Боспор при Спартакоидах: художественные ремесла
В производстве изделий из благородных металлов значительное место на Боспоре занимала чеканка рельефных изображений и украшений, а иногда и сложных изобразительных композиций как на отдельных пластинках, так и на тех или
[118]
иных частях сосудов. В этой связи большой интерес представляет находка при раскопках Тиритаки бронзового штампа III—II веков до н. э., который применялся при изготовлении золотых бляшек с рельефным изображением Афродиты, служивших для украшения одежды, перстней и пр. 43
Штамп представляет собой стержень, на нижнем конце которого имеется рельефное изображение (рис. 14). Близ нижнего конца в стержне сбоку есть углубление, куда вставлялась рукоятка. Золотая пластинка, подлежавшая чеканке, накладывалась на кусок свинца, затем к пластинке мастер прикладывал штамп и ударял по его верхнему концу молотом, вследствие чего конец штампа сильно расплющен. Штамп вдавливал золотую пластинку в свинцовую «подушку», и в результате пластинка получала то же рельефное изображение, которое имеется на штампе, только с более смягченными контурами. Отдельные детали затем усиливались в готовой отчеканенной пластинке снаружи с помощью мелких инструментов, иногда при окончательной отделке применялась еще и гравировка.
Рис. 14. Бронзовый штамп III—II вв. до н. э., найденный в Тиритаке.
1 — вид сверху, 2 — вид снизу, 3 — вид сбоку.
Находка штампа в Тиритаке не только выясняет один из технических приемов, применявшихся боспорскими мастерами-торевтами, но и в высшей степени убедительно доказывает насколько распространенной была эта отрасль художественного ремесла, поскольку даже в небольших боспорских городах существовали мастерские по изготовлению такого рода изделий.
[119]
В производстве чеканных художественных изделий часто употреблялись также деревянные формы. В дереве вырезалось, соответствующее рельефное изображение, которое затем сверху обтягивалось тонкой золотой пластиной. Деревянная форма иногда не извлекалась из готовой отштампованной пластины и оставалась в ней как твердая основа, предупреждавшая возможность деформации. При тиснении более мелких вещей одна и та же деревянная форма использовалась для изготовления серии однородных блях. Крупные города Боспора, и прежде всего Пантикапей, были местом производства большого количества художественных металлических изделий из золота, электра, серебра.
Состоятельные боспорцы, а также скифо-сарматская знать,, ставшая благодаря торговле обладателем богатств, могли покупать множество предметов роскоши — драгоценную утварь, художественное оружие, разнообразные ювелирные предметы украшения. Большой спрос на дорогие художественные металлические изделия отчасти удовлетворялся привозными вещами из Малой Азии и Греции. Но еще больший успех и обеспеченный сбыт могли иметь изделия тех греческих мастеров, которые, переселившись в города Боспора и хорошо зная запросы заказчиков, изготовляли вещи, близко отвечающие местным вкусам и потребностям.
Такие греческие мастера, преимущественно выходцы из Малой Азии, работали на Боспоре издавна. Но особенно большой наплыв торевтов в Пантикапей из Греции начался с последних десятилетий V века, когда торговля хлебом быстро привела к накоплению больших средств у местной варварской знати и боспорских купцов.
О том, какие мастера по художественным металлическим ремеслам работали на Боспоре при Спартокидах с конца V в., свидетельствует художественный уровень пантикапейских монет. При Левконе I пантикапейский монетный двор впервые стал чеканить (около 370 г.) наряду с серебряной и медной монетой золотые статеры с изображением на лицевой стороне головы юного или старого сатира, а на обороте грифона, иду-
[120]
щего по хлебному колосу (табл. I, 16—20) головы быка, полу грифона над осетром и др. С полным основанием эти пантикапейские статеры причисляются к древнегреческим монетным шедеврам. Штемпели для пантикапейских монет были сделаны отличными художниками.
В мастерских боспорских торевтов производились самые разнообразные вещи. Посредством чеканки изготовлялись сотни и тысячи золотых пластинок, служивших для украшения одежды, пологов и т. п.
На пластинках, предназначавшихся для продажи скифам, нередко бывали представлены ритуальные сцены (побратимство скифов, богиня с зеркалом и скиф, богиня, вручающая ритон скифу). Весьма разнообразны были звериные изображения, еще больше изготовлялось золотых бляшек орнаментального типа в виде розеток, пальмет, треугольников, заполненных выпуклыми кружками, и т. д. Выделывались также золотые браслеты и гривны (обручи, надевавшиеся на шею), имеющие часто концы в форме львиных голов, височные подвески, головные украшения, обивки горитов (футляров для лука, обкладки рукоятей и ножен мечей, чеканные нагрудные украшения панцирей и щитов, тонкие ювелирные вещи (серьги, перстни, ожерелья). Боспорские мастерские выпускали и художественные сосуды, электровые сосуды из золота и серебра. Все эти изделия широко расходились не только по Боспору, но и по всему северному Причерноморью. Ведущее положение Пантикапея в данной области художественного производства не подлежит сомнению.
Отметим несколько наиболее выдающихся произведений боспорских торевтов. На рис. 15 представлена большая электровая золоченая пластина (весом в 196 г), покрывавшая лицевую сторону скифского горита, т. е. футляра для лука и стрел, найденного в знаменитом Чертомлыцком кругане (северо-запад нее города Никополя), в котором был погребен около середины IV века до н. э. один из скифских царей. Бляха сплошь украшена рельефными изображениями и орнаментом, исполненными чеканкой и последующей гравировкой. 44 Верхний фриз состоит
[121]
из фигур борющихся зверей. Под ним в два яруса расположены сцены из жизни Ахилла, причем первым эпизодом представлено обучение мальчика Ахилла обращению с луком. Нижняя часть украшена пышным орнаментом из пальмет и побегов аканфа с цветами, идущих и по левому краю. На правом нижнем выступе изображены два грифона, терзающие 'барса.
Выбор для украшения обивки горита сцен из жизни Ахилла, являвшегося в представлении греков олицетворением отваги и геройства, а также изображений борющихся животных, вполне соответствовал боевому назначению горита как футляра для оружия. Самый факт изготовления этого художественного металлического рельефа для обивки горита — специфически скифского предмета вооружения — показывает, что греческий художник-торевт, выполнивший обивку, жил в северном Причерноморье и работал на скифских заказчиков. Но в художественном содержании данного произведения нет ничего, что выдавало бы знакомство мастера с жизнью той варварской среды, для которой он делал данную вещь. Обивка горита сделана в чисто эллинском духе и отражает стиль и образы монументального греческого искусства последних десятилетий V века до н. э.
Близки по стилю к обивке горита золотые ножны меча, найденные в том же Чертомлыцком кургане (рис. 16). На верхнем боковом выступе, который служил для прикрепления меча к поясу, представлен грифон, терзающий голову оленя. Узкое поле ножен украшено сценами боя между греками и варварами, которыми являются здесь, по-видимому, персы. Вот перс замахнулся, чтобы нанести удар греческому воину, призывающему на помощь товарищей; рядом представлена схватка между греческим воином, пытающимся поднять раненого товарища, и персом. 45 Далее показан упавший на колени перс, отбивающийся секирой от наступающего на него грека; на выручку ему спешит конный перс, но конь его ранен и падает; позади коня лежит раненый греческий воин, которому другой воин оказывает помощь. Замыкается композиция изобра-
[122]
жением лежащего на земле раненого перса, который держит за уздечку коня с седлом. Лишь в деталях варварских костюмов, в «скифском» степном облике крайней правой лошади — низкорослой, * с характерной оседловкой — можно отгадать знакомство мастера с реальной жизнью и бытом скифов, для которых изготовлены ножны.
