Польские земли в IX – первой четверти XI веков (Королюк, 1957)

Польские земли в IX – первой четверти XI веков (Королюк, 1957)

Зародившиеся в польском обществе новые, феодальные производственные отношения открывали широкий простор для дальнейшего развития производительных сил. IX—X века и начало XI века характеризуются весьма заметным прогрессом в области производства. Прогресс этот происходил как в главной отрасли хозяйственной жизни населения польских земель — земледелии, так и в области ремесла.

Само собой разумеется, что не во всех отраслях хозяйства прогресс был одинаков. Особенно значительные сдвиги в описываемый период были достигнуты в ремесле, менее существенные — в сельском хозяйстве. Но в этих сдвигах не всегда можно констатировать качественные изменения. Во многих случаях наблюдались, пусть и очень заметные, часто резко бросающиеся в глаза, но перемены количественные.

Очевидно, начавшийся где-то около середины IX века процесс консолидации «племенных» княжеств, завершившийся во второй половине X века образованием относительно единого Древнепольского государства, благоприятствовал поступательному движению в сфере производства. Дело не только в том, что с образованием относительно единого раннефеодального государства значительно сократились те бесконечные, часто бессмысленные, кровавые столкновения, которые происходили между знатными фамилиями и которые приносили громадный урон польскому земледельцу и ремесленнику. Дело еще и в том, что с образованием единого государства создавались более благоприятные условия для развития обмена между разными польскими землями, а также между ними и другими странами, наконец, для международной транзитной торговли.

Рис. 6. Древняя соха (из раскопок в Поморье).

Польша была искони земледельческой страной. Поэтому характеристику ее экономического развития естественно начинать с обзора сельского хозяйства и сельскохозяйственной техники. Одним из важнейших проявлений дальнейшего прогресса в области земледелия было неуклонное расширение посевных площадей (1). В связи с этим продолжалась полная внутреннего драматизма и сложных коллизий вековая борьба человека и леса. Вооруженный топором, используя огонь, человек упорно продвигался вглубь вековых лесов, расчищая путь для сохи и рала. Лес упорно сопротивлялся. Стоило произойти несчастью с земледельцем, как на месте бывшей пашни вновь появлялся кустарник — этот передовой отряд лесных великанов. Все же им приходилось постоянно тесниться перед человеком, и освоенные площади увеличивались из года в год за счет уменьшения лесных массивов.

Страна изобиловала лесами. Их было очень много, настолько много, что расширение пашни не могло еще изменить общего облика края. Рост посевных площадей был тесно связал со все нараставшим процессом заселения страны.

Выкорчевывая и сжигая лес, земледельцы обживали все новые и новые места. Многочисленные реки и водные потоки обычно определяли пути переселенцев. Расширение площадей, под пашню происходило, конечно, не только за счет лесных массивов. В Польше известны и лесостепные районы, в которых еще в римский период получило преобладание пашенное земледелие. Его развитию благоприятствовало высокое качество почв — лессовых, степных п болотных черноземов. Такие почвы были широко распространены в Малой Польше, Силезии, на Куявах (2). Здесь, очевидно, более важную роль, чем корчевание леса, играл подъем нови. Но и ее распашка требовала тяжелого труда и тоже, видимо, происходила в условиях нараставшего процесса внутренней колонизации.

Понятно, не следует преувеличивать размеры этой стадии внутренней колонизации страны. По своей интенсивности она, конечно, не может идти в сравнение с колонизацией XIII—XIV вв. Но развиваясь гораздо более замедленными темпами, она все же была очень важным явлением и социально-экономической жизни польских славян.

В районах, где была плодородная почва (например, Малая Польша и Силезия) переход к пашенному земледелию начался раньше, чем в других районах страны. Это подтверждается находками здесь рала с железным лемехом и деревянным отвалом, которые относятся по край[1]ней мере к периоду так называемого Великого переселения народов. Такое рало могло уже и частично переворачивать подрезанные железной рабочей частью пласты земли (3). Возможно, что в древности польские племена смогли усвоить от кельтов или римлян и идею плуга. Предположение, что часть славянских племен была знакома с плугом, изготовленным из дерева, еще до IV—V веков подтверждается как будто бы и данными языкознания (4). Не менее обосновано и то мнение, что в рассматриваемый период, когда такое большое значение имело расширение пашни за счет леса, широкое распространение должна была получить соха, которая является более подходящим орудием для вспашки только что очищенных от леса участков земли (5). Само по себе распространение сохи, а не плуга, вопреки часто встречающемуся мнению, не может поэтому служить признаком отсталости сельского хозяйства. Справедливость такого вывода очень ярко подтверждается русским археологическим материалом (5а).

Но если появление усовершенствованных орудий вспашки датируется более ранним периодом времени, то широкое распространение их падает, по-видимому, именно на IX—XI века. Это было тесно связано с быстрым развитием металлургии и ремесла, снабжавших сельскохозяйственные орудия необходимыми железными частями. Правда, говоря о широком распространении усовершенствованных орудий обработки почвы, нельзя не считаться с присущим феодализму консерватизмом в области производства Поэтому распространение сравнительно высокой сельскохозяйственной техники сочеталось с сохранением примитивных орудий труда. Именно этим объясняется, что плуг и примитивное рало могли сосуществовать. На тяжком труде пахаря, опоэтизированном впоследствии Ю. Хелмонским, основывалось все древнепольское общество.

Рис. 7. Пахота с картины Ю. Хелмонского.

