Мексика: начало завоевания испанцами (Паркс, 1949)

В XIV и XV веках по Европе бродили слухи об удивительных цивилизациях Востока. В течение средних веков средиземноморский мир был ареной долгой и жестокой борьбы между христианами и мусульманами. Христианская знать, воевавшая в стране врага, приобрела экзотические вкусы. Благодаря крестовым походам награбленная в Леванте добыча — пряности и диковинные плоды, шелка и ковры, серебряная и стеклянная посуда — распространилась по Европе. Затем войну заменила торговля, и товары из Индии и Китая перевозились по суше в сирийские порты, где их скупали итальянские купцы. По мере того, как росли богатство и сила христиан, у них пробуждался все больший интерес к источникам этой торговли. Торговые классы западных стран, платившие итальянцам и левантинцам за посредничество, начали задумываться, возможен ли иной торговый путь, не столь извилистый и окольный. Путешественники, побывавшие в Азии с торговыми целями или для распространения евангелия, возвращались с рассказами о Катае с его великим городом Квинсай и об острове Сипангу. Эти рассказы передавались из уст в уста и постепенно приукрашивались вымыслами, а люди начинали верить, что в Азии есть города, в которых дома крыты золотом, воздух насыщен пряными благовониями и жемчуг валяется на улицах. В этих картинах иноземных райских садов, полных людьми, рожденными от деревьев, источниками вечной юности и поющими девушками, чьи чары, раз изведав, нельзя позабыть, наиболее привлекательным было золото. Шелка и пряности, доходившие до европейского потребителя, были довольно дороги. Перец стоил почти столько же, сколько драгоценные металлы того же веса, и открытие морского пути на Восток сулило огромные прибыли. Но в век, когда поднимающаяся буржуазия и

[42]

расширяющаяся торговля испытывали недостаток в деньгах, золото стало синонимом богатства. Оно обладало почти волшебной силой. Тот, кто владел им, мог вкусить не только власть и славу земного мира — золото было также ключом от райских врат.

Когда европейскими народами овладела честолюбивая жажда заморских путешествий, исходным пунктом их явился Пиренейский полуостров, выступающий со стороны Европы по направлению к Африке и в Атлантический океан. Испанцы были относительно мало заинтересованы в торговле, но в них глубоко проник дух того христианского империализма, который был результатом долгой борьбы с магометанством. Семьсот лет Испания была главным полем битвы между двумя соперничавшими религиями. В VIII веке христианских князей загнали в высокие и бесплодные горы Севера. Равнины Гранады и Андалузии были заселены магометанами и евреями, которые развивали промышленность и торговлю, науки и искусства. Калифский двор в Кордове был центром, из которого мудрость арабов, с их таинственными науками и романтическим духом, проникла в Европу. Затем в наступление перешли христиане. В XI — XIII века они нападали на наиболее богатые и культурные города мусульман и завоевали всю Испанию, кроме Гранады, присваивая себе землю и обращая населявших ее мавров в полу-рабство. Затем последовало 20J лет анархии и гражданских войн между соперничавшими христианскими королевствами. В последние годы XV века Кастилия и Арагон, наконец, объединились, благодаря браку Фердинанда с Изабеллой, и завоевание было окончено. Последний мусульманский правитель Гранады был изгнан в Африку. Этот долгий крестовый поход наложил глубокую печать на характер испанца. Он был воином, движимым поистине донкихотским чувством личной гордости, он чтил подвиги смелости и стойкости, но был склонен презирать мирные занятия промышленностью и торговлей, как свойственные чуждой и низшей расе. Он был католиком, который отождествлял свою религию с независимостью и гением своего народа и для которого приверженцы других религий были врагами бога, заслуживающими, чтобы их преследовали и грабили. Религиозные понятия имели для испанца своеобразную реальность. Ради абстрактных идей

[43]

он был готов убивать или быть убитым, переносить лишения, предаваться крайностям мистической набожности, — а также мучить и убивать с бессердечием, доходившим до такой же крайности.

В этническом и географическом отношении Испания не была единой. Население ее представляло собой смесь многих различных народов — иберов и кельтов, карфагенян и римлян, тевтонов и арабов, мавров и евреев, — а горы препятствовали испанскому населению приобрести однородный характер. Жители различных провинций — любители наслаждений андалузцы, суровые и угрюмые кастильцы, трезвые и трудолюбивые каталонцы — имели между собой мало общего; объединяло их только христианство. Продолжительные религиозные и гражданские войны содействовали развитию духа индивидуализма. Испанцы были способны к необычайным подвигам, но не умели действовать сообща. Правление в Испании всегда имело тенденцию колебаться между полюсами анархии и деспотизма. Периоды братоубийственных гражданских войн сменялись периодами единовластия отдельных правителей. Такой период деспотизма начался с воцарением Фердинанда и Изабеллы. Используя религию для политических целей, они отождествляли служение монархии с делом католицизма и превратили Испанию в единое государство-церковь. Раз испанцы не могли достигнуть государственной устойчивости на чисто политической основе, их нужно было примирить, пользуясь их религиозными верованиями, а такая программа предусматривала изгнание евреев и насильственное обращение мавров в христианство. То романтическое почитание, которое Испания питала к богоматери и святым, должно было теперь распространиться и на монарха. В течение известного промежутка времени эта система оправдывала себя, порождая замечательные вспышки энергии. Испанский индивидуализм, который более не получал выхода на родине, искал поля деятельности за ее границами.