Совсем иной характер носит золотая обкладка рукояти того же меча. Она сделана в типичном скифском «зверином» стиле, возможно скифским же мастером; не исключено, что ее делал и грек, постаравшийся представить звериные изображения в скифском стиле. Такие изделия в большом количестве изготовлялись в боспорских мастерских.
Наряду с этим боспорские торевты, т. е. мастера, работавшие непосредственно на Боспоре, создали ряд великолепных произведений, в которых с поразительным реализмом воспроизведены сцены из жизни скифов. Они отличаются не только художественным мастерством, но и глубоким знанием быта, костюмов, вооружения скифов и т. д. К такого рода шедеврам боспорской торевтики принадлежат куль-обский электровый и воронежский серебряный сосуды, серебряные сосуды и золотой гребень из кургана Солохи, серебряная амфора из Чертомлыцкого кургана, т. е. вещи, найденные в богатых могилах скифских царей и знати.
Чертомлыцкая серебряная амфора представляет собою роскошный сосуд (начала IV века до н.э.) для вина. 46 В соответствии с таким назначением сосуда внутри горла вделано ситечко для процеживания вина, а в нижней части приделаны львиные маски и крылатая голова лошади с отверстиями, которые закрывались серебряными пробочками. Через эти отверстия вино изливалось наружу. На плечах амфоры изображены грифоны , терзающие оленей. Туловище украшено пышными побегами аканфа, пальметами, цветами, на которых сидят птицы. Замечателен фриз на плечах амфоры, состоящий из рельеф-
_____
* «Лошади у скифов хотя и невелики, но очень горячи и неукротимы»,— сообщает Страбон (VII, 4, 8).
[123]
Рис. 17. Изображение скифов на чертомлыцкой серебряной амфоре. Начало IV века до н. э. (Жрмитаж)
[124]
ных фигур, припаянных к стенкам сосуда и представляющих скифов в степнойобстановке средитабуна (рис. 17). Скифы заняты поимкой пасущихся коней. Две лошади мирно щиплют
Рис. 18. Золотой гребень из кургана Солоха. Первая половина IV в. до н. э. (Эрмитаж).
траву, двух других бегущих лошадей скифы ловят арканами, одну лошадь скиф стреноживает, и т. д. Интересно, что тип небольшой, коренастой лошади и форма седла совершенно такие же, как на ножнах меча Чертомлыцкого кургана.
[125]
Не менее великолепен золотой гребень (рис. 18), найденный в скифском царском кургане Солоха (юго-восточнее города Никополя) первых десятилетий IV века и являющийся произведением одного из выдающихся греческих художников, работавших на Боспоре. 19 зубьев гребня завершаются ажурным фризом, состоящим из пяти фигур лежащих львов. 47
Верх гребня представляет скульптурную композицию боя, выполненную с исключительным художественным мастерством. Группа сражающихся состоит из трех воинов. В центре изображен, по-видимому скифский царь на коне с коротким копьем в правой руке и щитом в левой. У всадника смешанное греко-скифское вооружение: греческие шлем и поножи, надетые поверх штанов, и скифский чешуйчатый панцирь, стянутый пластинчатым скифским поясом, к которому подвешен колчан. Под вздыбившейся лошадью царя лежит на спине поверженная мертвая лошадь со скорченными ногами и раной на шее, из которой течет кровь. На всадника наступает пеший воин в варварской одежде, но в греческом шлеме и панцире, сбоку на поясе висят ножны меча. Позади царя изображен пеший воин-скиф с непокрытой головою: в руках у него небольшой четырехугольный щит и короткий меч (акинак), на левой стороне висит такой же колчан, как у конного воина. С большой тщательностью показаны детали одежды и вооружения сражающихся. Изобразить так скифов мог только художник, хорошо знавший их внешний облик, нравы, быт.
В том же кургане Солоха найдены остаток игорита с 180 бронзовыми наконечниками стрел. 48 От горита, который был сделан из кожи, сохранилась обивка — покрывавшая его снаружи серебряная позолоченная пластина, украшенная чеканными изображениями (рис. 19). Вверху показаны лев и грифон, терзающие оленя, средняя часть пластины занята изображением сражения, на правом нижнем выступе представлены два грифона с звериными рогатыми головами.
С большой выразительностью передана художником картина боя, происходящего между варварами, одетыми в одинаковую, свойственную скифам, одежду: двубортный кафтан
[126]
Рис. 19. Серебряная обивка горита из кургана Солоха. Первая половина IV века до н. э. (Эрмитаж).
[127]
с треугольным выступом спереди, широкие штаны, доходящие до щиколоток, мягкие сапоги. Внешность сражающихся различна, одни безбороды и имеют правильные черты лица, другие изображены бородатыми и курносыми. Слева мы видим бой между молодым полуобнаженным пешим воином и всадником. Пеший воин вооружен боевым скифским топором и щитом, которым он защищается от замахнувшегося на него копьем конного воина. Правее пеший воин с мечом в правой руке стаскивает с падающей, по-видимому раненой, лошади всадника, который, едва удерживая выскальзывающий из руки меч, старается левой рукой освободиться от вцепившейся в волосы руки противника. Позади всадника видна фигура пешего воина. Показательно, что лица варваров, особенно с окладистыми бородами, весьма напоминают изображения сатира на пантикапейских статерах IV века до н. э. Последнее еще более убеждает, что местом изготовления горита был Пантикапей.
К выдающимся произведениям боспорских торевтов, работавших в Пантикапее в IV веке до н. э., относится и знаменитый электровый сосуд из кургана Куль-оба (рис. 20). Форма этого сосуда, имеющего шаровидное туловище, свойственна многим металлическим сосудам, найденным в скифских курганах; она соответствует определенному типу скифских глиняных сосудов с той лишь разницей, что к куль-обскому припаяна снизу кольцеобразная подставка. Указанного типа круглые сосуды употреблялись у скифов при культовых церемониях, и, по-видимому, куль-обский сосуд имел также ритуальное назначение.
Посредством чеканки и гравировки туловище сосуда украшено изображениями скифов, представленных на привале под открытом небом после боя. 49 Ландшафт показан условно: местами обозначены неровности почвы, поросшей кое-где цветами, которые должны напоминать растительный покров поля. Изображено на сосуде несколько сцен: военачальник слушает донесение воина; воин перевязывает раненую ногу товарища; воин лечит раненую или больную челюсть другого; воин натягивает тетиву лука. И здесь во всем видна превосходная осве-
[128]
Рис. 20. Электровый сосуд из кургана Куль-оба. IV век до н. э. (Эрмитаж).
[129]
домленность художника: одежда, оружие скифов переданы с поразительным реализмом и знанием деталей.
Высокое мастерство художника ярко проявилось в прекрасной по своим тонким оттенкам характеристике каждой группы и отдельных персонажей. Величественна фигура военачальника опирающегося обеими руками на копье; полон напряженной сосредоточенности воин, занятый налаживанием лука; замечательно изображено бинтование ноги с характерным жестом терпящего боль раненого, инстинктивно хватающего левой рукой правую руку товарища, делающего перевязку; физическое страдание воина с больной челюстью великолепно передано не только выражением лица, но и всей сжавшейся от боли фигурой пациента, судорожно ухватившегося за руку врачующего товарища.
