона». Вместе с премьер-министром АС поборниками этих идей выступали министр иностранных дел АС сэр Джордж Пирс и генеральный атторней Роберт Мензис, выступавшие со своими соображениями по данному вопросу в парламенте АС и на заседаниях ассамблеи Лиги Наций в Женеве. В состав участников такого пакта предполагалось привлечь все государства, рас[1]положенные по берегам Тихого океана, включая СССР и Китай 96. Если меры по укреплению обороны АС не вызвали принципиальных возражений со стороны метрополии, то предложение Дж. Лайонса о заключении широкого международного договора по обеспечению взаимной безопасности встретило в Лондоне не столь теплый прием. В ходе переговоров по этому вопросу британский министр иностранных дел Э. Иден заявил, что «прежде чем заключать пакт о ненападении, надо быть уверенными в том, что он послужит именно поставленной перед ним цели». С его точки зрения, аналогичные задачи уже излагались в ряде документов, а «постоянное подтверждение обязательств чревато риском подорвать значимость международных обязательств». Кроме того, подобные договоры накладывают на подписавшие их стороны серьезные дополнительные обязанности. К тому же США вряд ли согласятся на заключение та[1]кого рода соглашения, а без этого государства всякие региональные союзы теряют смысл. Поэтому к рассмотрению таких предложений «надо подходить с чрезвычайной осторожностью» и учитывать позицию Японии, которая также должна быть позитивной.

В ответ на эти возражения Дж. Лайонс привел свои доводы: начать эту трудную работу можно опираясь на уже существующие соглашения, в частности пакт Келлога, под которым представители США поставили свою подпись. Президент Ф. Д. Рузвельт лично обещал Лайонсу, что «если серьезные проблемы возникнут в Тихом океане, то Соединенные Штаты будут готовы предпринять общие действия с теми членами Содружества, кого это коснется». Помимо того, заключение подобного договора снимет часть бремени военных расходов как с Великобритании, так и с доминионов. Присутствовавшие на заседании представители правительств стран Британской империи высказали свои соображения по данному вопросу, которые, однако, сводились главным образом к тому, что проблемы, связанные с заключением Тихоокеанского пакта, весьма серьезны и нуждаются в дополнительном и всестороннем рассмотрении 97. В секретном заключительном меморандуме, принятом участниками Имперской конференции, предлагалось рассмотреть более детальные соображения, которые правительство АС должно было изложить в специальном докладе. Уже тогда подчеркивалось, что «Тихий океан является регионом, где австралийское правительство особо заинтересовано в поддержании мира». Далее отмечалось, что «австралийское правительство полностью понимает, что любой пакт о взаимопомощи в районе Тихого океана, имеющий военный характер, не является ни практичным, ни желательным, так как пакт подобного характера не получит большой поддержки и лишь добавит обязательств членам Британского Содружества». Вследствие этих причин дальнейшая судьба предложений АС зависела от тщательного изучения и рассмотрения их во всех официальных инстанциях Британской империи. Таким образом, изначально отсекалась важная составляющая предложений австралийской стороны, связанная с военными аспектами планировавшегося соглашения.

Предполагавшийся пакт, по мысли его проектировщиков, должен был содержать положения о политическом сотрудничестве, а также общие намерения в области экономического, культурного обмена, гарантии ненападения и взаимного уважения суверенитета и заявление о неприемлемости войны как средства национальной политики. Оставалось обсудить вопросы технического характера: возможные формы, в которые облекутся данные предложения, дальнейшие шаги по их воплощению в жизнь 98. Э. Иден подвел итог дискуссии о Тихоокеанском пакте: «…все делегации рассматривали его как желательную (хотя и достаточно отдаленную) цель». По мнению экспертов, «переговоры по разработке подобного рода пакта не должны проводиться в спешке», и правительство Соединенного Королевства в первую очередь собиралось учитывать интересы своих отношений с Японией и Китаем, а также мнение правящих кругов США99. В переводе с дипломатического языка это означало, что даже в ограниченном виде предложения Австралии откладывались в очень долгий ящик и в итоге так и не были воплощены в жизнь.