Плодородие почвы поддерживалось внесением в нее органических удобрений. Об этом свидетельствуют кучи навоза вблизи хозяйственных построек, находимые при археологических раскопках (6). Возможно, впрочем, что применение навоза в качестве удобрения было известно, хотя бы части польских племен, еще до Великого переселения народов (7). Вспаханную землю бороновали. Бороны изготовлялись целиком из дерева. Затем следовал сев. При сборе урожая пользовались железными серпами, которые особенно часто встречаются при раскопках. Реже находятся косы, применение которых сильно облегчало земледельцу тяжелый труд по обеспечению скота зимними кормами. Молотили с помощью цепов. Полученное после молотьбы зерно размалывалось в муку на каменных жерновах, тоже часто всречающихся при раскопках. В качестве тягловой силы использовались обычно, как и прежде, волы.

Косвенным показателем тех значительных, сравнительно, конечно, размеров, которые получила в описываемое время внутренняя колонизация в лесных районах страны, является усовершенствование секиры па протяжении второй половины X — первой половины XI века. Вместо узких появляются широкие и более короткие секиры, а также получают широкое распространение топоры — орудия, гораздо лучше приспособленные для вырубки леса (8).

О том, что земледельческая культура в Польше, как и в других славянских землях, достигла в X—XI веках достаточно высокого уровня, говорит и первое свидетельство о применении трехпольной обработки земли. Переход к трехполью был возможен только при условии широкого применения навоза в качестве удобрения (9). Вместе с тем появление трехпольной системы обработки почвы означало в сравнении с распространенной ранее двухпольной новый, громадный шаг вперед в области земледелия, заметно повышало производительность человеческого труда, позволило на той же самой, что и прежде, территории жить и трудиться значительно большей массе населения, т. е. способствовало росту плотности населения. Наконец, трехпольная система создавала благоприятные условия для окончательного распада большой семьи и вытеснения ее малой.

О том, что трехполье применялось в середине X века, свидетельствуют слова арабского путешественника Ибраима ибн Якуба, посетившего примерно в тот период страны Восточной Европы: славяне «сеют два раза в год — поздним летом и весной и собирают два урожая» (10).

Учитывая все описанные выше успехи земледелия, не могут вызвать удивления высказывания того же Ибрагима ибн Якуба об изобилии в славянских странах сель[1]сельскохозяйственных продуктов. «Населяют они (славяне.—  В. К. ) области, наиболее подходящие для жизни [или самые урожайные] и наиболее богатые продуктами питания,— пишет он об известных ему славянских странах. (Славяне. — В. К.) с особым усердием занимаются земледелием и поисками средств к жизни, в чем они намного превосходят все северные народы» (11). Показания этого арабского путешественника имеют для пас тем большее значение, что они отражают мнение о славянском быте человека, повидавшего на своем веку много стран и народов, имевшего достаточно большой опыт, чтобы уметь правильно сравнить. Будучи купцом и путешественником он привык внимательно присматриваться к окружавшим его явлениям жизни. Археологические данные полностью подтверждают это литературное свидетельство.

Польскому земледельцу IX— XI веков были известны почти все виды возделываемых сейчас в крестьянском хозяйстве полезных злаков — просо, пшеница, рожь, ячмень, лен, конопля, как и садовых и огородных культур. Несколько странное впечатление производит то обстоятельство, что наиболее распространенным злаком в этот период высокоразвитого пашенного земледелия оставалось просо, столь типичное для подсечно-огневой системы обработки земли.

В том, что дело обстояло именно так, убеждают не только данные археологии (12) но и прямые указания Ибрагима ибн Якуба: «Больше всего сеют они (славяне.— В. К.) проса» (13).

Разгадку этого несоответствия следует, по-видимому, искать в том, что для посева проса требовалось сравнительно очень небольшое количество зерна. Если для за[1]сева 1 га было достаточно 20—25 кг проса, то пшеницы или р ж и — 140— 160 кг (14). Вместе с тем просо легче было хранить, чем другие злаки (14а). Зато просо при[1]носило и меньший урожай. Возможно, что оно культивировалось главным образом в бедных хозяйствах, вынужденных экономить на посевном фонде, в то время как в более состоятельных сеялось все больше пшеницы и ржи (15). В таком случае понятно, почему именно посевы проса бросились прежде всего в глаза внимательному иностранцу.

Хорошо развито было в Польше также садоводство и огородничество. Польским славянам были известии культуры бобов, гороха, чечевицы, мака, репы. Последней принадлежала особенно важная роль в хозяйстве, близ[1]кая к той, которую играет в наше время картофель. В огороде польского земледельца рядом с этими старыми культурами выращивались морковь, чеснок, огурцы. В садах росли почти все современные виды плодовых деревьев и кустарников. Любопытно, что Ибрагиму ибн Якубу прежде всего бросились в глаза яблони и груши: «В их (славян.— В. К.) садах,— пишет он, — больше всего яблонь, груш и персиковых деревьев» (16). Со второй половины X века. в Польше стала известной и культура винограда, появление которой совпадает с принятием христианства. Виноград культивировался, очевидно, для целей религиозного культа — изготовления вина для церкви (17). Видную роль в хозяйстве польского земледельца по-прежнему играли животноводство и птицеводство. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что при раскоп[1]как поселений свыше 90% обнаруживаемых костных остатков составляют обычно кости домашних животных. Например, в Гнезно они составляли 99,7%, столько же — в Клецке, в Познани — 98,8% и в Бискупине — 98,6% (18).