Другой серебряный сосуд, сходный с куль-обским по форме и по характеру изображений, (правда, в художественном отношении он значительно уступает куль-обскому), найден в скифском кургане близ Воронежа и является также произведением, вышедшим, вероятнее всего, также из какой-то пантикапейской мастерской. 50
В произведениях боспорских торевтов отражен богатый запас непосредственных наблюдений, позволивший правдиво и точно воспроизводить не только внешний облик и быт местных жителей северного Причерноморья, но также их религиозную жизнь и верования. В этом отношении прекрасным примером может служить найденный в кургане Карагодеуашх (на Кубани) серебряный ритон конца IV века до н. э., украшенный изображением культового содержания. 51
Над фризом пальмет и поясом, содержащим прекрасно исполненные изображения птиц, представлены две обращенные одна к другой фигуры конных варваров. Справа изображен бог-всадник, возможно скифский бог Папай, благословляющий царя, который сидит на коне слева, держа в одной руке скипетр, а в другой — культовый сосуд-ритон. В чисто греческой художественной форме здесь даны образы присущих варварам религиозных представлений, е которыми художник
[130]
мог так близко познакомиться, только находясь в непосредственном общении с местным населением северного Причерноморья.
Небезинтересно сопоставить поименованные выше выдающиеся произведения художников-торевтов, работавших на Боспоре и досконально знавших жизнь скифов, с произведениями на темы из быта «варваров», изготовлявшимися в Греции художниками, которые не имели возможности непосредственно наблюдать этих варваров и общаться с ними. В этом отношении очень показательны вазы, выполненные одним из первоклассных афинских художников первой половины IV века до н. э. — Ксенофантом. 52 Подписанные его именем два больших лекифа (сосуды для косметического масла) найдены: один в гробнице на окраине Керчи, другой — в насыпи так называемого Змеиного кургана, входящего в цепь курганов Юз-оба; обе вазы хранятся в Эрмитаже, где находится большинство лучших находок из курганов и некрополей Боспора.
Наиболее роскошен и художественно эффектен первый из упомянутых сосудов. Его туловище украшено обычными краснофигурными изображениями и наряду с этим большим числом мастерски исполненных рельефных фигур, раскрашенных многоцветными красками. Картина представляет двухярусную композицию сцен охоты варваров на грифонов и вепрей. Охота происходит в какой-то экзотической стране, ландшафт которой охарактеризован высокой позолоченной пальмой и небольшими деревцами лавра. Часть охотников изображена пешими, один верхом на коне, один в колеснице. На черном фоне выступают изображенные в бурном движении фигуры вооруженных охотников, их собак, коней и преследуемых зверей, покрытые белой облицовкой и причудливо окрашенные поверх облицовки в розовые, голубые, фиолетовые, красные тона; сверх того, многие детали, в том числе даже такие, как бороды и волосы некоторых охотников, покрыты позолотой.
Художник явно делал эту роскошную вазу в расчете сбыть ее в северное Причерноморье, в Скифию, на Боспор. Поэтому-то он и избрал такой сюжет, в котором действующими лицами
[131]
являются не греческие персонажи, а варвары; объектом же охоты служат грифоны, легенды о которых как о хранителях скифского золота были так популярны в северном Причерноморье. Но, не имея достаточного представления о реальном облике скифов, их одежде, оружии, физическом типе, Ксенофант мог изобразить на своей лекифе лишь трафаретных, условных варваров, какими их рисовали художники в Греции, знавшие варваров понаслышке и по таким же условным изображениям, шаблон которых издавна установился в греческом искусстве. Для большей убедительности Ксенофант сопроводил фигуры охотников варварскими именами, но имена эти персидские.
В произведении Ксенофанта, импортированном на Боспор из Афин, нет и малой доли того замечательного «этнографического» реализма, подлинного знания жизни и внешнего облика скифов, какими отличаются произведения боспорских торевтов.
Эллинистический период с конца IV в. вносит значительные изменения в производство художественных металлических изделий. Обильной становится выделка преимущественно серебряной утвари, которая находила широкий сбыт как у богатых жителей крупных боспорских городов, так и у эллинизованных местных жителей в районах, ближайших к этим городам.
В гробницах Артюховского кургана, в земляном склепе Зеленского кургана 53 на Таманском полуострове и в других богатых погребениях найдены целые серии изящных серебряных сосудов ранне-эллинистического времени (рис. 21—22). Украшения этих сосудов состоят преимущественно из позолоченных растительных и орнаментальных мотивов, исполненных гравировкой и чеканкой мелкими пунсонами; детали обычно сделаны литьем. Больших изобразительных композиций, выполненных тиснением, как это делали в IV веке, теперь уже нет.
Очень интересно развитие на Боспоре в эллинистический период нового стиля в ювелирном искусстве. В формировании этого стиля, достигшего наибольшего расцвета уже в римское время, играли большую роль усилившиеся в эллинистический период влияния Востока. Характерной особен-
[132]
ностью его является полихромия, стремление к созданию ярких красочных сочетаний, которые достигались тем, что поверхность изделий из золота усеивалась цветными камнями (гранатами, сердоликами, бирюзой и пр.), вставками цветного стекла и эмали.
Боспор был одним из крупнейших центров на периферии античного мира, сыгравшим исключительно важную роль в разработке полихромного стиля и в широчайшем распространении его не только в северном Причерноморье, среди местных, особенно сарматских, племен, но и далеко за этими пределами.
Замечательные образцы ранних полихромных ювелирных изделий конца III века до н. э. имеются в погребениях Артюховского кургана (на Таманском полуострове, близ Фанагории), служившего семейным некрополем какого-то очень зажиточного боспорца, вероятно грека, жителя Фанагории или Кеп. 53
В одной из гробниц названного кургана погребена Женщина в чрезвычайно богатом уборе, в состав которого входили многочисленные драгоценные предметы украшения. Голову украшала пышная золотая диадема, центральная часть которой сделана в виде большого узла, состоящего из золотой с эмалью оправы и вделанных в нее шести крупных гранат. Середина узла украшена рельефным изображением орла с распростертыми, расцвеченными эмалью, крыльями, несущего в когтях крылатого Эрота. К диадеме подвешены сирийские гранаты в форме шариков и сердечек с привесками из цепочек, на концах которых находятся ювелирно разукрашенные золотые шарики. Сочетание яркого золота с цветными камнями, дополненное вкраплением разноцветной эмали, является характерным проявлением полихромного стиля, который определяет собою основную линию развития боспорского ювелирного искусства в эллинистическое время.
Большой спрос на художественные металлические вещи и украшения из благородных металлов, исходивший как со стороны имущей торговой верхушки греческого населения Боспора, так и особенно со стороны разбогатевшей на торговле варварской знати, создавал чрезвычайно благоприятные усло-
[133]
Рис. 21. Серебряные сосуды из Зеленского кургана. Конец IV века до н. э. (Эрмитаж).
[134]
вия для плодотворной работы на Боспоре греческих ювелиров и торевтов. Перед ними в боспорских городах открывалось широкое попе деятельности ввиду наличия почти неограниченных возможностей сбыта дорогих художественных изделий.
Необходимость приспосабливаться к вкусам и запросам заказчиков и покупателей в лице, прежде всего, варварской верхушки способствовала тому, что блестящий расцвет металлического художественного ремесла на Боспоре сопровождался созданием своеобразных, оригинальных произведений, хотя и
Рис. 22. Серебряный килик из Зеленского кургана. Конец IV века до н. э. (Эрмитаж).
выполненных в духе эллинского искусства, но отвечавших запросам местной среды. Именно благодаря этому боспорское ювелирное искусство и торевтика создали много таких в высокой мере оригинальных памятников, которые вошли ценнейшим вкладом в сокровищницу мирового искусства.
