История Галлии

Источники. Мы сказали уже прежде, что, за исключением Византийской империи, в V столетии нигде не представляется столько письменности, стольких образованных людей и литераторов, как в Галлии. Значительная часть этих литераторов принадлежала высшим сословиям — сенаторским фамилиям и высшему духовенству, особенно последнему, так что три четверти писателей были епископы или вообще лица церковной иерархии. Произведения их, не отличаясь высоким литературным достоинством, чрезвычайно важны в историческом отношении.

Относительно V века мы имеем сочинения Сидония Апполинария, епископа Клермонского; жизнь его самого превосходно характеризует его эпоху. Он родился от знатной фамилии, по всему вероятию, около 420 года; был женат на дочери Авита из фамилии, давшей нескольких императоров, был сам префектом, сенатором, следовательно, вообще по рождению и службе принадлежал к высшей аристократии; потом возвратился он в Галлию, вступил в духовное звание и умер в сане епископа около времени завоевания Галлии франками и победы Хлодвнга над Сиагрием — следовательно, не ведал еще франков властителями Галлии. Он оставил в своих письмах, любопытных источниках для истории, множество свидетельств об отношении римлян к галлам, готфам, бургундам и другим племенам германским. Письма его написаны с чрезвычайной изысканностью, читать их нелегко; но зато мало найдется сочинений, которые бы так живо и осязательно представляли эпоху, в высшей степени любопытную для нас. // Они могут служить важным памятником еще в другом отношении: Сидоний был епископом, но по нравственности и понятиям своим принадлежал еще умиравшему язычеству римской аристократии.

Для истории Галлии VI столетия мы имеем летопись Григория Турского — история церкви у франков. Григорий был также епископом, подобно Сидонию. Принадлежал по рождению к аристократии, потом вступил в духовное звание и занимал одну из важнейших епархий. По классическому образованию он стоит ниже Сидония. Видно, что Сидоний учился в лучших школах, когда классическая древность хранилась и изучалась гораздо живее и полнее. Но летопись Григория Турского, несмотря на это, есть одно из замечательнейших явлений в истории всемирной литературы. Он сохранил нам во всей непосредственности весь тот страшный порядок вещей, возникший из соединения двух племен и народов — одного — нового, преданного всем юным порокам и страстям, другого — с пороками общества перезрелого, пережившего свою цивилизацию; и у Григория Турского эта картина предстает нам во всей ее наглядной и рази[1]тельной простоте. Даже это равнодушие и спокойствие, с которым Григорий говорил о величайших преступлениях, и это имеет для нас поучительный смысл исторического свидетельства.

Но Григорием Турским замыкается в  ряд важных летописцев. Преемник его Фредегарий стоит гораздо ниже, он рассказывает кратко и сухо, а написанное после него носит характер бесцветной монастырской летописи. Собрания памятников франкской истории чрезвычайно полны и многочисленны. Еще в XII столетии Дюшенсоста[1]вил в 5 фолиантах Corpus scriptorum rerum Gallicarum, доведенный до XI ст. Кроме того, есть много отдельных изданий памятников. Но все они далеко превзойдены изданием монахов // Бенедиктинского ордена XVIII столетия. Бенедиктинцы приступили к самому полному собранию памятников французской истории и издали Scriptore srerum gallicarumet fгanсisсагum. Издание это носит название Букэ — по имени того бенедиктинца Мартин а Букэ, который издал первый том 5; оно продолжается трудами Французской академии. Летописи эти написаны по-латыни. Чтобы сделать их доступными, Гизо в 20-х годах нынешнего столетия перевел при помощи слушателей своих важнейшие из этих летописей или важнейшие места их и издал в 32 томах на французском языке. В наше время этот труд продолжается изданиями, переводами, исправлениями текста. Таким образом, у французов для истории находятся самые богатые собрания материалов; сверх того, они могут гордиться блестящей исторической литературой, превосходной разработкой материалов.

Мы знаем здесь в России только корифеев французской исторической школы: Гизо, Фориеля и т. п., но можно сказать, что каждый город Франции, сколько-нибудь значительный, имеет своего историка, и многие из этих монографий превосходны. Из общих исторических трудов укажем на 30 томов французской истории до революции швейцарского ученого Симон а Сисмонди. Этот труд пользовался великим уважением около 20 лет, и точно: Сисмонди нельзя отказать в обширной начитанности в источниках, но в наше время труд его уже не представляет читателю других достоинств. Во-первых, у Сисмонди мало критического таланта, во-вторых, он много приводит подробностей, совершенно не нужных и утомительных. Воспитанный в философии 18 столетия с особенным отпечатком женевского образования, Сисмонди смотрит на события средних веков и вообще на всемирные события с особенной и весьма узкой точки зрения.

Далее можно указать на труды Henri Martina и Мiсhеlеt: им принадлежит первое место в ряду историков новейшего времени. Книга Martin'а у нас тоже малоизвестная, есть не что иное, как подробный умный и теплый рассказ исторических событий, основанный на непосредственном изучении источников.

У него нет особенных взглядов и глубоких идей: он только пользовался всем, что сделано до него на его поприще, и потому книга его представляет последний результат всего сделанного на поприще французской истории (до Генриха IV — 13 томов), Книга Мишле имеет другой характер. Здесь нельзя требовать от автора ровного изложения исторических событий. Micheleta  принадлежит, конечно, к числу самых гениальных историков новейшего времени, по это талант в высшей степени своенравный и причудливый, потому-то труд его произвел невыгодное впечатление на заслуженного историка: Шлоссер, отдавая о нем от[1]чет, признавался, что, прочитав первые 30 страниц, он бросил читать далее, так как все казалось ему одной риторикой. Но это суждение слишком резко и неверно. Сам Шлоссер отказался бы от него, если бы прочел далее; особенно в последних трех томах труд этот представляет превосходное произведение. Может быть, ни один из настоящих историков не понимает так хорошо жизни масс и отдельных исторических поколений, как Мишле; для доказательства стоит только указать на историю царствования Филиппа Красивого, историю войн Франции и Англии, наконец, на его Людовика XI,— эти отделы у Мишле станут рядом с высшими произведениями нашей науки.

Из монографий можно указать на книгу Julesde Реtigni — времена Меровингов  — несколько сухую, но умную и основательную; Фориеля — Histoire de la Gaule meridionale sous la domination des conquerants germains. Книга эта — результат колоссальной начитанности, написанная спокойно, без всякого притязания на литературные изящества, но тем не менее книга превосходная. Другой характер имеют Меровингские рассказы Августина Тьерри. Они преимущественно основаны на рассказах Григория Турского, переносят нас в эту любопытную эпоху и в отдельных эпизодах раскрывают  самые разительные стороны тогдашнего порядка вещей.

Тьери по преимуществу великий живописец и художник, но этим не ограничивается его историческое достоинство: он глубоко понял отличительный характер французской истории и первый высказал ту мысль, что французская литература была в связи с общественною жизнью народа и вместе с последнею имела огромное влияние на историю; эту мысль он превосходно рассказал в своем введении к истории. Наконец, сюда же принадлежит Гизо —Histoire de la civilisation en France.

Цитируется по изд.: Грановский Т.Н. Лекции по истории средневековья. (Авторский конспект и записи слушателей). М., 1961, с. 130-134.