Нагасаки (Тавровский, 1989)

Нагасаки (Тавровский, 1989)

Нагасаки, как и любой другой японский город, тоже работал на войну. Со стапелей концерна «Мицубиси» сходили линкоры и авианосцы. Разбросанные по всему городу заводы с тремя красными ромбами — знаком «Мицубиси» — производили боеприпасы, военную технику. Но традиции Нагасаки совсем иные, сугубо мирные. Недаром в городе нет самурайского замка, недаром Нагасаки овеян множеством романтичных легенд и лиричных, а вовсе не воинственных преданий.

Небольшая деревушка Нагасаки, получившая свое название в начале XIII века по фамилии правившего ею чиновника, испокон веков жила рыболовством и возделыванием риса на поднимавшихся по горным склонам террасных полях. Неприметная жизнь продолжалась бы бесконечно долго, если бы в 1543 г. неподалеку от Нагасаки случайно не очутился португальский корабль. Перенося свои торговые фактории и католические миссии с одного небольшого островка на другой, португальцы обнаружили исключительно удобную гавань Нагасаки на побережье Кюсю, одного из крупнейших островов Японского архипелага. Обращенный в христианство Сумитада Омура, правитель окрестных земель, в 1571 году позволил заморским купцам превратить Нагасаки в центр торговли, и вскоре сонную деревушку стало не узнать.

Со всей Японии съезжались торговцы за экзотическими диковинами. На расчищенном от леса берегу появились городские кварталы, здания непривычного, заморского вида, новые церкви. Приплывшие из Португалии миссионеры так успешно обращали местных жителей в свою веру, что среди наиболее ревностных христиан оказался сам Сумитада Омура, который в 1580 году отписал подвластные ему земли ордену иезуитов. Формально Нагасаки перестал быть японской территорией. Правда, правление иезуитов продолжалось недолго, всего 8 лет. Объединитель Японии Тоётоми Хидэёси конфисковал Нагасаки у португальцев и превратил город- порт в центр морской торговли. Рядом с иностранными галеонами на рейде встали корабли под японскими флагами.

Торговля приносила купцам и казне огромные доходы, но при дворе правителя вскоре сочли, что быстрое распространение иностранной религии представляет опасность существующим порядкам. Мало того, что иезуиты насильно обращали в свою веру местных жителей, подстрекали католиков громить буддийские и синтоистские храмы. «Святые отцы» занялись еще и политическими интригами, стали вести дело к военному столкновению обращенных в христианство феодалов с «язычниками». Кончилось все тем, что миссионеров изгнали из Нагасаки, а 26 наиболее активных проповедников и прихожан католических церквей распяли на склоне холма Нисидзака. Там в память причисленных к лику «мучеников» сооружены памятник и музей. Гонения на христиан не могли не сказаться и на торговле с христианскими державами. Ее объем неуклонно снижался, и в 1639 г. правительство военного диктатора Токугава вообще запретило торговлю с Португалией, взяв курс на самоизоляцию. «Окно» во внешний мир с треском захлопнулось... но не совсем.

Узкой и исключительно важной «щелкой» осталась крошечная торговая фактория, которую разрешили основать голландским купцам на рукотворном острове Дэдзима. Остров, напоминавший по форме раскрытый в сторону моря веер, был обнесен стеной и соединялся с городом узким мостиком, у которого постоянно дежурила стража. Почему голландцев предпочли португальцам? Может быть, потому, что голландцы уделяли больше внимания прибылям, чем распространению веры. Среди протестантов-голландцев не было поднаторевших в политических интригах иезуитов. Как бы то ни было, голландцы прочно утвердились на Дэдзиме. Их корабли, более или менее регулярно заходившие в Нагасаки, двести с лишним лет оставались для Японии, по существу, единственным источником заморских товаров и новостей о событиях в мире.