Возможно, именно такой поворот дел подстегнул руководство страны к поиску новых партнеров. Поначалу предложения относительно расширения и укрепления самостоятельных дипломатических контактов АС вызывали неоднозначную реакцию даже в среде самих сотрудников австралийского внешнеполитического ведомства. В марте 1939 г., когда угроза войны была очевидной, некоторые влиятельные австралийские дипломаты не видели насущной необходимости учреждать представительства АС в странах Европы. Так, австралийский советник при посольстве Великобритании в Вашингтоне Ф. К. Оффисер считал, что главное для АС – это сохранить «британскую солидарность» наций этого корня. Что касается предложений об обмене дипломатическими миссиями, которые поступили из столиц Франции, Японии, Нидерландов, Германии и других стран, то, по его словам, он очень сомневался, «послужат ли в настоящее время миссии в этих городах каким-либо полезным целям и усилят ли они нашу информированность или влияние» 100. В какой-то степени эти взгляды разделял и один из лидеров правящей Партии единой Австралии Р. Г. Мензис. Он полагал, что «если каждый доминион начинает самостоятельно назначать дипломатических представителей в иностранные державы, в нашей внешней политике про[1]явятся серьезные расхождения и британскому единству будет нанесен тяжелый удар». «Мне думается, что верным курсом для нас будет отправка срочных депеш британскому правительству, в которых … нам будет предоставлена самая полная возможность выразить нашу точку зрения», – писал он Дж. Лайонсу 101. Правда, в самой Австралии такая преданность метрополии не всегда находила полное понимание, и далеко не все австралийские дипломаты разделяли осторожные и верноподданнические взгляды Мензиса.

Нависавшая над Тихим океаном угроза реальной войны заставляла государственных деятелей АС более пристально присматриваться к ближайшим соседям. В 1939 г. разрабатывались самые тесные планы сотрудничества и координации действий между Австралией и Новой Зеландией. В частности, премьер-министр Новой Зеландии М. Дж. Сэвидж предлагал обсудить «стратегическую ситуацию в западной части Тихого океана в самом широком аспекте, охватывающем все политические, экономические и географические соображения, которые могли бы возникнуть в случае внезапной войны в Европе и на Дальнем Востоке». В частности, это касалось военных операций в прилегающей к двум странам акватории Тихого океана, защиты торговых путей и непосредственно территорий Австралийского Союза, Новой Зеландии и их подмандатных островных территорий. В качестве наиболее насущных мер предлагались согласование оборонной политики, взаимные поставки оборудования и припасов военного значения, а также выработка общего курса относительно активности США в зоне Тихого океана 102. В начале сентября 1939 г. в связи с началом войны в Европе оживились и переговоры об установлении прямых дипломатических контактов между Австралийским Союзом и Канадой. Предлагалось обменяться представителями в ранге высоких комиссаров в Оттаве и Канберре соответственно – таким образом уровень дипломатических контактов между доминионами приравнивался к уровню связей с метрополией. Это была уже вторая (после неудавшегося обмена высокими комиссарами в 1935 г.) попытка установления более тесных контактов между доминионами Британской империи напрямую, а не через Лондон.

В это же время шли практические постоянные многосторонние переговоры по согласованию вопросов аккредитации австралийских советников при посольствах Великобритании в Вашингтоне и Токио. Все это свидетельствовало о стремлении австралийского правительства иметь непосредственный доступ к информации по международным проблемам в странах, представлявших непосредственный интерес для АС. Однако метрополия требовала, чтобы эти дипломаты находились в полном подчинении у британских послов в США и Японии, а переписка советников с правительством АС подлежала проверке со стороны их британских патронов. Переговоры по данным вопросам отражали явное нежелание британских властей полностью выпускать инициативу из своих рук: вопрос о назначении советника АС в Токио, например, решался сложно, англичане предлагали свои варианты – передать функции советника уже присутствовавшему в столице Японии торговому представителю АС, например. Австралийские власти сочли такое предложение «нежелательным административным решением» и отложили дальнейшее рассмотрение до лучших времен 103. Вопросы о более тесных связях с США ставились на повестку дня еще в 1932 г. бывшим премьер-министром АС С. М. Брюсом, находившимся в то время на дипломатической службе в Лондоне. В 1936 г. правительство АС предложило аккредитовать своего представителя при британском посольстве в Вашингтоне. В следующем году такой представитель в ранге советника прибыл в столицу США, что получило одобрительные отклики в австралийской и американской прессе. Это назначение рассматривалось как «условие получения правительством АС подготовленных и опытных специалистов в сфере международных отношений и закладывало основу для учреждения в будущем любого представительства более высокого статуса, которое действующее правительство сочтет необходимым» 104.

В 1939 г. премьер-министр АС Дж. Лайонс отмечал, что «наши постоянно растущие международные контакты настоятельно требуют установления более прямого представительства в тех странах, что представляют непосредственный интерес для Австралии, особенно в регионе Тихого океана». В первую очередь, конечно, это касалось США и Японии. «Содействие доброй воле и духу сотрудничества с Соединенными Штатами и Британским Содружеством считается насущным. К тому же мы обладаем значительными торговыми интересами, а развивающиеся прямые контакты в социальной, культурной и научной сферах делают Вашингтон очевидно первым выбором. …

Более того, в австралийских национальных интересах поддерживать и расширять дружественные контакты с Японией и самостоятельная миссия, по нашему твердому убеждению, принесет много такой пользы», – писал премьер-министр. Лайонс вспоминал о том, что его предшественники долгое время «были против установления самостоятельных дипломатических связей за рубежом» и «Австралия твердо стояла за сохранение общего британского дипломатического фронта». И теперь, словно оправдываясь перед старшими товарищами, глава правительства АС вновь подчеркивал, что новые контакты призваны лишь укрепить и международные связи Британской империи в целом 105. Эти инициативы были более чем уместны, учитывая как заинтересованность Австралии в японском и американском торговом партнерстве, так и те трудности, что неоднократно встречались на пути их экономических контактов.