Наличие в хозяйстве тяглового скота являлось одним из важнейших условий сохранения им экономической самостоятельности. С потерей скота состоятельный хозяин мог легко превратиться в полного бедняка, попасть в самую тяжелую кабалу к землевладельцу. Правда, неоднократно цитировавшийся нами выше арабский источник утверждает, что славяне «едят коровье мясо» (19). Однако очень сомнительно, чтобы рядовой земледелец мог часто разнообразить свой стол говядиной.

Гораздо чаще, по-видимому, в пищу шло мясо домашней птицы, а также коз, овец и, особенно, свиней. Разведение свиней получило особенно значительное распространение, так как содержание их не было связано с большими расходами и заботами. Из птиц разводили больше всего кур, главным образом из-за яиц, гусей. Возможно, что известна уже была и домашняя утка.

Лошади едва ли использовались в крестьянском хозяйстве. Как правило, лошадей разводили для военных целей в имениях князей и крупных землевладельцев[1]феодалов, при этом, по-видимому, начиная с конца X—XI веков в довольно значительных размерах (20).

Косвенным доказательством большой роли скота в хозяйстве тогдашнего земледельца могут быть крестьянские повинности XIII—XIV вв., зарождение которых относится, но всей вероятности, к гораздо более древним временам. Многие из них вносились натурой — коровами, волами, овцами, свиньями. Такими повинностями были: подворовое, нарез, ополье, стан (21). Очевидно, что при очень большой слабости животноводческой базы крестьянского хозяйства такие поборы не могли бы иметь места. Широкие масштабы свиноводства могут быть объяснены отчасти и тем, что свиньи были важной частью поборов, взимавшихся феодалами и князем с крестьянского хозяйства (22).

Здесь едва ли есть необходимость распространяться на тему о старинной дружбе человека с собакой, охраняв[1]шей его жилье, хозяйственные постройки стада и помогав[1]шей своему хозяину на охоте. Собака была приручена еще на заре истории. Зато может быть стоит упомянуть о том, что только в раннефеодальный период славянам стала известна домашняя кошка, лишь постепенно вытеснившая ласку, которую держали до тех пор, чтобы спасти свое хозяйство от грызунов (23).

Мед заменял всем славянам сахар. Из пего они уже давно научились приготовлять опьяняющий напиток (носивший то же название), которым угощались еще в стане кровавого вождя гуннов Атиллы. Об этом напитке упоминает и Ибрагим ибн Якуб (24). Первоначально вместо ульев делались искусственные дупла в деревьях в лесу. Впоследствии стали изготовляться специальные ульи, которые помещались на пасеках.

Охота, рыболовство и собирательство, (сбор грибов, ягод, кореньев II т. д.) в хозяйстве польских славян имели лишь подсобное значение. Только в редких случаях и для очень незначительной части населения, жившей у рек и моря, рыболовство могло быть основным хозяйственным занятием. Лишь в хозяйстве крупных землевладельцев, в княжеском хозяйстве или в хозяйстве знати, охота могла играть довольно существенную роль. Знать всегда страстно предавалась этому своему излюбленному занятию.

Часто князья и крупные вельможи в периоды, предшествовавшие началу войны, чтобы обеспечить себя запасами провианта, устраивали большие облавы на зверей, которыми изобиловали девственные пущи. Охота доставляла феодалам и необходимые им меха и шкуры. Поэтому пушнина, шкуры, а также мед и воск должны были занимать в Польше, как и на Руси того времени (24а) заметное место и системе повинностей, которые несло крестьянское население в пользу князей и знати. О той заинтересованности, которую проявляли можные к дорогим мехам свидетельствует уже один тот факт, что, согласно «Русской Правде», за кражу бобра взимался такой же штраф, как и за убийство холопа (24 б).

Области с плодородными почвами, берега рек и озер, морское побережье были наиболее густо заселенными местностями. Нет ничего удивительного в том, что население привлекали прежде всего берега рек и озер. Помимо того, что реки были тогда самыми важными путями со[1]общения, в их долинах всегда можно было найти удобные для распашки земли с плодородными аллювиальными почвами, богатые заливные луга с сочной травянистой растительностью — прекрасное пастбище для скота (24в). Наконец, озера и реки изобиловали рыбой. Д ля устройства поселения избирались чаще всего холмы, возвышавшиеся над окружающей местностью, расположенные на берегах рек, озер или моря; реже селились в низинах.

Кое-где встречались и свайные постройки. Неукрепленные сельские поселения, селища, обычно встречаются в двух основных разновидностях: 1) улицовка (ulicowka) 2) околица (ukolnica). В первом случае жилые и хозяйственные постройки размещаются в два ряда вдоль про[1]ходящей посередине поселения улицы, во втором — тесно примыкают друг к другу, образуя замкнутый круг или элипс. В последнем случае деревня имеет только один вход. Околица считается более древним типом поселения. Возникновение ее обычно связывается с потребностями обороны, ибо для превращения се в укрепленное поселение, «грод», достаточно только окружить ее пали[1]садом и рвом (25).

Укрепленные поселения — «гроды»— по их положению на местности можно разделить на три группы: 1) «гроды», расположенные на высотах, господствующих над окружающей местностью; 2) «гроды», расположенные в низинах и, наконец, 3) «гроды», расположенные на равнине. По внешнему облику различаются кольцеобразные и подковообразные «гроды». Последние располагались обычно над обрывистыми берегами рек и озер, так что валы призваны были охранять лишь незащищенные стороны поселения. Особый, отличный об[1]лик имели «гроды», выстроенные на скалах или холмах с обрывистыми склонами. Здесь валы были расположены только с той стороны, которая оказывалась доступной для нападения.