Дэдзима существует и поныне. Прежние обитатели вряд ли нашли бы ее и наверняка не узнали — остров давно перестал быть островом и на несколько десятков метров отодвинулся от кромки воды. На засыпанной части залива выросли портовые сооружения и многоэтажные дома. Сохранился лишь неширокий канал вдоль основания «раскрытого веера» да еще несколько деревянных строений: складов, церквей, особняков. Можно побродить по прохладным комнатам превращенного в музей жилого дома, потрогать выставленную во дворе старинную пушку, попытаться представить себе жизнь Дэдзимы у ее макета в одну шестидесятую натуральной величины.

От Дэдзимы стоит направиться в соседний район Синти, китайский квартал. Китайцы появились в здешних местах вскоре после первых европейцев. Их число быстро росло, и вот уже голландцы перестали быть серьезными конкурентами для хорошо организованных и многочисленных китайских купцов. Меньше чем через сто лет каждый шестой из 60 тыс. жителей города был китайцем. Правда, главная причина роста китайской общины была связана не столько с ростом торговли, сколько с оккупацией Китая маньчжурскими завоевателями. Поначалу китайцы селились среди местных жителей, с которыми их связывала общность иероглифической письменности, буддийской веры, конфуцианской морали. Но в 1686 г. правительство приказало всем китайцам перебраться в специально отведенную изолированную часть Нагасаки. Так возник «китайский город», наследником которого служит район Синти.

Примет прошлого в нем осталось еще меньше, чем на Дэдзиме. В стороне от шумной торговой улицы, застроенной ресторанчиками китайской кухни и сувенирными лавками, видны крытые черепицей красные резные ворота старинного храма. Еще один уединенный буддийский храм расположился на склоне горы. Но вовсе не эти малопримечательные постройки напоминают о вкладе китайцев. У подножия наступающих на город с юга гор протянулась застроенная храмами улица, которая так и называется — Тэра-мати, район храмов. Наиболее известный из китайских храмов — это построенный в 1626 г. Софукудзи, который объявлен «национальным сокровищем» Японии. Перед массивными воротами с затейливой резьбой по дереву всегда многолюдно. Кто идет помолиться, кто просто зашел пофотографировать каменные фонари по обеим сторонам ведущей к главному святилищу лестницы, вырезанные на позолоченных досках каллиграфические иероглифы с названиями павильонов, статуи 18 святых «архатов», череду изящных, не похожих друг на друга ворот...

Стоит миновать метров 400—500 вдоль прижавшихся друг к другу храмов, мастерских традиционных надгробий, лавок ритуальной посуды, и все еще стоящая перед глазами пышная красота Софукудзи меняется на строгий и оттого еще более торжественный вид храма Кофукудзи. Накрытый двускатной массивной крышей из черной черепицы главный павильон кажется особенно внушительным от соседства изящной двухэтажной башни для колокола и барабана, неотъемлемых принадлежностей китайских буддийских храмов. Стены и башни покрыты белой штукатуркой, и от этого создается иллюзия, будто черепичная крыша с загнутыми вверх углами парит наподобие ковра-самолета.

Еще один пласт истории Нагасаки, столь необычный для других японских городов, выходит на поверхность неподалеку от судостроительных верфей, которые вместе с рыбным промыслом остаются основным работодателем для местных жителей. Сначала глаз привычно скользит по крытой обычной японской черепицей крыше. Но потом вдруг понимаешь, что крыша-то необычная, вовсе не японская. Разве встретишь еще где-либо в Стране восходящего солнца торчащие сквозь черепицу печные трубы — высокие, затейливые? Да и сами дома недаром вот уже больше ста лет словно магнит притягивают охочих до заморских диковин японцев. Эти одно- и двухэтажные деревянные строения европейской архитектуры стали расти на склоне невысокого холма после того, как политике изоляции пришел конец и правительство было вынуждено открыть для торговли в дополнение к Йокогаме два других порта — Нагасаки и Хакодате.