Правительство Великобритании в целом не возражало против укрепления самостоятельных дипломатических контактов АС и США; однако обмен дипломатическими представительствами с Японией вызвал у представителей метрополии явную озабоченность. Подчеркивая, что «настоящий момент не является обычным», англичане опасались, что «японское правительство желает учреждения австралийской миссии, так как оно думает таким образом ослабить имперские связи и использует их установление в качестве доказательства того, что Австралия не разделяет взгляды Соединенного Королевства на происходящее в Китае». В свете этих соображений правящие круги Великобритании надеялись, что «правительство АС во всех ситуациях сможет отложить подобный шаг до более подходящего момента» 106. Все это наглядно демонстрирует, что и в случае расширения дипломатических контактов АС, так же, как и в военной области, власти метрополии вновь опасались чрезмерной самостоятельности своих доминионов.

Но австралийцы твердо стояли на своем. Становилось ясно, что, невзирая на сопротивление Лондона, более тесные связи с партнера[1]ми по региону были крайне важны для Австралии. В их становлении огромна заслуга С. М. Брюса, который как дипломат и политик оказался одним из наиболее дальновидных и проницательных. Его донесения – подробные и обстоятельные – содержали самые интересные сведения и соображения по поводу складывавшейся ситуации как в АТР, так и во всем мире. Брюс сообщал о своих переговорах в Вашингтоне с президентом США Ф. Д. Рузвельтом и его советниками по поводу возможного вступления в войну Японии. Ответ был весьма ободряющим: «Соединенные Штаты будут расценивать любое движение Японии как недружественное по отношению к жизненным интересам Соединенных Штатов, и администрация будет вынуждена вмешаться и получит одобрение своим действиям со стороны общественного мнения». Президент США «весьма настаивал на необходимости развития самых по возможности тесных отношений между Соединенными Штатами и Австралией не только в рамках торгового договора, но и в области культурных и других контактов» и подчеркивал «желательность оживления туристических потоков, даже до[1]полнив существующие пассажирские линии специальными туристическими пароходами». В личной беседе с Брюсом, состоявшейся 4 мая 1939 г. в Вашингтоне, Рузвельт отметил, что любая попытка нападения Японии на Канаду «будет расценена как угроза Соединенным Штатам и им придется вмешаться». Когда речь зашла об угрозе АС со стороны Японии, «после некоторого колебания» присутствовавший при беседе генеральный атторней Хоумер С. Каммингз озвучил общее мнение американских политиков: «Ну, Австралия чертовски далеко!» Тем не менее, американцы еще раз подтвердили как необходимость самых широких контактов между двумя страна[1]ми, так и свою решимость встать на сторону АС в случае вооруженного конфликта в АТР 107. Учитывая военный потенциал США, такое обещание дорогого стоило.