Широко развито было в городах Боспора керамическое производство. Изделия из глины играли очень важную роль в хозяйственном и домашнем быту. Не только столовая и кухонная посуда была преимущественно глиняной (рис. 23). Из глины выделывались все крупные сосуды— амфоры, пифосы, в которых хранились и транспортировались различные жидкие и сыпучие продукты. Глина употреблялась и в производстве таких строительных материалов, как кровельные черепицы, водопровод-
[135]
ные трубы, различные архитектурные украшения. Из глины выделывались различные мелкие предметы хозяйственного назначения: пряслица для ткацких веретен, гирьки для ткацких станков и т. п. Наконец, в художественном ремесле также значительное место занимали керамические изделия, прежде всего в виде различного рода глиняных статуэток.
Столь широкое применение глины обусловлено было, в частности, тем, что металлическая промышленность не могла удовлетворить нужду в изделиях широкого потребления достаточно дешевой продукцией, а стекло, хотя и известное в раннее время, получило широкое применение в производстве массовой обиходной посуды лишь с начала I века н.э., когда было освоено дутье. До этого времени стекло шло лишь на выделку предметов украшения (бусы, подвески и т. п.) и роскоши (флаконы из пестрого стекла для ароматического масла).
При столь разнообразном применении глиняных изделий в обиходе древних, потребность в этих изделиях не могла всецело удовлетворяться импортом, хотя ввоз керамики, и прежде всего лучших сортов посуды, был всегда значителен в общей массе товаров, поступавших из Греции и Малой Азии в северное Причерноморье.
Гончарное производство возникло в греческих городах Боспора очень рано. Этому, конечно, способствовало и то обстоятельство, что сырье, т. е. глина, пригодная для гончарного дела, имелось почти повсюду. Раньше всего началась выделка простой посуды для удовлетворения нужд повседневного обихода, причем изготовление этой посуды на первых порах производилось переселившимися в северное Причерноморье греческими гончарами. Но по мере роста городов Боспора продукция боспорских гончарных мастерских расширялась и включала уже и некоторые категории гончарных изделий более тонких, глазурованных и расписных.
Смешение греческого и местного населения привело к тому, что в быт жителей боспорских городов стала постепенно входить скифо-сарматская посуда; от греческой она отличалась прежде всего тем, что ее делали без гончарного круга, посред-
[136]
ством простой лепки от руки, а обжиг производили в более- примитивных горнах.
Местная лепная посуда особенно прочно вошла в обиход менее обеспеченных групп населения боспорских городов. На,
Рис. 23. Кухонные глиняные сосуды местного производства; верхний — V век до н. э., нижний — I век н. э.
протяжении столетий изменялись ее формы, а отчасти и характер выделки.
Большое строительство в городах создавало потребность в керамических строительных материалах. В связи с этим стали возникать эргастерии («заводы»), изготовлявшие глиняные черепицы.
[137]
Значительный спрос на терракотовые статуэтки создал выгодные предпосылки для развития этой отрасли производства в боспорских городах, где уже в VI веке появились коропласты, как показала находка в Нимфее глиняных форм для изготовления статуэток.
Весьма важное значение имеют открываемые археологическими раскопками остатки производства в виде различного рода орудий и отходов. Такие остатки керамического производства обнаружены в ряде городов Боспора: в Нимфее (следы гончарных печей VI века до н. э., гончарная печь I века н. э.), в Пантикапее и Фанагории (гончарные печи III—IV веков н. э.).
Особенный интерес представляют обнаруженные при недавних раскопках святилища Деметры в Нимфее следы керамического производства, существовавшего там уже во второй половине VI века до н. э., что доказывает раннее возникновение в боспорских городах своего собственного изготовления глиняных изделий. 54 Остатки двух круглых небольших обжигательных печей, значительное количество бракованных изделий, покоробившихся, ошлаковавшихся, растрескавшихся при неудачном обжиге, а также находка муфтообразных глиняных подставок, на которые устанавливались сосуды при размещении их в обжигательной камере гончарного горна, — все это вполне убеждает, что в Нимфее уже вскоре после его основания были свои керамические мастерские, в которых работали, очевидно, приезжие мастера. Они изготовляли серо- глиняную посуду, которая шла и на удовлетворение бытовых потребностей жителей города и для нужд святилища.
Находка на территории святилища глиняных форм для производства терракотовых фигурок показывает, что и эта отрасль керамического дела на Боспоре ведет свое начало о очень раннего времени.
Но первоначально, как мы видим, керамисты, обосновавшиеся на Боспоре, делали статуэтки с помощью готовых привозных форм.
[138]
В ранний период при наличии весьма обильного импорта высококачественной посуды, в том числе и художественной, из Малой Азии и Греции производство художественной керамики на Боспоре не могло получить достаточно широкого развития. Местные боспорские гончары выпускали преимущественно простую хозяйственную посуду широкого потребления: кувшины, чаши, блюдца, миски и т. п. Художественная отделка этих изделий ограничивалась чаще всего простейшей орнаментацией в виде исполненных красной глазурью поясков.
Производство глиняной посуды на Боспоре приняло особенно широкие размеры, начиная с IV века до н. э., в эллинистический период. При раскопках боспорских поселений наблюдается обыкновенно обилие керамики этого времени, изготовленной, несомненно, местными гончарами. Она достаточно разнообразна; наиболее распространенными типами обиходной посуды являлись: кухонные круглодонные двуручные горшки с крышками, сковороды, кувшины, большие массивные чаши со сливом, рыбные блюда, тарелки, блюдца, бальзамарии, светильники и др.
Большей частью формы названных сосудов восходят к широко распространенным в греческом мире типам. Некоторые разновидности простых глиняных сосудов (тарелочки, светильники и т. п.) сделаны как подражение формам привозной чернолаковой керамики. На Боспоре изготовлялась в некотором количестве и чернолаковая посуда. В эллинистический период там, так же как в Ольвии и Херсонесе, выделывались сосуды, украшенные росписью в виде растительных узоров, гирлянд, сочетающихся с орнаментом поясков. 55
В конце IV века на Боспоре возникло производство художественных расписных ваз, получивших значительное распространение в III и отчасти во II веке до н. э. Они известны под названием «акварельных» или полихромных ваз и представляют большой интерес как весьма оригинальная группа местной художественной керамики эллинистической эпохи.
[139]
Производство такого рода ваз на Боспоре (а затем и в Ольвии) 56 возникло вскоре после того, как Афины прекратили выделку и экспорт краснофигурных ваз. Полихромные вазы боспорского изготовления (местом их производства были, вероятно, Пантикапей и Фанагория) явились как бы своего рода заменителем чрезвычайно популярных и широко вошедших в быт в IV веке до н. э. аттических краснофигурных ваз. Поэтому в полихромных боспорских вазах, особенно более ранних, можно заметить не мало черт, роднящих их с краснофигурными вазами и указывающих на определенную преемственность. Сходство наблюдается и в формах сосудов, и в сюжетах росписи, и даже отчасти в некоторых технических приемах ее исполнения. Однако, отражая общие веяния и приемы, свойственные всей греческой вазовой живописи эллинистической эпохи, боспорские полихромные вазы представляют собой оригинальную группу произведений художественно-керамического производства.