Первоначально «гроды» были укреплены только пали[1]садом, перед которым с внешней стороны вырывался ров. Выбираемая из рва земля сама по себе образовывала вал. Позже появился земляной вал, состоящий из расположенных друг подле друга деревянных срубов, наполненных утрамбованной землей. Такие «гроды» строились у поморян еще в XI веке и позже. В Великой Польше в середине X века наблюдался значительный прогресс в устройстве «гродских» укреплений. Здесь стали сооружать более совершенные валы. Об этом свидетельствуют раскопки в Гнезно. Эти валы образовывали многочисленные слои бревен, положенные накатом сначала вдоль, затем поперек в несколько рядов. Пакат скреплялся толстыми поперечными бревнами, имевшими на концах мощные суки длиной 25—40 см. Бревна с такими суками не давали разъезжаться накату (рис. 8). Гнезненские валы достигали в древности 5 —6 м высоты. В Познани для устрой[1]ства валов был применен наряду с деревом и камень. Не связанные никаким раствором, камин, сложенные в нижней части вала, должны были укрепить его. Ширина валов в Познани превышала 20 м. Промежутки между бревнами заполнялись песком и глиной. Над воротами и вдоль вала были расположены деревянные башни.

Таким образом, это было настоящее крепостное сооружение. Несомненно местный характер произведенных усовершенствований в строительстве «гродов» в середине X в. свидетельствует о быстром прогрессе польских славян в области военного и строительного дела (26).

Однако подобные крупные сооружения - отнюдь не частое явление в Польше X— начала XI вв. Основная масса «гродов» строилась еще традиционным способом. Вот как описывает строительство обычного «грода» у западных славян Ибрагим ибн Якуб. «Славяне строят большую часть своих «гродов» таким образом: они направляются к лугам, изобилующим водой и зарослями, и намечают там место круглое или четырехугольные, в зависимости от формы и величины, которую желают придать «гроду». Затем они выкапывают вокруг (намеченного места.— В. К.) ров и выкопанную землю сваливают в вал, укрепивши ее досками и сваями наподобие шанцев, пока вал не дойдет до желаемой высоты. Тогда отмеряются в нем ворота, с какой стороны им угодно, а к воротам можно подойти по деревянному мосту» (27). Само собой разумеется, что подавляющее большинство  «гродов» по-прежнему являлось центрами опольев, укреп[1]ленными усадьбами, «замками» землевладельческой знати.

Находимые в пределах «гродов» и вокруг них предметы ремесленного производства или даже следы поселений ремесленников часто могут рассматриваться лишь как свидетельство появления вотчинного ремесла, обслуживавшего потребности феодального владетеля. В связи с развивавшимся процессом образования относительно единого раннефеодального государства росло значение «гродов» как административных центров.

Значительная часть «гродов» могла служить и для чисто оборонительных целей. Такие «гроды» стали особенно многочисленны в эпоху оформления древнепольской государственности, когда из них составлялись на рубежах целые оборонительные укрепленные линии, защищавшие страну от вторжений извне или служившие для расширения границ образующегося Древне-польского государства. Но и внутри страны, где находилась основная масса «гродов», они продолжали сохранять важное оборонное значение. За их валами в военное время, укрывалась часть окрестного сельского населения. Сосредоточенное в их пределах боеспособное мужское население оказывало вооруженное сопротивление врагу «Гроды» являлись естественными центрами обороны против вторгшегося в страну неприятеля. Л вооруженные столкновения, большие и малые войны были ведь в то время частым, если не сказать, обычным явлением. Многие из этих «гродов» имели постоянное население, занимавшееся, главным об[1]разом, сельским хозяйством. В сущности это были просто укрепленные села. Примером такого укрепленного села может быть Ветшнув, расположенный на польско-русско-словацком пограничьи, и датирующийся X—XII веками. Население села — «грода» насчитывало около 200 человек, живших в 3 0 —40 избах. Любопытно, что Ветшнув был расположен на месте древнего, может быть тоже укреп[1]ленного лужицкого поселения (27а). Наконец, известная часть «гродов» выполняла, очевидно, функцию центров религиозного культа.

О том, какое важное значение придавалось со стороны усиливавшейся княжеской власти, отражавшей интересы поднимавшегося господствующего класса феодалов, «гродам» как военным центрам и центрам управления, способным отразить неприятельское вторжение, а главное, держать в повиновении массы эксплуатируемых непосредственных участников производства, лучше всего говорят могучие крепостные укрепления Гнезно и Познани.

 * * *

Для всего дальнейшего экономического, а следователь[1]но, и социального развития польских земель в данный момент, главным, однако, было не существование «грода»-усадьбы, «грода»-военного и административного центра. «Гроды», выполнявшие такого рода функции, существовали и в предшествовавший период польской истории. Главным был тот факт, что известная часть выполнявших эти функции «гродов» одновременно служила местом сосредоточения ремесла и торговли, превращалась в экономические центры определенной, пусть еще очень ограниченной, сельскохозяйственной округи. Здесь появлялось постоянное население, занимавшееся ремеслом и торгов[1]лей. Вокруг укреплений с течением времени возникали посады, где и сосредоточивались дома и полуземлянки ремесленников и торгового люда. Именно эти торгово-ремесленные посады знаменовали собой появление в Польше нового, возникавшего только в рассматриваемое время социально-экономического фактора — города (28) как центра ремесла и торговли, как экономического центра. Иногда посады или, как их еще можно было бы называть, переводя латинский термин suburbium, подгродья, в свою очередь обносились валами. Такое укрепленное подгродье было обнаружено при раскопках в Клецке (29) .