Несмотря на оптимизм американских политиков, проблемы, связанные с Японией, приобретали для Австралийского Союза все более серьезное значение, и взаимоотношения двух стран складывались весьма неоднозначно. Переговоры о сотрудничестве с японскими партнерами наталкивались порой на труднопреодолимые препятствия. С одной стороны, в этот период экономические связи Австралии с ее азиатскими соседями, в частности поставки австралийской шерсти в Японию, постоянно росли. Во второй половине 1930-х гг. постоянные представительства торговых комиссаров АС появились в целом ряде столиц азиатских стран, в том числе и в Токио. Официально правительства обоих государств заверяли друг друга в самых дружественных намерениях. С другой стороны, эти заверения скрывали самые острые противоречия, связанные со стремлением обеих стран сохранить свои доминирующие позиции в регионе. Австралия всячески противилась проникновению Японии в ЮТР. Помимо географических и экономических соображений, важным стал и оборонный аспект проблемы. В правящих кругах Японии все чаще слышались утверждения, что «гарантии будущего Японии лежат на юге, а не на севере»; лежавшие в основе государственного курса Австралийского Союза политика «белой Австралии» и протекционизм так[1]же были неприемлемы для японских правящих кругов 108. Активность Японии и ее экспансионистские планы заставили австралийских политиков по-новому посмотреть на проблемы принадлежности необитаемых островов Тихого океана, расположенных в непосредственной близости от берегов Австралии. «До тех пор, пока федеральное правительство или правительства штатов не получат права действенного контроля над всеми островами по соседству с Австралией, которые могут быть использованы как базы или источники топлива и воды, проблема защиты от вторжения в австралийские территориальные воды не имеет эффективного решения», – подчеркивалось в документах, подготовленных для Имперской конференции 1937 г. И Франция, и США рассматривали тихоокеанские острова как промежуточные перевалочные пункты для трансокеанских авиасообщений и баз для подводного флота; для австралийских политиков они являлись источниками запасов стратегического сырья (нефть Борнео, фосфаты Науру) и пунктами в системе связи Империи (Фиджи, Норфолк и другие). Для Японии, также заинтересованной в использовании естественных богатств этих островов, они представляли собой еще и перевалочные пункты на пути планировавшейся агрессии на юг 109. Имея в виду все выше перечисленные соображения, австралийские политики еще в 1920-х годах обращались к метрополии с просьбой о переходе этих островов под британской контроль. Тогда они так и не получили адекватного ответа из Лондона, поэтому и в 1937 г. члены австралийской делегации настаивали на том, что вопрос о суверенитете этих островов «является делом австралийского национального интереса, и представляется наиболее желательным, чтобы они были британскими» 110. Экономические притязания Японии, разворачивание деловых связей и поддержка со стороны японского правительства проектов по освоению минеральных ресурсов островов вызывали большую тревогу в Австралии. Специальное бюро японского МИД и несколько компаний вели активную работу по освоению территорий островов в южной части Тихого океана, в зоне их интересов находились добыча жемчуга, нефтяные разработки, сельское хозяйство, развитие судоходства. Правительство АС, опираясь на поддержку властей метрополии, стремилось не допустить японцев к разработке нефтяных месторождений, ограничить их активность в этом регионе в целом.

Свидетельством тому, насколько большое значение придавалось этому соперничеству, могут служить документы МИД АС, отражавшие переговоры между правительствами АС и Португалии. В частности, организация авиалинии между городами Дарвином и Дили на принадлежавшем тогда Португалии острове Тимор была вызвана не столько экономическими соображениями, сколько «очевидностью японского проникновения на эту территорию и … необходимостью укрепить британские интересы для противодействия такому проникновению». Британский консул в Батавии утверждал, что «федеральное правительство должно, главным образом по стратегическим соображениям, развивать тесные контакты с Португальским Тимором», и авиалиния «будет служить укреплению таких контактов в интересах австралийского правительства, даже если не принесет сразу больших прибылей управляющей компании» 111. Параллельно с этими переговорами в мае 1939 г. велась интенсивная переписка между правительствами Португалии, Великобритании и АС о разработке нефтяных месторождений на острове Тимор. Австралийские дипломаты предлагали опередить японцев на Тиморе и считали установление авиасообщения лишь первой ласточкой в ходе осуществления австралийского присутствия на острове. Вторым по значимости предприятием должна была стать разработка нефтяных месторождений на этих землях, благодаря которым «Австралия будет в состоянии получить свою долю материальных благ в ходе успешного их освоения» 112. Португальское правительство охотно шло на сотрудничество с австралийцами, не желая осложнять ситуацию с японским проникновением на контролируемые ими территории.

Австралийские профсоюзы по-своему отреагировали на опасность со стороны Японии. Докеры Порт-Кембла в 1938 г. отказались грузить партию чугуна в слитках, предназначенного для отправки в Японию. Попытка Р. Мензиса заставить их выполнить свои обязанности привели лишь к тому, что к незадачливому министру до конца жизни приклеилось малопочтенное прозвище «Боб – Чугунная чушка» 113.

Рост негативных по отношению к Японии настроений выливался на страницы австралийской прессы, и реакция японских правительственных кругов не заставила себя ждать. Генеральный консул Японии в Сиднее Торао Вакамацу выражал свою озабоченность в связи с этим и отмечал, что «антияпонские настроения и японо-фобия распространены столь широко среди австралийцев, даже среди школьников». Он жаловался, что японо-китайский конфликт преподносится читателям австралийской прессы однобоко, а в выступлениях официальных лиц Япония предстает источником военной угрозы. Консул подчеркивал: «Хотя контроль над разговорами, публикация[1]ми и образованием является обычно внутренним делом страны, в которое я, естественно, не имею ни права, ни намерения вмешиваться, он вторгается в сферу международных дел, когда затрагивает международную учтивость и дружественные отношения между двумя народами». Еще больше взволновали Японию бойкот, объявленный японским судам в портах АС, эмбарго на экспорт австралийской железной руды и отказ правительства Нового Южного Уэльса выдать разрешение на посещение Японии преподавателям высшей школы из этого штата. «В связи с этим я прошу Вас благосклонно и серьезно рассмотреть печальную ситуацию в отношениях между двумя странами и ее причины и предпринять шаги к исправлению столь нежелательного хода дел ради сохранения дружбы и развития экономического сотрудничества между Японией и Австралией», – обращался Торао Вакамацу к Дж. Лайонсу 114. По мнению чиновников министерства иностранных дел АС, письмо Вакамацу являлось частью японского плана «заставить трепетать плоть человеческую». Эти приемы японцы позаимствовали у немцев и пытались применить в различных частях мира, но британские эксперты расценивали попытки японцев использовать политику запугивания как «большую дипломатическую ошибку» 115. Тем не менее, крайнее обострение отношений с Японией не входило в ближайшие планы австралийского правительства.