Краски, которыми расписывались полихромные вазы, очень непрочны. Обычно такие вазы, обнаруживаемые в погребениях (а они почти исключительно там только и встречаются), имеют сильно разрушившийся от сырости красочный покров. Некоторыми исследователями было высказано предположение, что роспись на таких вазах наносилась минеральными красками, разведенными водой. Отсюда и возникло наименование акварельных ваз. Однако более специальное изучение показало, что в краски, употреблявшиеся при расписывании сосудов, вводилось еще и некоторое количество связующего вещества органического происхождения, возможно казеина. Поэтому название «акварельные» вазы надлежит рассматривать как чисто условное, не обоснованное техническими данными. Как уже указывалось, формы боспорских полихромных ваз в большинстве своем сходны с наиболее распространенными в краснофигурной аттической керамике формами: и там и здесь самым излюбленным типом являлась так называемая пелика — сосуд с округлым туловищем, широким горлом и двумя вертикальными ручками. Но, несмотря на близость форм боспорских
[140]
ваз к аттическим, они отличаются от последних несколько более грубым, технически менее совершенным исполнением. В них нет той изысканности пропорций и четкости формы, как у аттических ваз.
Прежде чем расписывать полихромными рисунками, вазу всю сплошь покрывали черной, вернее темносерой (реже красной) краской, поверх которой наносилась разноцветная роспись. Рисунки, таким образом, получались на черном фоне. Иногда черный (или красный) фон занимал пространство только между рисунками, сами же рисунки располагались на незакрашенных участках, оставленных в цвете глины. Этот прием особенно близок технике росписи краснофигурных ваз. Однако при расписывании краснофигурных ваз прежде всего создавался ограниченный чернолаковым фоном общий силуэт изображаемого объекта в цвете глины, а затем уже посредством кисти художник в пределах этого силуэта прорисовывал линиями все внутренние детали, достигая нужной выразительности средствами графики. Лишь некоторые части изображений на краснофигурных вазах «роскошного» стиля расписывались еще разноцветными красками — белой, голубой, золотой; однако основа рисунков и при этом оставалась все же линейно-графической.
Полихромия, свойственная поздним стадиям краснофигурной вазописи как вспомогательное средство, у боспорских керамистов стала основным приемом исполнения росписи. На полихромных вазах рисунок наносился разноцветными густыми красками — белой, желтой, красной, лиловой, розовой, голубой; лишь иногда весь рисунок исполнялся одной буро- красной краской; встречается на полихромных вазах и позолота. Для достижения большей яркости тонов предварительно поле рисунка нередко грунтовалось белой краской. Вазы более ранние по манере исполнения росписи еще обнаруживают сильную зависимость от аттической краснофигурной керамики; художники, расписывавшие вазы разноцветными красками, не могли полностью отрешиться от линии как руководящего элемента рисунка.
[141]
Но в дальнейшем боспорские вазописцы уже действуют смелее, переходя к чисто живописной манере, причем особенно интересно, что они, стремясь к рельефности и объемности изображаемых цветных фигур, начинают применять световые блики, наносимые белой краской. Правда, местные художники решительно упрощают греческие орнаменты, отчасти привносят несвойственные последним дополнения, т.е. по-своему перерабатывают то, что уже прочно установилось в искусстве греческой метрополии. Норой рисунки на полихромных вазах кажутся несколько грубоватыми и небрежными; в них наблюдаются подчас и явные анатомические неправильности, особенно при изображении фигур в движении. Но в общем все же в этих нарядных ярких рисунках столько свежести и подлинной живописности, что боспорские полихромные вазы, безусловно, могут быть причислены к значительным явлениям местного художественного ремесла эллинистической эпохи.
Что касается сюжетов росписи, то в этом отношении боспорские полихромные вазы не вносят чего-либо существенно нового. В основном они продолжают воспроизводить те же мифологические сцены, которые раньше были весьма популярны в краснофигурных вазах, изготовлявшихся в Афинах и предназначавшихся, главным образом, для сбыта в северном Причерноморье. Наиболее излюбленными были изображения амазонок, сражающихся с греками, грифонов, борющихся с аримаспами или амазонками; реже изображались голова амазонки рядом с головой коня, эроты на дельфинах, сирены. На обороте ваз обычно помещалось традиционное, часто весьма схематически исполненное, изображение двух мужских фигур, задрапированных в гиматии.
Особо следует отметить полихромные вазы, которые украшены лишь растительными мотивами в виде гирлянд и веток. Этот чрезвычайно распространенный в греческой расписной керамике эллинистического времени прием декоровки сосудов получил на боспорских полихромных вазах необычное выражение, сказавшееся в крайнем изобилии этих растительных украшений, которыми сосуд покрывался сверху донизу.
[142]
На рис. 24 воспроизведено одно из особенно интересных и не совсем обычных произведений, принадлежащих к группе боспорских акварельных ваз. Это найденный в Керчи глиняный одноручный сосуд, почти вся поверхность которого покрыта красной краской, исключая переднюю часть, где в цвете глины оставлен овальный участок. На нем с большой выразительностью написана красками голова бородатого мужчины, в которой, очевидно, переданы портретные черты какого-то неизвестного нам боспорца. Наложением светлых бликов на некоторые части лица, иными словами, путем передачи светотени, художник живописно его моделировал. Вместе с тем контуры головы, шеи и плеч смело очерчены черной широкой линией, благодаря чему изображение головы особенно рельефно выступает из общего фона.
Приведенный пример убеждает в том, что над изготовлением акварельных полихромных ваз в боспорских городах работали весьма незаурядные местные мастера.
Рис. 24. Полихромный сосуд с изображением мужской головы. III век до н. э. (Одесский музей).
Когда в связи с общим экономическим подъемом в боспорских городах стали производиться большие строительные работы, которые вызывали широкий спрос на различные строительные материалы, то в Пантикапее, Фанагории, а затем и в Горгиппии, начиная с половины IV века до н. э., было быстро налажено массовое производство глиняных черепиц, служивших для покрытия кровель. 57 Черепицы выделывались обычного греческого типа — в виде прямоугольных массивных плит, размерами.
[143]
50 X 60 см (вес их достигал 29 кг), имеющих по продольным краям вертикальные бортики; точно такие же черепицы выделывались на острове Делосе, в Пергаме и других местах.
Эти основные черепицы (χεραμιδες) укладывались на крыше рядами так, что нижние концы вышележащих черепиц налегали на верхние концы нижележащих. Чтобы вода не могла проникать в швы боковых стыков черепиц-керамид, последние покрывались сверху особыми покрышками (χαλυπτηρες), имевшими снизу форму желоба; снаружи им придавалась граненая форма. Те калиптеры, которые выходили своими концами на край кровли, снабжались на переднем конце вертикальными щитками-антефиксами с рельефными украшениями, чаще всего в виде пальметок; иногда же на антефиксах помещалось изображение маски Медузы, которой приписывалась магическая сила отвращать злых духов. Внешняя поверхность черепиц часто покрывалась тёмнокрасной глазурью в целях придания черепицам большей сопротивляемости разрушительным действиям атмосферных осадков.
Благодаря клеймам на черепицах нам известны имена многих владельцев боспорских черепичных эргастерий. Среди них встречаются имена представителей боспорской знати, а также имена царей. Есть такие клейма, которые вполне определенно свидетельствуют, что выпустившее эти черепицы предприятие было собственностью «царя Спартока» (клеймо гласит: «Σπαρτοχου βαζιλεως»),—имеется в виду Спарток III.
Большое количество боспорских черепиц III века до н. э. носит на себе клеймо, содержащее одно слово «βαζιλιχη» — «царская». Такое клеймо обозначало, что «(керамида) царская», т. е. изготовлена на царском черепичном эргастерии. На калиптерах, изготовлявшихся там же, обычно ставилось клеймо «βαζιλιχος» — «(калиптер) царский».