До 1592 г. мысль о том, что эксплуатация нового мира выпадет на долю Испании, представлялась невероятной. Казалось, что испанский империализм направлен на юг и восток — на Марокко и острова Средиземного моря. Первой на путь географических открытий вступила Португалия. В поисках золота и рабов португальцы стали иссле-

[44]

довать африканское побережье, надеясь найти морской путь в Индию. По обычаю того века, путешествия эти были покрыты налетом религиозного идеализма. Их цель заключалась не только в том, чтобы вытеснить с рынков итальянских купцов,— они предпринимались также как миссионерские экспедиции, которые должны были распространять «истинную веру» 1.

Первенство на морях перешло к Испании случайно. Нашелся человек, родившийся в Генуе, в скромной семье, завсегдатай портов, который под влиянием бесед с моряками и географами стал одержим новой идеей. Моряки рассказывали ему об островах, лежащих далеко в Атлантическом океане. Некоторые из этих островов имели даже названия и были отмечены на картах, например Антилия и Бразилия. Подобные рассказы могли быть основаны на действительных фактах. Корабли случайно относило далеко от курса. Английские рыбаки могли знать, что у берегов Нью-Фаундленда — богатый улов, и, вероятно, хотели держать это открытие в тайне. Рассказывали также о семи португальских епископах, уплывших на запад, когда мусульмане завоевали их страну, и основавших семь городов. Кроме того географы считали, что земля кругла, и обычно преуменьшали ее размеры. Почему в таком случае не поплыть на запад по Атлантическому океану? По пути, несомненно, будут открыты новые острова. Можно даже достигнуть Катая и Сипангу. Эта мысль приходила в голову и другим, но ни у кого еще нехватало смелости подвергнуть ее решительному испытанию. Португальские мореплаватели уже ходили в Атлантику, но, обескураженные бесконечным водным пространством, поворачивали назад.

Годами, живя в бедности, работая в качестве топографа и лоцмана, Колумб лелеял свою мысль и, как другие маниаки, мечтами о будущем вознаграждал себя за безвестное

_________

1. Автор неправильно изображает причины, породившие стремление испанцев в XVI в. к новым завоеваниям. «Религиозный идеализм» служил только маской для беззастенчивого грабежа населения Америки. «Испанский индивидуализм», якобы искавший себе поля деятельности за пределами Испании, представляет собой сплошной вымысел автора. В действительности «поля деятельности» искали испанские дворяне-солдаты, оставшиеся не у дел после завоевания Гранады. (Прим. ред.)

[45]

существование в настоящем. Он не только откроет новые страны, но будет управлять ими. Он наживет богатство, торгуя золотом и пряностями, которыми богаты эти страны. После этого он наймет войско и отнимет гроб господень у турок. Колумб уверовал, что он избранник неба, что ему лично поручено от бога распространить истинную веру в языческих странах. Несмотря на средневековую форму, которую принимали его фантазии, он в своих мечтах о том, как сын скромного ткача при помощи золота возвысится над папой и императором, был современным буржуа.

Португальское правительство отказало Колумбу в его просьбе о финансовой поддержке. Тогда он обратился к Испании, правители которой были в то время заняты завоеванием Гранады. Красноречие Колумба — фантастическое смешение научных фактов, рассказов путешественников и цитат из писания — тронуло королеву Изабеллу, которая всегда стремилась завоевать для Христа новые души. Но комиссия богословов и морских капитанов рассматривала предложение Колумба четыре года, а затем отвергла его. Колумб решил обратиться к королю Франции. Готовясь к отъезду туда, он встретил духовника королевы Изабеллы, которому столь убедительно объяснил свой проект, что был призван обратно к испанскому двору. Требование Колумба, чтобы его назначили, вице-королем всех стран, которые он откроет, и дали во владение одну десятую всего, что они произведут, вызвало новые задержки. Наконец, Фердинанд и Изабелла сдались. Колумб, которому перевалило за сорок, получил возможность осуществить свою мечту. С тремя небольшими судами и 120 спутниками он отплыл из Палоса и исчез в Атлантическом океане.

В 1492 г. касиком Теночтитлана был Ауицотл, а в Тескоко правил Несауалпильи, сын Несауалкойотла. Держава ацтеков была еще очень сильна. Вскоре Ауицотл навел ужас на лежавшие у Мексиканского залива области, требуя дани и человеческих жертв у уастеков, племени, говорившего на языке майя, и тотонаков.