В свете этих фактов особенно важным стал вопрос об открытии дипломатического представительства АС в Токио. Австралийцы утверждали, что необходимо сделать «категорическое заявление» о полном единстве между Соединенным Королевством и Австралией в вопросах международных отношений, которое не даст Японии «представить в ложном свете открытие миссии». «С другой стороны, для Австралии является жизненно важным удержать Японию от вступления в войну, если войне суждено случиться, и … открытие в Токио австралийской миссии может принести пользу в достижении этой цели», – отмечали наблюдатели 116. Со своей стороны, представители японского МИД «проявили живой интерес к заявлению федерального правительства, где выражалось намерение скорее открыть миссию в Токио – жест, которого они ждали в течение последних 10 лет». Отмечая опасность сближения Японии с Германией и Италией, австралийские дипломаты подчеркивали, что более здравомыслящие умы в японском МИД далеко не всегда находили поддержку и понимание среди своих же военных кругов, и «таким образом, правительство ведет свою работу в атмосфере, которая сгущает тяжелые тучи на горизонте Японии во всех направлениях» 117. Не способствовала улучшению взаимоотношений и жесткая манера японских властей при проведении инспекции иностранных граждан в Китае. В ответ на протесты австралийцев официальные лица Страны восходящего солнца со всей восточной учтивостью повторяли, что «японские власти не имели и не имеют ни малейшей мысли дискриминировать британцев или граждан третьей державы» при проведении необходимых проверок. «Заявления, что способы ведения обысков враждебны по отношению к британским подданным, беспочвенны», – указывалось в официальных документах, а вся вина по перебоям со снабжением возлагалась на китайцев 118.

В свою очередь, австралийцы боялись пускать японские суда близко к своим берегам и отмечали, что «нацеленная на юг экспансионистская политика японцев хорошо известна, и необходимость осуществления адекватного контроля над передвижением команд японских рыболовецких судов с целью наблюдения за операциями, которые могут содействовать в проведении этой политики, является очевидной». Признавая, что методы прямого досмотра и административного давления не всегда достигают поставленных перед ними целей и лишь осложняют и без того напряженную ситуацию, австралийские власти склонялись к другому способу – заключению официального соглашения по вопросам использования морской акватории между АС и Японией, которое регулировало бы как технические вопросы добычи жемчуга и ловли рыбы в прибрежных водах, так и систему лицензирования и порядок пребывания японских моряков в портах АС 119.

В итоге накануне войны отношения Австралии и Японии оставались одними из самых запутанных и далеких от какого бы то ни было положительного решения. Осложнявшаяся международная обстановка заставила скорректировать свои взгляды даже последовательного англофила Р. Г. Мензиса. Выступая по радио 26 апреля 1939 г. уже в качестве нового премьер-министра Австралийского Союза, он сказал: «Мир для Великобритании драгоценен для нас, ибо ее мир –это наш мир. Если она вступит в войну, мы тоже будем воевать, даже если война застанет нас не на европейских полях сражений, но заставит защищать наши берега». Вместе с тем «ни одно австралийское подразделение не будет принуждено воевать на зарубежных фронтах. Но пусть никто не думает, что мы сможем остаться нейтральны[1]ми или, что даже более важно, с нами можно обращаться как с ней[1]тральными в войне, в которую будет вовлечена Великобритания». Наряду с этим «в Тихом океане мы несем первостепенную ответственность и первостепенные риски». «Тихоокеанские проблемы другие. То, что Великобритания называет Дальним Востоком, для нас является ближним севером», – повторил он слова, сказанные еще в 1920-х годах тогдашним министром иностранных дел АС Дж. Пирсом. Поэтому, сохраняя все связи с Империей, «Австралия должна рассматривать себя как основную страну, обеспечивая себя своей ин[1]формацией и поддерживая свои собственные дипломатические кон[1]такты с иностранными державами» 120.