Коммерсанты побогаче, миссионеры и дипломаты из консульств селились поближе к сулившим прохладу горам. Это их дома стали музеями и ведут ныне рассказ о соприкосновении и взаимном обогащении разных цивилизаций. Вот, например, похожий на парковый павильон дом англичанина Томаса Гловера. С его именем связано создание первой в Японии судоверфи, демонстрация первого паровоза, внедрение зачатков механизации на угольных копях. Дома торговца чаем по фамилии Альт, миссионера Стаута, гостиница для капитанов иностранных кораблей...

Каждый порознь и все вместе они создают романтическую атмосферу, которая вдохновляет художников и писателей, драматургов и композиторов. Описание здешних мест встречается в романе «Мадам Батерфляй» американца Джона Лютера Лонга, по мотивам которого написана опера «Чио-Чио-сан». В тенистом уголке парка рядом с низвергающимся искусственным водопадом «Стена влаги» склонилась в покорном поклоне бронзовая статуя «госпожи Бабочки», поставленная в честь знаменитой исполнительницы партии Чио-Чио-сан певицы Тамаки Миура. О христианских святынях Нагасаки писал классик современной литературы Акутагава Рюноскэ. Описание Нагасаки читаешь в романах русских писателей-путешественников. А разве не заслуживает прикосновения писательского пера драматическая история моряков с «Варяга» и других кораблей Балтийской эскадры, попавших в японский плен? Останки скончавшихся от ран русских моряков покоятся на одном из «иностранных кладбищ». Каменные плиты, обелиски, скромная часовенка явно нуждаются в прикосновении рук благодарных потомков моряков-героев. Ведь морской ветер год за годом так «шлифует» надписи, что часть имен уже стерлась, стала совершенно неразличима.

Что и говорить, Нагасаки экзотичный, уютный, романтичный, необычный город. И вот его-то решили превратить в мишень атомной бомбардировки. Исторические реликвии, вернее часть из них, уцелели только чудом. Бомба упала так, что невысокие холмы «погасили» часть ударной волны. Спалившие треть города пожары не добрались до некоторых памятников старины тоже по случайности. Но там, где бушевало ядерное пламя, где в мгновение ока 75 тысяч человек превратились в тени, в горстки пепла, там возникли новые памятники истории. На этот раз уже истории всемирной.

Неподалеку от эпицентра начинается узкая улочка, взбирающаяся на крутую гору. Она упирается в традиционную для синтоистских храмов арку «тории», которая стоит вместо полагающихся двух лишь на одной «ноге». Вторую половину «арки-инвалида» точно ножом срезала ударная волна. Закопченный кусок кирпичной стены с одиноко глядящей вдаль статуей святого — все, что атомная бомба оставила от прежней гордости католиков Нагасаки — собора Ураками.

...С раннего утра в сторону Парка мира, разбитого рядом с эпицентром взрыва, двинулись массы людей. По повязкам на рукавах и надписям на знаменах можно узнать, кто здесь местный житель, а кто приехал из Токио, Хиросимы, Осаки или с совсем уж далеких Хоккайдо, Окинавы. Хором выкрикивая антиядерные лозунги, идут колонны рабочих, учителей, врачей, муниципальных служащих. Из трамваев, автофургонов и междугородных автобусов выгружаются все новые группы манифестантов. Все они накапливаются перед скромным зданием, где продолжается начавшееся в Хиросиме заседание Всемирной конференции за запрещение атомного и водородного оружия. А тем временем переполненные влагой синевато-серые тучи все ниже прижимаются к верхушкам стонущих в предчувствии тайфуна деревьев.

По длинной и крутой лестнице поднимается в гору людской поток. Пережившие бомбардировку и родственники жертв задерживаются у Фонтана мира, сооруженного в память тех, кто в свои последние минуты страдал от неутолимой жажды. Зачерпнув воды ковшиком, люди льют ее на черный куб с высеченными словами из дневника девочки, прошедшей через ужасы того августовского утра: «Мое горло обжигала жажда, но вся вода была покрыта чем-то, напоминавшим жир. Мне так хотелось пить, что я залпом выпила то, что было передо мной». Рядом с фонтаном две пожилые женщины, буддийская монахиня с бритой головой и мирянка, бьют в гонг, нараспев читая то молитвы, то антиядерные прокламации. Другие женщины раздают простые голубые веера с надписью по-японски и по-английски: «Да пребудет мир над всем человечеством!»