Возможно, однако, что двучленное строение города — «грод» и подгродье — не всегда было обязательным правилом. В дальнейшем некоторые укрепленные «гроды» могли возникать сразу как города — центры ремесла и торговли. Примером такого одночленного города может служить Ополе в Силезии, возникшее во второй половине X века (29а). С самого начала в Ополе жили не только мел[1]кие феодалы со своей челядью, но и ремесленники и торговцы. Возникновение на месте прежнего неукрепленного поселения «грода»-города обуславливалось как наличием достаточно густонаселенной сельскохозяйственной округи, способной поглотить продукцию городского производства, так и удобным географическим положением на оживленных торговых путях. В строительстве таких поседений была заинтересована и княжеская власть. В случае с Ополем налицо были все эти условия: оно находилось в центре довольно густонаселенного сельскохозяйственного района; через него проходили важные торговые пути из Праги на Краков и от Моравских ворот к Балтийскому морю; в конце X века. Силезия была лишь недавно возвращенным от Чехии краем, поэтому в строительстве здесь «гродов» была крайне заинтересована княжеская власть (296).

«Гроды» со следами ремесленных занятий — явление сравнительно раннее. Такими были уже в IX веке Гнезно, Познань и, может быть, Крушвица. В Бискупине ремесленные занятия населения устанавливаются для VIII и даже VII веке. В IX веке известны поселения по типу занятий их населения, близкие к городским, v полабо-прибалтийских славян (30). Все это указывает, конечно, на сравнительно долгий и самобытный путь возникновения городской жизни в славянском обществе.

Нужно, однако, иметь в виду, что не всегда присутствие ремесла превращало «грод» в город. В очень большом числе случаев, как указывалось выше, следы ремесленного производства могли означать и развитие вотчинного ремесла. Поэтому появление города, как экономического центра в Польше следует датировать X в. Это вполне определенно устанавливается как на основании археологических данных, так и на основании свидетельств письменных источников (31).

Относительно поздняя в сравнении с другими славянскими странами (32) кристаллизация польского города являлась, разумеется, важным показателем известной заторможенности основных социально-экономических процессов, происходивших в польском раннефеодальном обществе. О зарождении городов в полабо-прибалтийских землях мы уже говорили. Без сомнения, значительно раньше, чем в Польше, развилась городская жизнь в Болгарии. На территории Великой Моравии зачатки городов, возможно, относятся еще к VIII веку. О существовании городов здесь в IX веке уже не приходится сомневаться. Во всяком случае, с IX века можно говорить о существовании городов как центров ремесла и торговли на Руси.

Обзор археологической карты Польши X в. свидетельствует о довольно широком распространении в польских землях «гродов» с подгродьями. Такие «гроды» с подгродьями появляются во всех польских землях, хотя, разумеется, и не везде они достигают одинаково крупного масштаба. Типичными для X— XI веков были, по-видимому, небольшие поселения городского типа, о которых мы можем судить по раскопкам в Ополе. Здесь на небольшом пространстве, ограниченном валами, удалось открыть свыше ста тесно примыкавших друг к другу жилых помещений. Раскопки помогают установить, что население занималось ремеслом. Значительная часть ремесленных мастерских находилась за пределами валов, в предместьях. Токари, бондари, колесники обрабатывали дерево. Отдельные специальности представляли металлурги, кузнецы, слесари, гончары и даже сапожники. Отдельные ремесленники занимались изготовлением игл и ножей. Были в Ополе и свои ювелиры (33). Совсем маленький центр зарождавшейся городской жизни был обнаружен е Старом Бродне, около Варшавы, в Мазовии (34).

По наряду со сравнительно скромными торгово-ремесленными центрами уже в X в. появились по тем временам и довольно значительные городские поселения. Такими крупными городскими поселениями были Волин, Колобжег, Гнезно, Познань, Крушвица, Вроцлав и Краков (35). Что касается Волина и Кракова, то прямое указание на них как на центры городского типа (36) содержится в известной записке о славянах Ибрагима ибн Якуба. Д ля нас особенно важно, что в качестве городов в се[1]редине X в. рассматривает их именно купец, а кому было в то время лучше разбираться в такого рода вещах, если не купцу. В Волине он определенно видит крупный город: «Есть у них (волинян. — В. К.) сильный город над океа[1]ном [или Балтийским морем] с двенадцатью ворота[1]ми. Город этот имеет пристань...»(37). Очевидно, основы более позднего расцвета Волина, ведшего обширную торговлю на Балтике, были заложены уже в X веке. В XI веке он считался, по словам Адама Бременского, в ряду крупнейших европейских городов.

Отличительной чертой городской жизни была сравнительно большая плотность населения. Если в деревне в среднем она составляла 50 человек (обычное число жителей силезских деревень) (37а) и в редких случаях — 150—200, то даже в небольшом городке она уже тогда достигала несколько сот человек. В таком среднем по размерам городе, как Ополс, проживало в X веке около 800 человек, а если считать и предместья, то, вероятно, не менее тысячи (376). Гораздо большей была численность населения в таких городах как Волин, Щецин, Краков, Познань или Гнезно, где она достигала нескольких тысяч человек (37в). Весьма показательно появление уже в X веке в польских городах мощенных деревом улиц. Такие улицы были обнаружены при раскопках Ополя (37 г).