Весьма примечательно и его выступление на заседании Совета обороны АС, состоявшемся 5 июля 1939 г. Было совершенно очевидно, что глава австралийского правительства был весьма обеспокоен сложившимся положением, которое представлялось ему исключительно в мрачных тонах. Подчеркнув чрезвычайную напряженность ситуации и возможность начала войны в Европе в течение ближайших 6 недель, Мензис отметил: «Мы не можем быть окончательно уверены в том, что США выступят с нами против Японии, и не можем полагаться на это при разработке наших планов». Вспоминая свои встречи с президентом США, Мензис отмечал, что «Америка вовсе не желает быть втянутой в войну, которая не затрагивает ее территории». По его мнению, военные планы Японии в войне против АС также учитывали этот фактор и строились в основном в расчете на то, чтобы с помощью рейдов авиации и флота в районе островов Тихого океана установить «полную или частичную блокаду путем разрыва нашей торговли и уничтожения нашей экономической структуры». «Завершив этот этап, она предложит свои условия, главным образом направленные на пересмотр тарифов в пользу Японии и отмены нынешней политики “белой Австралии” и установление миграционных законов, выгодных Японии». Такой исход дела представлялся как «бедствие для нас и нашей нации» 121.

Тем временем события в Европе нарастали стремительно. Еще в мае 1939 г. в ходе попыток создать региональные зоны безопасности впоследствии не исключалось и привлечение к участию в них СССР. Р. Мензис отмечал, что «мы осознаем относительную слабость блока противодействия агрессии без участия в нем России. Мы понимаем, что трудно представить, как Великобритания и Франция в одиночку смогут эффективно выполнять их обязательства перед восточноевропейскими странами без прямой помощи России». Поэтому австралийцы поддерживали действия Соединенного Королевства «по сохранению максимального объема сотрудничества с Россией в европейской сфере, ни на минуту не забывая о японском факторе». Премьер-министр подчеркивал: «Мы согласны, что самые по возможности сильные заверения должны быть предоставлены Японии в том, что какое бы то ни было соглашение с Россией не выйдет за рамки Европы». Но полностью полагаться на СССР австралийские дипломаты опасались. Вполне допускалось и то, что «СССР ведет себя не[1]серьезно и просто заманивает Соединенное Королевство в ловушку», так как «в любом случае СССР может выступать в качестве наблюдателя за тем, как капиталистические страны уничтожают друг друга» 122. Несмотря на это, заключение пакта Молотова – Риббентропа стало шоком для австралийского руководства. Высокий комиссар АС С. М. Брюс писал из Лондона 23 августа 1939 г. Р. Г. Мензису: «Новость о германо-русском соглашении была полной неожиданностью для всех, пока невозможно оценить всю его важность и последствия». Тщательно проанализировав возможные риски для Польши и Великобритании, австралийский дипломат подвел итоги: «Ситуация представляется мне чрезвычайно серьезной, единственная ободряющая деталь – реакция японцев на германо-советское соглашение и нежелание итальянцев быть втянутыми в непопулярную войну за немецкие интересы» 123. В Канберре складывавшуюся в мире ситуацию воспринимали вполне серьезно, и 24 августа кабинет министров принял решение руководствоваться в своих действиях инструкция[1]ми, изложенными в подготовленной департаментом обороны Военной книге, где подробно излагались те меры, что должны быть приняты в случае начала войны 124. Вскоре правительство АС получило сообщение о том, что власти метрополии ввиду надвигавшейся угрозы войны оставляли в своем распоряжении все ВМС Великобритании, но подчеркивали, что «ни один корабль… не должен был покидать австралийские воды без предварительного согласия федеральных властей» 125. Стало очевидно, что война неизбежна.

Таким образом, последнее предвоенное десятилетие оказалось для австралийских правящих кругов своего рода поворотным пунктом. Не успела страна оправиться от последствий Великой депрессии, как ей предстояли еще более серьезные испытания. По сути дела, это были годы становления самостоятельной австралийской дипломатии. Получив свободу действий в области внешней политики, австралийцы, с одной стороны, не сразу поспешили воспользоваться этой возможностью и по большей части придерживались традиционного курса следования британской внешнеполитической линии особенно в тех регионах, где интересы Австралии не затрагивались напрямую. Отсюда проистекали и поддержка политики умиротворения агрессора, и непонимание сути нацизма, за которые в современной историографии так сурово критикуют лидеров Австралийского Союза 1930-х годов.

С другой стороны, в вопросах, напрямую связанных с защитой непосредственных интересов своей страны, австралийские государственные деятели пытались проводить самостоятельную линию, налаживая первые прямые контакты со странами Британского Содружества и соседями по региону. Наиболее успешно дела в этой области шли между странами, близкими по своим исторически корням – Новой Зеландией, Канадой, США, где существовавшие различия не мешали взаимному пониманию. Однако попытки наладить дружественные отношения с Японией не удались, несмотря на ряд факторов, которые, казалось бы, должны были способствовать более тесным контактам в области экономики и торговли. Слишком сильны были настроения соперничества двух держав, одинаково претендовавших на доминирование в ЮТР.