Чем меньше времени остается до начала торжественной церемонии, тем ближе к эпицентру атомного взрыва подходит тропический тайфун. Небо разверзается, и потоки теплого дождя щедро поливают всех, кто не уместился под брезентовым пологом. Лица стали одинаково мокрыми, и уже не разобрать, кто утирает небесную влагу, а кто — слезы. 11 часов 2 минуты утра. Наступает момент, когда Нагасаки осветила вспышка «ярче тысячи солнц». Из репродуктора раздается призыв предаться минуте молитвы в молчании. Взвывают корабельные сирены. Раздаются удары Колокола мира...

Запомнилась прощальная беседа с хозяйкой небольшой гостиницы, выписывавшей счет за постой. Улыбаясь, как это нередко делают японцы в момент самых тяжелых воспоминаний и переживаний, она говорила: «Мне было 20 лет, когда соседи вытащили из-под горящих обломков дома мое полумертвое тело со слезшей кожей. Я не пожелаю даже самому злому человеку тех мучений. Я хочу, чтобы ни одна мать на всей Земле не испытала страданий, которые пережила я у смертного одра дочек, умиравших одна за другой от последствий моего облучения. Я уже прошла дорогу жизни, и мне, одинокой, вроде бы нечего бояться. Но я все равно боюсь за будущее своих соседей, за других жителей Нагасаки, за всех людей».

Оснований для беспокойства за будущее у жителей Нагасаки, пожалуй, больше, чем у жителей многих других японских городов. И дело не только в том, что примерно каждый десятый горожанин на собственном опыте знает об ужасе атомной войны. Два-три часа езды на машине отделяют Нагасаки от Сасебо, комплекса военных баз, играющих важную роль в глобальной ядерной стратегии США. Мало того, что базирующиеся в Сасебо японские и американские боевые корабли и самолеты призваны «в случае чрезвычайных обстоятельств» блокировать Цусимский пролив, одну из самых напряженных международных транспортных артерий, «Гиндзу Японского моря». Эта затея в первую очередь направлена против СССР, для которого свобода судоходства между портами тихоокеанского побережья и европейской части страны имеет жизненно важное значение.

Сасебо еще и важная опорная точка для американских авианосных ударных групп. Во время стоянки в Сасебо атомного авианосца «Энтерпрайз» в марте 1983 г. я беседовал с горожанами, с участниками марша протеста против захода в порт корабля с ядерным оружием на борту. Все они говорили о смертельной опасности, которую навлекают на Сасебо и соседний Нагасаки корабли 7-го флота. Помню и ухмылку офицера с «Энтерпрайза», с которым сидел рядом в поезде на обратном пути в Токио. На вопрос, правда ли, что на авианосце и кораблях эскорта есть ядерное оружие, он ответил: «Только дети могут верить, что такое оружие выгружается каждый раз, когда мы заходим в японские порты. Как заставить взрослых людей верить в это — проблема не наша, а японского правительства, провозгласившего три безъядерных принципа». Помимо «Энтерпрайза» исключительно удобную гавань Сасебо все активнее «осваивают» другие авианосцы, атомные подводные лодки с ядерными ракетами «Томагавк» на борту. Местные газеты писали, что Сасебо планируется превратить в порт приписки линкора «Нью-Джерси» с теми же «Томагавками».

Сасебо — рядом с Нагасаки. По соседству с Хиросимой — Ивакуни, еще одна база ядерной стратегии США на Дальнем Востоке. Чем не символ забвения уроков истории? Чем не дополнительный стимул в борьбе за предотвращение новых трагедий, подобных трагедии Хиросимы и Нагасаки, товарищей по несчастью?

Фрагмент цитируется по изд.: Тавровский Ю.В. Двухэтажная Япония: Две тысячи дней на Японских островах. М., 1989, с. 208-214.

Tags
Рубрика