Как правило, города возникали вокруг старых «гродов». На генетическую связь территориальной общины или, точнее, ее центра с позднейшим городом указывает сравнение ст. 13 Краткой со ст. 34 Пространной Русской Правды, в которых альтернативно употребляются тер[1]мины «город» или «град» и «мир» (38).

Для возникавших вокруг гродов подгродий и немало[1]важное значение имело их географическое положение. В том случае, если город был расположен на перекрестке оживленных торговых путей на переправе или в часто посещаемом и удобном для возникновения порта устье реки, для его развития создавались исключительно выгодные условия. Наличие в той или иной местности постоянного торга, куда стекалось окрестное сельское население и куда приезжали иноземные купцы, могло определять возникновение именно здесь города (38 а).

Главным, однако, для городов в целом была степень связи их с формирующимся локальным рынком, способным потребить производимую городскими ремесленниками продукцию. От этого прежде всего зависела судьба основной массы возникших в X в. городов. Не все они смогли в дальнейшем вырасти в крупные ремесленные и торговые центры. Многие из них быстро захирели, иные, пришли в упадок в результате неприятельского разорения, не сумев восстановить своего былого значения, как например, Гнезно в XI веке. Но какова бы ни была судьба отдельных городов, городская жизнь, возникшая в Польше в X веке, в дальнейшем становилась все более интенсивной, играла все большую роль в феодальном обществе.

В точном смысле слова городская жизнь в X—XI веках развивалась главным образом в подгродьях. Здесь, как правило, теснились постройки ремесленников и купцов и происходили торги. Сюда устремлялись порывавшие с общиной ремесленники, тут же находили приют, а если считали выгодным, и продавали свои товары проезжие купцы — как польские так и иностранные. Последних, впрочем, рады были видеть в самом «гроде», так как их товар был рассчитан главным образом на знатных и можных.

Рис. 9. Плавильная печь (из раскопок в Силезии)

В подгродьях сосредоточивались главным образом такие ремесла, которые требовали большой и специальной выучки, сравнительно сложной организации производства и которые не могли обеспечить постоянный сбыт своей продукции в деревне. В первую очередь здесь развивались добыча железа, производство железных орудий труда и оружия, ювелирное дело, гончарное производство, обработка рога, а зачастую и изготовление колес, бочек и других изделий из дерева. Особые ремесленники трудились над изготовлением обуви и одежды.

Нечего и говорить, что население подгродий X—XI веков не порывало и с сельским хозяйством. Даже значительно позже занятие земледелием, наличие своего скота и птицы были типичным явлением для феодального города. Для многих сельское хозяйство оставалось, вероятно, и в условиях жизни в подгродье главным занятием. В этом отношении любопытна одна деталь в рассказе Галла Анонима о начале династии Пястов. Описывая события, связанные с возвышением новой династии, хроникер между прочим упоминает, что ее легендарный основатель Пяст был земледельцем, дом которого был расположен в подгродьи Гнезно — укрепленной резиденции Попеля (39). Галл Аноним рассказывал об этом как очевидец жизни современного ему города начала XII века, где фигура земледельца — жителя посаду, очевидно, была нередким явлением. Тем более типичной она должна была быть для города X — начала XI века.

Появление городов в раннефеодальной Польше свидетельствовало о быстром развитии начавшегося значительно ранее процесса отделения ремесла от земледелия. Выделение городов как центров ремесла и торговли из сельскохозяйственной округи было подготовлено успехами ремесленной техники и ростом значения обмена в жизни общества, являлось закономерным этапом в его развитии. Первоначально торгово-ремесленное население городов состояло из выходцев из деревни. Деревенские ремесленники прибывали в города и в дальнейшем, увеличивая собой численность городского населения. Городское производство оказывалось таким образом неразрывно связанным с сельским ремеслом, вырастало из него, впитывало его многовековые традиции (39а). В свою очередь, города явились в дальнейшем могучими рычагами прогресса в области производства и обмена, не го[1]воря уже об их роли в развитии культуры.

* * *

Каким бы, однако, огромным шагом вперед не представлялось нам появление городов, все же необходимо отметить, что в X—XI веках они играли сравнительно не[1]большую роль, в жизни народа. Крестьянин-земледелец сам строил свое жилье, сам возводил хозяйственные по[1]стройки. Крестьянская семья не нуждалась в том, чтобы покупать на рынке в подгродье простое платье или грубую обувь. Почти все свои потребности в ремесленных изделиях сельское население удовлетворяло само. Такие отрасли ремесла как ткачество или плотничество, имели характер домашних ремесел. Земледелец сам изготовлял в основ[1]ном и свой несложный хозяйственный инвентарь. Зависимость от ремесленника-профессионала появлялась тогда, когда необходимо было приобрести железные части рала или плуга или другие металлические изделия. Но здесь на помощь крестьянину приходил чаще всего местный сельский кузнец, пользовавшийся у населения, которое при[1]писывало ему искусство чародея, огромным уважением и авторитетом Во многом силами живших в их владениях зависимых ремесленников удовлетворяла свои потребности в ремесленных изделиях и землевладельческая знать. Несмотря па это, именно она, княжеский двор, княжеские дружинники и дружинник», находившиеся на службе можных, купцы были главными потребителями изделии, производившихся городскими ремесленниками.