Причиной, которая сдерживала темпы внешнеполитической активности австралийцев, являлось, в первую очередь, явное нежелание властей метрополии выпускать Австралийский Союз из-под своего влияния. Особенно очевидно проявлялось оно в области оборонной стратегии, которая была самым слабым звеном во внешнеполитических схемах Великобритании. Сказывалась также слабость экономики Австралийского Союза и его тесная зависимость от метрополии практически во всех значимых жизненных областях. Сознание собственной уязвимости не давало возможности смелее вести свою линию в международных делах, что не могло не сказаться в трудные военные годы.

Цитируется по изд.: Скоробогатых Н.С. История Австралии. XX век. М., 2015, с. 124-144.

Примечания

82. Текст см.: Statute of Westminster Adoption Act, 1942 // The Australian Constitution Annotated. Canberra, 1980.

83. CPD, vol. 115. P. 66.

84. The Australian Labour Party and Federal Politics. P. 103.

85. Knightley P. Op. cit. P. 165.

86. Summary of Papers and Questions on Defence submitted by Delegation to Imperial Conference. Extracts. London, 1937, 28 April. Paper № 1 – The Political and Strategical Considerations Relating to Imperial and Local Defense // Australian Government. Department of Foreign Affairs and Trade. Historical Publi[1]cations (www. info. dfat. gov. au). – Далее – DFAT.

87. Speech by Mr J. A. Lyons, Prime Minister, to First Plenary Session of Imperial Conference E 1st meeting (1937) LONDON, 14 May 1937 // DFAT.

88. Summary of Papers and Questions on Defence submitted by Delegation to Im[1]perial Conference. Extracts. London, 1937, 28 April. Paper № 1 – The Political and Strategical Considerations Relating to Imperial and Local Defence // DFAT.

89. Minutes of Meeting to discuss Defence Questions. WHITEHALL GARDENS, LONDON, 1 June 1937, 9. 30 a. m. SECRET // DFAT.

90. Admiral Sir Ragnar Colvin, First Naval Member, Naval Board, to Admiral Sir Roger Backhouse, U. K. First Sea Lord. Cablegram 1700/14 MELBOURNE, 14 March 1939, 5 p. m. PERSONAL // DFAT.

91. Mr N. Chamberlain, U. K. Prime Minister, to Mr J. A. Lyons, Prime Minister. Cablegram unnumbered LONDON, 20 March 1939, 9 p. m. IMMEDIATE PERSONAL AND MOST SECRET // DFAT.

92. Мартынов А. И., Русакова О. К. Указ. соч. С. 34.

93. См. речь министра иностранных дел сэра Джорджа Пирса по поводу Гер[1]мании: CPD, vol. l. 149. C. 119–123.

94. Memorandum prepared for Delegation to Imperial Conference Extract n. d. (before 9 February 1937) // DFAT.

95. Memorandum prepared for Delegation to Imperial Conference. Extract. Mel[1]bourne, 1937, March 8. The Political and Strategical Considerations Relating to Imperial and Local Defence // DFAT.

96. Speech by Mr J. A. Lyons, Prime Minister, to First Plenary Session of Imperial Conference E ist meeting (1937) LONDON, 14 May 1937 // DFAT.

97. Minutes of Fourth Meeting of Principal Delegates to Imperial Conference. E (PD) (37) 4 (extracts) LONDON, 22 May 1937 // DFAT.

98. Memorandum prepared by Delegation to Imperial Conference. Memorandum E (37) 29 LONDON, 28 May 1937. MOST SECRET (limited circulation) // DFAT.

99. Mr M. MacDonald, U. K. Secretary of State for Dominion Affairs, to Mr J. A. Lyons, Prime Minister. Circular Dispatch B79 LONDON, 23 July 1937. Received n. d. [on or before 12 August 1937] CONFIDENTIAL. Enclosure. Mr. A. Eden, U. K. Secretary of State for Foreign Affairs, to Mr J. L. Dodds, Coun[1]sellor, U. K. Embassy, Japan. Dispatch 302 (COPY) LONDON, 19 June 1937 // DFAT.

100. Mr F. K. Officer, Australian Counsellor at U. K. Embassy, Washington, to Mr. R. G. Casey, Treasurer. Letter (extract) WASHINGTON, 22, March 1939 PERSONAL AND CONFIDENTIAL) // DFAT.

101. Mr R. G. Menzies, Attorney-General and Minister for Industry, to Mr J. A. Lyons, Prime Minister. Letter MELBOURNE, 5 January 1939 // DFAT.