Торговля черепицами была весьма прибыльным делом, и это обстоятельство обусловило определенный интерес к дан ной отрасли производства у представителей боспорской знати и царей. Обзаведясь черепичными эргастериями, они извлекали из этого дела солидные доходы.
[144]
Изготовление черепиц на Боспоре продолжалось и в римское время, когда черепицы уже не клеймились. В отличие от черепиц времени Спартокидов, более поздние боспорские черепицы не отличались столь высоким качеством и тщательностью работы. 58
Гончарное производство было развито и в боспорских окраинных поселениях. Остатки керамического производства обнаружены при раскопках прикубанского боспорского города у станицы Елизаветинской. Там открыто несколько обжигательных горнов эллинистического и римского времени. 59 В керамическом производстве здесь применялся гончарный круг и другие приемы, свойственные греческой керамике. Вероятно, организаторами гончарного производства во многих прикубанских поселениях были боспорские гончары, переселившиеся туда вследствие значительного спроса на керамические изделия. Выпускавшаяся такими гончарными мастерскими посуда имела своеобразные формы, в основе которых нередко лежали формы греческой керамики, но более упрощенные, переработанные в соответствии с местными вкусами и традициями.
В крупных поселениях в низовьях Дона также существовали свои гончарные мастерские, выпускавшие обычные для греческих городов изделия.
На восточной окраине Танаиса (Недвиговское городище) при раскопках были обнаружены две обжигательные гончарные печи III—II веков до н. э. Одна из них (длиной 2.13 м, шириной 1.40 м) была впущена в землю и имела стены, сложенные из камней. В отличие от обычных обжигательных печей, у нее под обжигательной камеры был сделан из железных полос и имел вид решетки, напоминающей колосники современных печей. Находка около печи большого количества обломков глиняной посуды и пифоса, наполненного глиной, подтверждает предположение о том, что это была гончарная печь. К тому же внутри самой печи оказались четыре разбитые амфоры, на горлах которых имелись знаки, исполненные красной краской. 60 Очевидно, такие товары, как вино и масло,
[145]
поступавшие извне в Танаис, доставлялись далее в поселения Придонья в амфорах местного производства.
Как правило, керамические мастерские располагались на окраине городов в ремесленных кварталах или вне городской черты, что вызывалось соображениями пожарной безопасности. Остатки производственных сооружений (гончарные печи) показывают, что в техническом отношении керамическое производство в боспорских городах стояло на достаточно высоком уровне.
Разнообразные строительные работы, производившиеся в городах Боспора, требовали большого количества различных строительных материалов. Они нужны были для возведения оборонительных сооружений, для постройки частных и общественных зданий. Для устройства вымосток улиц, площадей, дворов основным строительным материалом являлся естественный камень. Возможности добычи строительного камня не везде были одинаковы. Города европейской части Боспора находились в благоприятных условиях, поскольку Керченский полуостров богат залежами известняков, являющихся прекрасным строительным материалом. В то же время города азиатской стороны были в значительно худшем положении, так как многие из них, в том числе Фанагория, не имели поблизости месторождений строительного камня и поэтому вынуждены были доставлять его из других районов, в частности с Керченского полуострова.
В районе Танаиса известняк добывался в местных каменоломнях. Но в придонских, как и в прикубанских, поселениях античной эпохи, в которых жило значительное количество негреческого населения, последнее очень широко применяло для строительных целей глину: стены жилых домов и хозяйственных построек строили, главным образом, глинобитным способом.
Добыча камня росла по мере расширения городов и увеличивавшегося в связи с этим спроса на строительные материалы. В наиболее ранний период, когда жизнь в колониях еще только начиналась, строители прибегали к камню экономно, применяя
[146]
его преимущественно лишь для сооружения основания стен, цоколей; сами же стены воздвигались из сырцовых необожженных кирпичей. 61 В дальнейшем значение камня как строительного материала все более увеличивалось, особенно в связи с сооружением оборонительных городских стен и башен, требовавшим огромного количества камня.
Строительный камень шел также на постройку гробниц и погребальных склепов, представлявших собой нередко весьма внушительные по размерам монументальные сооружения. Немало хорошего камня потреблялось местными скульптурными мастерскими, изготовлявшими особенно в большом количестве надгробия, т. е. каменные плиты с надписями и рельефами для установки на могилах.
Камень употреблялся в строительном деле различный — в виде бута, т. е. необработанных, грубо наколотых кусков камня, и в виде правильной формы плит, подвергнутых тщательной отеске. В монументальных постройках (крепостные стены и т. п.) тесаные плиты применялись только для облицовки фасадов стен, внутреннее же пространство стен заполнялось бутовыми камнями и глиной. Формы кладок из тесаных плит видоизменялись с течением времени; в различные периоды существовали свои излюбленные приемы внешней обработки плит и типы кладок.
Камень добывали в открытых карьерах или подземных каменоломнях. Грубый камень, бут выламывали при помощи клиньев и молотов, на место постройки такой камень доставляли уже в готовом виде. При кладке стен из бута камни иногда слегка обкалывали, придавая им постелистую форму, промежутки между бутом защебенивали, причем вся кладка велась обычно на глине. Что касается штучных камней, то на месте добычи они подвергались лишь получистой теске; окончательная отеска производилась уже на постройке.
Инструмент античного каменотеса был несложен; сюда входили кирка, долото, скарпель, молоток. Мягкие породы известняков позволяли применять топор, пилу. Чистая отеска поверхности камня производилась обычно зубаткой, следы
[147]
которой часто видны на различных архитектурных деталях. 62 В классический и эллинистический периоды кладки стен из тесаных камней производились насухо, без применения вяжущих растворов; при-этом подгонка камней друг к другу делалась чрезвычайно тщательно. Отдельные тесаные камни в монументальных постройках скреплялись между собой металлическими скобами и пиронами (стержнями). Употреблялись также временные деревянные скрепы, для которых в рядом лежащих плитах делались вырубки в форме обращенных друг к другу вершинами усеченных треугольников («ласточкины хвосты»). Такие деревянные вкладыши предотвращали деформацию кладки во время осадки стен; в дальнейшем они уже не [[имели значения и истлевали внутри стен, не нарушая их прочности.
Покрытия зданий как общественных, так и частных делались из глиняных черепиц. В редких случаях для устройства кровли применялись и мраморные черепицы. Образцы таких мраморных черепиц, но уже римского времени, были найдены в Пантикапее и Фанагории. 63 Мрамор, применявшийся в строительном деле, доставлялся из Малой Азии и Греции.
Жженый кирпич в доримское время в строительном деле не употреблялся. Даже на такие постройки, как гончарные горны, шел сырцовый кирпич, обычно с примесью самана.
Основной рабочей силой, применявшейся во всех отраслях материального производства Боспора, были рабы. 64 Купцы-работорговцы скупали рабов, главным образом, у кочевников. Одним из крупных рынков, куда кочевники доставляли рабов для продажи их греческим купцам, как известно, служил город Танаис.
Во время военных столкновений с окружавшими племенами в рабов, несомненно, превращались те военнопленные, которые попадали в руки боспорских царских войск. 65
Рабы на Боспоре были сосредоточены в большом количестве, главным образом в крупных городах, где они эксплуатировались в различных отраслях производства и составляли челядь богачей.