Городское ремесло было еще очень невелико но объему своей продукции и едва удовлетворяло потребности крепнущего государства, купцов и усиливавшейся знати. Небольшие населенные ремесленным людом посады с трудом удовлетворяли даже очень ограниченную сельскохозяйственную округу, где главный спрос на их продукцию предъявляли, видимо, сельские ремесленники и значительно реже крестьяне-земледельцы Не всегда вовремя удавалось им, наверное, обслужить своим трудом и постоянно растущие как административные и военные центры «гроды» А развернувшаяся в X веке борьба за объединение польских земель, а затем, в XI в активная внешняя политика Древпепольского государства требовали все большего и большего напряжения от ремесленников.

В услугах польского городского ремесла нуждалась и транзитная торговля Наконец, нельзя не учитывать, что в отдельных, впрочем, случаях ремесленные изделия польских мастеров находили себе довольно широкий рынок сбыта и за пределами страны Так изготовленные специалистами-каменщиками жернова (одна из мастерских но изготовлению жерновов открыта у горы Собутка в Силезии) находили себе сбыт даже в Шлезвиге Иными словами, несмотря на абсолютно нетронутый натуральный уклад экономической жизни общества, между производственными возможностями ремесла и потребностями в его продукции существовал значительный разрыв Повсеместное появление в Польше в X—XI веках ремесленных подгродий как будто бы полностью подтверждает такое предположение.

Рис 10 Керамика раннефеодального периода.

Технический прогресс, достигнутый в описываемый период в области ремесла, легко прослеживается на гончарном производстве Ручной гончарный круг был давно известен польским славянам. В половине X века был, по-видимому, применен уже и ножной гончарный круг, вызывавший быстрый количественный рост производства гончарных изделий (40). Известно, что его применение всюду определяло выделение гончарного дела в специализированную отрасль ремесла, имело своим следствием появление гончара-профессионала (41). Именно в середине X века появляются многочисленные мастерские гончаров, расположенные на подгродьях или в ближайших к «гродам» деревнях. На своих изделиях они уже ставят клейма. Одновременно наблюдается процесс упрощения и стандартизации орнамента. Все это свидетельствует о том, что производство гончарных изделий приобретало массовый характер, появилась конкуренция между мастерскими и между отдельными ремесленниками (41а).

О высоком уровне развития гончарного ремесла в Польше говорит и тот факт, что польская керамика являлась предметом вывоза из Поморья в Швецию и что она оказала весьма заметное влияние на развитие гончарного производства в Германии и Прибалтике (42).

Высокого уровня и сравнительно широких масштабов достигло в то время и производство железа. В области металлургии самым важным явлением было, очевидно датируемое X в. знакомство со способами получения стали, являвшейся тогда сравнительно дорогим металлом (42а). В этот исторический период польские металлурги овладели также, но всей вероятности, и секретом добычи железа не только из болотных, по и из содержащих большой про[1]цент металла (до 70—80%) гематитовых руд (43), что значительно повышало производительность труда.

Успехи металлургии обеспечивали технический прогресс и во всех других, связанных с обработкой металла, областях производства, прежде всего, в производстве оружия. О больших достижениях польских металлургов говорит такой яркий факт, как самостоятельное открытие ими секрета изготовления дамаской стали. Вслед за русскими польские металлурги уже в XI в., как показали раскопки в городе Ополе, сумели овладеть этой важной производственной тайной, над разгадкой которой напрасно бились оружейники средневековой Европы (43а).

Отмечая успехи ремесленного производства нельзя не коснуться ювелирного дела. В поделку шло главным образом серебро. Можно предполагать, что в небольших раз[1]мерах серебро добывалось в самой Польше, однако, в основном оно ввозилось (44). Сюда оно попадало как в виде сырья, так и в виде монет и дорогих украшений. При отделке серебра употреблялась филигранная и грануляционная (орнамент составляется из мелких зерен) техника обработки. Впервые эта техника появляется на территории Полыни на рубеже II— III веков н. э. После продолжительного перерыва мы встречаемся с ней только в X веке. На этот раз она была воспринята с востока (45).

В то время, о котором идет сейчас речь, добыча каменной соли скорее всего не была еще известна польским славянам. Распространенным способом добычи соли было вываривание ее из соляных источников. Известная часть соли, потребляемой в стране, ввозилась из-за границы.

* * *

По мере развития ремесла увеличивался и обмен, в свою очередь способствовавший количественному и качественному росту ремесленного производства. В IX—XI веках, когда международное положение Польши столь радикальным образом изменилось (об этом мы уже говорили в другом месте), значительно более широкие, чем прежде, возможности открылись и для внешней торговли. Для развития обмена внутри страны первостепенное значение имело оформление единой государственности. К сожалению, наши сведения об обмене внутри страны очень ограничены.

Археологические данные дают слишком мало материала для характеристики внутренней торговли. Все же сам факт существования вокруг «гродон» ремесленных посадов позволяет считать, что изделия ремесленного производства находили сбыт на местных рынках. В них нуждались знать и дружинники, княжеская администрация, купцы и сельские ремесленники. «Грод» с торгово-ремесленным подгродьем непосредственно экономически связывался с окружавшей его сельскохозяйственной округой. По-видимому, внутренняя торговля развивалась главным образом в форме меновой торговли. Впрочем, последний вывод нуждается, возможно, в некоторых коррективах. Анализ археологического материала, относящегося к Поморью дает основание предполагать, что в X веке серебро, бывшее до того лишь товаром в меновой торговле, начинает выполнять функцию средства обмена.