102. Mr M. J. Savage, N. Z. Prime Minister, to Mr J. A. Lyons, Prime Minister. Cablegram unnumbered WELLINGTON, 24 January 1939, 11.30 a. m. (SE[1]CRET) // DFAT.

103. Mr J. A. Lyons, Prime Minister, to Mr S. M. Bruce, High Commissioner in London. Cablegram unnumbered 2 February 1937 // DFAT.

104. Memorandum prepared for Delegation to Imperial Conference. Extract n. d. [after 10 February, 1937] // DFAT.

105. Mr J. A. Lyons, Prime Minister, to Sir Thomas Inskip, U. K. Secretary of State for Dominion Affairs. Cablegram 34 30 March 1939, SECRET // DFAT.

106. Sir Thomas Inskip, U. K. Secretary of State for Dominion Affairs, to Sir Geoffrey Whiskard, U. K. High Commissioner to Australia. Cablegram 98 (pa[1]raphrase) LONDON, 29 April 1939, 11.30 p. m. SECRET // DFAT.

107. Attachment II Note by Mr S. M. Bruce of Conversation with Mr Franklin D. Roosevelt, U. S. President. Extract WASHINGTON, 4 May 1939; Mr S. M. Bruce, High Commissioner in London (in America), to Mr R. G. Men[1]zies, Prime Minister. Cablegram 20 WASHINGTON, 8 May 1939 (PERSON[1]AL MOST SECRET) // DFAT.

108. См. подробнее: Мартынов А. И., Русакова О. К. Указ. соч. С. 38, 40–41.

109. Memorandum prepared for Delegation to Imperial Conference. Melbourne, 1937, March 8. Strategical Importance of Pacific Islands // DFAT.

110. Memorandum prepared for Delegation to Imperial Conference. n. d. // DFAT.

111. Cabinet Submission by Mr H. V. C. Thorby, Minister for Civil Aviation. Agenda 603 14 March 1939. PROPOSED AIR SERVICE DARWIN TO DILLI (PORTUGUESE TIMOR) // DFAT.

112. Cabinet Submission by Mr H. V. C. Thorby, Minister for Civil Aviation. Agenda 603. 14 March 1939 // DFAT.

113. Modern Australia in Documents. 1901–1939. P. 589.

114. Mr Torao Wakamatsu, Japanese Consul-General in Sydney, to Mr J. A. Lyons, Prime Minister. Letter SYDNEY, 17 February 1939 (CONFIDENTIAL) // DFAT.

115. Mr A. T. Stirling, External Affairs Officer in London, to Mr J. D. L. Hood, Department of External Affairs. Letter P & C 9 LONDON, 23 May 1939 (PERSONAL AND CONFIDENTIAL) // DFAT.

116. Sir Geoffrey Whiskard, U. K. High Commissioner to Australia, to U. K. Do[1]minions Office. Cablegram 94 (paraphrase) СANBERRA, 10 May 1939 (SE[1]CRET) // DFAT.

117. Lt Col E. E. Longfield Lloyd, Australian Government Commissioner in Japan, to Lt Col W. R. Hodgson, Secretary of Department of External Affairs. Memorandum 395 TOKYO, 30 May 1939 (CONFIDENTIAL) // DFAT.

118. Mr Masatoshi Akiyama, Japanese Consul-General in Sydney, to Sir Henry Gullett, Minister for External Affairs. Letter SYDNEY, 27 July 1939 // DFAT.

119. Report of Inter-Departmental Committee on Japanese Encroachment in Aus[1]tralian Waters. Extracts 28 July 1939 // DFAT.

120. Broadcast Speech by Mr R. G. Menzies, Prime Minister. Extract 26 April 1939// DFAT.

121. Summary of Proceedings of Council of Defence Meeting. Extracts 5 July 1939, 10 a. m. // DFAT.

122. Mr R. G. Menzies, Prime Minister, to Mr S. M. Bruce, High Commissioner in London. Cablegram 32 19 May 1939; Mr S. M. Bruce, High Commissioner in London, to Mr R. G. Menzies, Prime Minister. Cablegram 186 LONDON, 20 May 1939. SECRET AND PERSONAL FOR PRIME MINISTER // DFAT.

123. Mr S. M. Bruce, High Commissioner in London, to Mr R. G. Menzies, Prime Minister. Cablegram 346 LONDON, 23 August 1939, 1.20 a. m. MOST IM[1]MEDIATE SECRET FOR PRIME MINISTER // DFAT.

124. Cabinet Minute 10 CANBERRA, 24 August 1939 // DFAT; См также: Has[1]luck P. The Government and the People 1939–1941. Canberra, 1952. P. 122–142.

125. Commonwealth Government to Sir Thomas Inskip, U. K. Secretary of State for Dominion Affairs. Cablegram 91 30 August 1939. IMMEDIATE SECRET // DFAT.