[148]
Высказывалось предположение, что боспорские цари имели свои большие поместья, в которых эксплуатировались рабы. Существование таких царских сельскохозяйственных поместий возможно, хотя в источниках они не упоминаются. Известно, однако, что аппарат государственного управления при Спартокидах состоял из штата управляющих селами. 66
Такая структура административного устройства экономически оправдывалась, вероятно, тем, что в царские амбары поступал хлеб прежде всего от сельского населения, состоявшего из мелких зависимых земледельцев. Последние несли определенные повинности и отдавали боспорскому царю значительную часть своего урожая, так как земля, которую обрабатывали земледельцы, считалась царской. Подобная форма эксплуатации была широко известна в античном мире, и обычно греки определяли положение человека, находившегося в таком состоянии, как среднее между рабом и свободным, ссылаясь обычно в качестве аналогии на спартанских илотов. 67 Этот способ эксплуатации местного негреческого земледельческого населения был весьма распространен в греческих торгово-аграрных колониях. 68
Наиболее обстоятельные сведения известны в отношении Гераклеи Понтийской. Населявшие прилегающую к этому городу землю местные жители — мариандины— были превращены гераклейцами в зависимых δωροψοροι, приносителей даров. 69 Мариандины должны были отдавать гераклейцам в виде «оброка» определенную часть продуктов своего хозяйства. По выражению греческого писателя Посидония (в передаче Афинея), мариандины «доставляют гераклеотам все необходимое», чем и было обусловлено их наименование δωροψοροι. 70 Власть гераклейцев над мариандинами была ограничена в том отношении, что они не имели праЕа продавать мариандинов за пределы данной области; внутри же ее гераклейцы могли свободно распоряжаться мариандинами и эксплуатировать их подобно рабам.
Греческие писатели объясняли такое положение мариандинов как результат некоего добровольного соглашения,
[149]
вызванного тем, что мариандины, осознав слабость своих способностей, решили подчиниться и пойти в услужение «более разумным» греческим колонистам. Конечно, эта версия ничего общего с истинным положением дела не имела и являлась лишь ярким проявлением идеологии греческих рабовладельцев, считавших свое господство над варварами и право на их эксплуатацию явлениями естественными, предопределенными самой природой.
Отраженное греческой литературой мнение, что мариандины добровольно, без сопротивления покорились гераклейцам, могло быть порождено отчасти тем обстоятельством, что в Гераклее Понтийской, как и в других аграрных античных колониях, эксплуатация сельского населения, состоявшего из коренных местных жителей-варваров, осуществлялась греками совместно с тесно спаявшейся с ними варварской знатью. Слияние этих социальных групп на основе общности экономических интересов могло значительно облегчить самый процесс подчинения местного населения, поскольку его собственный верхний слой, т. е. варварская знать, соблазняемая возможностями обогащения, быстро находила общий язык с рабовладельческой верхушкой торговых греческих городов. Тем самым могло создаваться впечатление мирного «врастания» античных греческих колоний в среду местного варварского населения, будто бы с полной готовностью соглашавшегося безропотно работать на своих эксплуататоров.
Взаимоотношения греков-колонистов с местным варварским населением, подобные тем, которые существовали между гераклейцами и мариандинами, имели место также в Византии. 71 Город Византий был не только узловым торговым центром и очень крупным пунктом рыбного промысла в южном Причерноморье, но обладал также и обширной плодородной областью, приносившей немалые доходы. Земли эти обрабатывались руками крестьян вифинцев. По словам Филарха, византийцы «господствовали над вифинцами, как лакедемоняне над илотами».72 Эти зависимые сельские жители из состава
[150]
коренного населения в эллинистическое время официально именовались λαοι — термином, широко распространенным в эллинистических государствах Малой Азии. По мирному договору 219 г., заключенному между Византием и вифинским царем Прусием I, последний обязывался вернуть византийцам без выкупа «земли, укрепления, зависимых крестьян (λαους) и военнопленных». 73
Малоазийский город Приена таким же образом использовал труд местных крестьян Πεδιεις, обитавших на равнине реки Меандр. 74 Земля считалась собственностью полиса, а обрабатывавшее угодья приенских землевладельцев исконно местное население обязано было им выплачивать «оброк», выполнять различные повинности и т. д. Эксплуатируемые проявляли нередко попытки освободиться от хозяйничанья приенцев. Этим объясняется, что Πεδιεις при возможности помогали врагам Приены. Так во время борьбы последней с Магнесией Πεδιεις были на стороне магнесийцев. 75
В подобном положении зависимых непосредственных производителей оказались сельские жители ряда областей Сицилии в результате возникновения и развития там греческих колоний. 76 Сицилийских жителей — килликирийцев, обрабатывавших землю в поместьях сиракузских землевладельцев ψαμοροι, Аристотель сравнивал со спартанскими илотами, фессалийскими пенестами и критскими кларотами, т. е. с такими группами эксплуатируемых в античном обществе крестьян, которые, будучи как бы прикрепленными к земле, вели свое хозяйство, выплачивая дань, «оброк» землевладельцам. 77 Следует особо отметить, что эксплуатация зависимых крестьян широко применялась и в Милете, притом уже в архаический период. Милетская знать, πλουσιοι, — это были очень часто не только богатые купцы, но одновременно и крупные землевладельцы, которым принадлежали большие поместья в окрестностях Милета. 78 Из сообщения писателя Гераклида известно о восстании, поднятом низами против πλουσιοι, владевших «поместьями и плебеями (των τας ουσιας εχοντων χαι των δημοτων), которых называли гергитами; прежде это был
[151]
сильный народ». 79 Гергиты, представляли собой какое-то местное племя, которое было обращено в бесправное эксплуатируемое сельское население. Оно сидело на своих старых землях, ставших с каких-то пор собственностью милетской знати.
Естественно, что милетские колонисты и на Боспоре могли стремиться к установлению аналогичных порядков в использовании труда местного сельского населения. Это могло быть в известной мере облегчено здесь еще и тем, что до некоторой степени сходные формы социально-экономических взаимоотношений существовали у самих варваров между земледельческими оседлыми и кочевыми племенами. Номады обычно облагали данью земледельческое население.
Характеризуя причерноморских кочевников, Страбон пишет, что они «войны ведут из-за дани (υπερ των φορων): предоставив землю желающим заниматься земледелием, они довольствуются получением назначенной ими умеренной дани, не для обогащения, а для удовлетворения ежедневных жизненных потребностей; в случае же неуплаты дани [земледельцами] начинают с ними войну... Не платят им те, которые уверены в своих силах так, что могут или легко отразить нападение, или воспрепятствовать вторжению». 80 По мере роста торговли и возможностей выгодного сбыта товаров греческим купцам эти притязания кочевников на дань от земледельческого населения, безусловно, увеличивались и теряли свой некогда «умеренный» характер. Поскольку такого рода даннические отношения широко практиковались у варваров, тем легче было боспорцам принудить обитавшее на землях Боспорского царства и подчиненное ему сельское население платить φορος.
Прямым подтверждением существования на Боспоре зависимых земледельцев в более позднее время является надпись 151 года н. э., в которой говорится, что посвященные богине, по-видимому Афродите, неким Литодором земли с населявшими ее пелатами, с течением времени уменьшившиеся, были снова восстановлены в первоначальных размерах благодаря заботам царя Римиталка (IPE, II, 353). В надписи речь идет о пожертвованной храму Афродиты земле вместе с жившим
[152]
на ней сельским населением, доходы от эксплуатации которого поступали в храмовую казну. Население это именуется пелатами (πελαται) — термином, который у греков обозначал полу-свободных, зависимых людей, синоним римских клиентов. 81
Этот способ эксплуатации земледельческого населения на Боспоре, наиболее, по-видимому, распространенный 82 и применявшийся, несомненно, уже с очень ранней поры, не исключал того, что немалое количество и покупных рабов эксплуатировалось отчасти в землевладельческих хозяйствах, особенно же в промышленных предприятиях. Археологические остатки различного рода материальных производств, открытые на Боспоре, и достаточно крупные их масштабы, свидетельствующие о широко развитых боспорской ремесленной промышленности, строительном деле, рыбных промыслах, виноделии, а также письменные сведения о существовании обширного боспорского флота, — все это в совокупности служит косвенным доказательством широкого применения рабского труда.