В качестве денег употреблялись куски арабской серебряной монеты и просто куски серебра. Важно отмстить, что усиленный приток серебра с Востока и Западной Европы приходится в Поморье на середину X века, совпадая по времени с подъемом ремесленного производства (46). Но так могло быть только в передовых, связанных с внешним рынком областях страны. Платочки из очень тонкого материала, о которых упоминает Ибрагим ибн Якуб как о платежном средстве, заменяющем деньги в Чехии (47), едва ли могли получить широкое распространение и долго удержаться в обороте. Однако показателен сам факт, что по его словам, платочки эти являлись в Чехии «богатством и ценой [всех] вещей». Обстоятельство это свидетельствует о том, что внутренняя торговля достигла такого размера, когда отсутствие денег как средства обмена чувствовалось очень остро. Такое положение, видимо, создалось и в Польше. Не случайно, что при Мешко I (960—992) и Болеславе I (992— 1025) в Польше появилась собственная монета.

Торговые связи с заграницей поддерживались главным образом с помощью купцов-посредников из соседних славянских стран, скандинавов и евреев. Последние были хорошо известны в Польше уже в X в. Торговля с заграницей и транзитная торговля играли заметную роль в жизни многих польских городов, лежавших на важных торговых путях. Особенно, может быть, показателен в этом отношении пример Ополя, бывшего в X—XI веках городом среднего масштаба. Археологическое обследование слоев, датируемых X—XII веками показало, что в это время Ополе участвовало в широкой международной транзитной торговле между Европой и Азией. Среди найденных вещей попадаются и предметы, происходящие из Фландрии или Пиренейского полуострова, из Чехии, Киевской Руси, Ближнего Востока, Малой и Средней Азии и даже из стран Дальнего Востока, — Китая и Индии (47а).

О большом внимании и заинтересованности в торговле, определенно говорят такие факты, как постройка «гродов» при переправах через реки, устройство мостов, гатей и т. д. Важно отмстить, что предметом внешней торговли были не только дорогие вещи, украшения и оружие, но и предметы массового потребления. В Германию, например, вывозились каменные жернова местного польского производства. В Скандинавию шла польская керамика. Из Киевской Руси, наряду с украшениями и шлема[1]ми, ввозили с начала XI в. в очень большом количестве пряслица из розового шифера. Об очень тесных торговых связях польских земель с Киевской Русью свидетельству[1]ют факты сильного влияния древнерусского гончарного искусства на польское, особенно заметное в технике цвет[1]ной поливы (48). Тесные торговые связи существовали также между польскими славянами и Чехией и Германией. Торговые сношения с последней поддерживались в основ[1]ном через купцов-посредников. Предметом ввоза были мечи и монеты. Менее изучены торговые связи с Восточной Пруссией и Прибалтикой. Известные пока данные не дают оснований предполагать оживленного торгового об[1]мена с этими странами. Зато несомненно очень оживленной была торговля со Скандинавией, куда вывозились мед, гончарные и ювелирные изделия и откуда поступало оружие. серебряные изделия и монеты. Наиболее тесные торговые связи существовали между Скандинавией и Поморьем, если судить по данным археологических раскопок. С X века поморские города во главе с Волином начинают играть все более заметную роль в развитии торговли и мореплавания на Балтийском море.

Через Скандинавию польские земли оказывались связанными с обширным арабским рынком, поглощавшим огромное количество рабов и мехов, поступавших из се[1]верных стран, в том числе и из Польши. И з польских земель в этой торговле участвовали главным образом западные и северо-западные части страны (Поморье и Великая Польша), связанные многочисленными торговыми путями с Балтийским морем. По-видимому, нельзя считать случайным тот факт, что к востоку от Вислы почти не встречаются на польских землях клады арабских монет (49). ·

Балтийская торговля способствовала быстрому подъему и расцвету поморских городов — Волина, Колобржега, Гданьска, особенно заметному в первую треть XI века, и отчасти может быть велико польских городов — Гнезно и Познани (50).

Для юго-восточной части польских земель (Малая Польша) наибольшее значение имели торговые связи с Киевской Русью. Через нее шли торговые пути, связывавшие Запад и Восточную Европу с Византией и странами Средней Азии, Ближнего Востока, Китаем. Когда в причерноморских степях появились воинственные кочевники — печенеги, торговые пути Руси и Византии с Хазарским рынком оказались под угрозой. Главное значение для транзитной европейской торговли приобрела круговая дорога от расположенного в устье Волги Хазарского Итиля на Великие Булгары и Киев. На этом пути вырос в качестве крупного центра транзитной торговли и стал подлинным городом к середине X века — Краков, откуда шла торговая дорога с одной стороны через Ополе, Вроцлав, Клодзко и Либицс на Прагу, с другой — на Киев через Перемышль — Галич (51). В качестве важного торгового центра выдвигался Перемышль, где скрещивались дороги на Русь, Словакию и Венгрию. Здесь был найден большой клад серебряных куфических монет чеканки среднеазиатских Саманидов (874—998) (52). Этот торговый путь имел очень важное значение и для Германии, особенно после того, как в начале X века под ударами венгров пала Великая Моравия и торговый путь по Дунаю был на долгое время прерван.

Цитируется по изд.: Королюк В.Д. Древнепольское государство. М., 1957, с. 90-114.

Рубрика