Значительное накопление богатств в руках господствующей верхушки в периоды экономического подъема государства свидетельствует о наличии на Боспоре крупных собственников в различных отраслях материального производства.
Как в других местах античного мира, так и в Боспорском государстве рабство и близкая к нему форма эксплуатации закрепощенных сельских жителей не исключали существования мелких свободных собственников, свободных ремесленников, равно как не исключалось и применение наемного труда. Но эти формы производственных отношений не были основными, определяющими, поскольку главные отрасли хозяйства базировались в основном на эксплуатации труда рабов и зависимых земледельцев.
[153]
Цитируется по изд.: Гайдукевич В.Ф. Боспорское царство. М.-Л., 1949, с. 118-153.
Примечания
43. В. Ф. Гайдукевич. Античный бронзовый штамп, найденный в Тиритаке. СА, VI. стр. 298 сл.
44. Б. Ф. Фармаковский. Золотые обивки налучий (горитов) из Чертомлыцкого кургана и из кургана в М. Ильинцах. Сб. археол. статей в честь А. А. Бобринского, СПб, 1911, стр. 45—118. — Датировка горитов II в. до н. э., которую отстаивал Б. В. Фармаковский, в настоящее время не выдерживает критики (ср.: S с h е f о l d. Der snythi- sche . . . , стр. 24).
45. В. К. Мальмберг. Воин, защищающий павшего товарища, на чертомлыцких ножнах и других памятниках греческого искусства. Харьков, 1914 (оттиск из Сб. Харьк. ист. фил. общ. в честь проф. В. П. Бузескула).
46. Вошла в общее руководство по античному искусству; см.: A. Springer, A. Michael is, P. WoIters, Die Kunst des Altertums. Лейпциг, 1923, стр. 310. — О датировке см.: Schefold. Dor skythische . . . , стр. 24.
47. OAK, 1913, стр. Ill—112.
48. OAK, 1913, стр. 122. M. В. Фармаковский. Горит ив кургана Солохи, ИРАИМК, И, стр. 23—48.
49. Лучшее издание кульобского сосуда см.: MAP, вып.34, стр. 79 сл.
50. То же.
51. Е. М. Приди к. Два серебряных ритона из коллекции Эрмитажа. 300. т. XXX (ср.: ИАК, вып. 49, стр. 2 сл.).
52. А. А. Передольская. Вазы Ксенофанта. Тр. отд. античн. мира. Гос. Эрмитаж, т. I. Л., 1945. стр. 47 сл.
53. Об Артюховском кургане см.: R, стр.245 сл. (приведена литература). О Зеленском кургане: R, 260 сл. и В. В. Шкортл. Отчет о раскопках в г. Керчи, на Таманском полуострове и в Алуште в 1912 г. ИАК, вып. 60, стр. 30—31; серебряному сосудику (наш рис. 21, внизу слева) посвящена статья: Б. В. Фармаковский. Аканфовая ветвь на серебряном сосуде с Таманского полуострова. Сборник статей к честь В. Н. Бузескула. Харьков, 1914, стр. 669 сл.
54. Раскопки экспедиции Гос. Эрмитажа в 1939—1941 и в 1946— 1948 гг. (руководитель М. М. Худлк).
55. Т. Н. Книпович. Из истории художественной керамики северного Причерноморья. СА, VII, стр. 142.
56. При характеристике боспорских полихромных ваз мы пользовались, кроме личных наблюдений, материалами из главы о местном керамическом производстве античных городов северного Причерноморья, написанной Т. Н. Книпович для коллективного труда «Античная культура северного Причерноморья».
57. В. Ф. Гайдукевич. Строительные керамические материалы Боспора. ИГАИМК, вып. 104, стр. 211 сл.
58. Там же. стр. 240 сл.
59. М. В. Покровский, ук. соч., стр. 19 и 25.
60. Сведения о гончарных печах Танаиса сообщены Т. II. Книпович.
61. Остатки стен из сырца были обнаружены при раскопках тиритакского архаического дома (ВДИ, № 3—4, 1940. стр. 306).
62. В. Д. Блаватский. О применении троянки в римскую эпоху. ТСАРАНИОН, V, 1930.
63. В. Ф. Гайдукевич. Строительные... , стр. 249—250.
64. С. А. Жебелев. Основные линии .... стр. 596.
65. Diоd., XX, 23.
66. Pоlуaen. Strateg., VI, 9, 3.
67. Pollux., Ill, 83.
68. Вelосh. Griechische Geschichte, I2, стр. 203. — A. Pанович. Зависимые крестьяне в эллинистической Малой Азии. ВДИ, №2, 1947, стр. 28—39.
69. Ruge, Mariandinoi, RE, стб. (ср.: ВеIосh. ук. соч., стр. 259—260, 305).
70. Роsеid. ар. Athen., VI, 253С. — Вusоlt, ук. соч., стр. 285, примеч. 1.
71. Вrandis. Bithynia. RE, стб. 512.
72. Phуl. ар. Athen., VII, 271B. — Вusоlt, ук. соч., стр. 136.
73. Роlуb., IV, 52, 7.
74. Swoboda. Кш.и.у). RE, Suppl. IV, стб. 961—962.— Busolt, ук. соч., стр. 137.
75. М. Rоstоwtzеw. Studien zur Geschichte des romischen Kolonates. 1910, стр. 260 и 266 (критика методологически порочной концепции Ростовцева о феодальных отношениях в эллинистической Азии дана в ук. выше статье А. Рановича).
76. J. Oehler. Κ υ λ λ υ ρ ι ο ι. RE, стб. 2460.
77. Р. В. Шмидт. О непосредственных производителях на Крите. Пробл. истории докапит. формац., № 9—10, 1935, стр. 54.
78. Busolt, ук. соч., стр. 177, примеч. 6.
79. Негаkl. ар. Athen., XII, 524. — Нiller von Gaertringen. Miletos. RE, стб. 1594.
80. Stra b.. VII, 4, 6.
81. Ср.: С. А. Жебелев. Основные линии . . . , стр. 597—598.— С. А. Жебелев склонен был преуменьшать роль пелатов в экономике Боспора, видя в них лишь Κ υ λ λ υ ρ ι ο ι ι ε ρ ο δ ο υ λ ο ι.
82. Ф. Мищенко еще в 70-х годах прошл. столетия, характеризуя социально-экономическую структуру Боспорского царства и опираясь при этом на соображения, высказанные ранее Беком (известный издатель греческих надписей), писал: «Смешанное население Боспорского царства из греческих колонистов, главным образом малоазиатских, ионян и туземных скифов, состояло под единоличным управлением архонтов или царей эллинского или фракийского происхождения, которым варварские народы платили дань преимущественно хлебом» (Ф. Мищенко. Торговые сношения афинской республики с царями Боспора. Унив. изв., Киев. № 7, 1878, стр. 484). Ср.: F. Heiсhеlhеim. Sitos. RE, Suppl. VI, стб. 863.