В октябре этого года к берегу одного из бесчисленных тропических островов, охраняющих подходы к Мексиканскому заливу и Караибскому морю, пристали три небольших судна, приплывшие с востока и привезшие бородатых белолицых людей. Колумб, спрыгнув на берег, развернул

[46]

кастильское знамя и принял землю во владение от имени Фердинанда и Изабеллы. Затем он обследовал северный берег Кубы, которую принял за материк Азии, и высадился на Гаити. Туземцы, веселый и добрый народ, не тронутый цивилизацией, приняли захватчиков, как богов, и с большой охотой меняли свои золотые украшения на игрушки и медные колокольчики. Колумбу, мечта всей жизни которого казалась столь изумительно осуществленной, острова показались сущим раем. «Это был такой чудесный край — прекрасный воздух, великолепные деревья, окаймлявшие оба берега потока, чистая вода и страна, населенная бесчисленными птицами... Кажется, что никогда не захочешь покинуть это место». Однако Колумб приехал не для того, чтобы жить в раю, а для того, чтобы вернуться в Европу с золотом и славой. Проплавав среди островов три месяца в тщетных поисках золотых россыпей или Сипангу, он похитил шесть индейцев для подтверждения истинности своих рассказов и вернулся в Европу. Его поездка по Испании, от Кадикса до Барселоны, была триумфальным шествием, а когда он посетил Фердинанда и Изабеллу и торжественно показал им индейцев, 40 попугаев, ящериц и кучу золота, они пригласили его сесть у их ног и утвердили в званиях вице-короля и океанского адмирала.

Колумб вернулся на Гаити в следующем году с 1500 человек и материалами, требующимися для организации постоянной колонии. Это было началом переселения, которое продолжалось 50 лет, причем количество переселенцев неуклонно возрастало с каждым годом. Испанские короли получили папскую буллу, отдававшую им в собственность большую часть Западного полушария, и это считалось достаточным оправданием для покорения туземцев. Ошеломленным индейцам торжественно читались прокламации, в которых им сообщалось, что их земля отдана папой королю Испании. Весть о том, что Колумб открыл Индию, наэлектризовала всех тех, кто жаждал приключений и быстрого обогащения. Заселение новых земель — предприятие, часто привлекающее тех, кто по некоторым не совсем благовидным причинам желает оставить родину, и караибскому раю Колумба предстояло быть разграбленным подонками испанского населения. Дворяне без гроша в кармане, которые считали, что труд ниже их достоинства;

[47]

монахи, жаждавшие убежать от монастырской дисциплины; юноши, мечтавшие об увлекательных похождениях; наемники, должники и головорезы; воры и убийцы — все отправились на поиски богатой добычи, которую обещал им Колумб в Индии. Когда они добрались до островов, Катай и Сипангу остались такими же недостижимыми, как и прежде, а золота оказалось мало. Но можно было закрепостить туземцев, и люди, которые в Старом свете были бродягами, могли жить в Новом свете, как вельможи. Земля была разделена на «энкомиенды» 1, и жившие на ней индейцы должны были работать на испанских колонистов. Если они сопротивлялись, их убивали или обращали в рабство. Колонисты, отказавшиеся от надежды найти золотые россыпи, становились владельцами сахарных или хлопковых плантаций. Коренные жители островов, которых Колумб находил такими «милыми и добрыми» и которые расхаживали «нагими, с оружием в руках и без закона», недолго несли возложенное на них бремя. Через поколение они уже были почти истреблены, и вместо них ввозились африканские негры.

Виновник всей этой бойни, который все яснее сознавал, что пути божьи более неисповедимы, чем он предполагал, делал слабые усилия защитить индейцев, но затем уступил требованию об их порабощении. В качестве вице- короля он не в состоянии был властвовать над беззаконной бандой головорезов, которых привез в Новый свет. Вскоре сделалось очевидно, что он хотя и открыл острова, но не нашел быстрого способа обогатиться, и когда в 1497 г. Васко де Гама достиг Индии и привез оттуда груз с пряностями, стоимость которого в 60 раз превышала издержки его путешествия, успех Колумба показался незначительным. Чтобы оправдать себя, Колумб продолжал искать Катай и Сипаигу. И как бы стремясь забыть трагические последствия своего первого триумфального открытия, он больше обычного отдавался отвлеченным фантазиям. Во время своего третьего путешествия он обследовал устье реки Ори-

_________

1. Энкомиенды (encomiendas) иногда назывались также «репартимненто» (rcpartimientos). Первоначально «энкомиенда» означала право собирать с индейцев дань, а «репартимиенто» — право требовать с них работы, но оба института вскоре стали почти тождественными, и названия их употреблялись как равнозначащие.

[48]

ноко. Такая река, заключил он, может течь только из земного рая. В этом пункте земля уже не шарообразна, а поднимается остроконечной вершиной, а на верхушке ее расположен райский сад. Колумб провел целый год с четырьмя изъеденными червями кораблями среди мелей и песчаных дюн у берегов Никарагуа и Панамы, терпя голод и болезни, ураганы, мятежи и нападения индейцев, и с упорством мотылька, бьющегося об оконное стекло, искал морского прохода в Катай. Ничего не найдя, он вернулся умирать в Испанию — грустный, разочарованный и почти позабытый.

Испанские монархи стремились присвоить себе как можно большую долю американской добычи и не допустить в Америке роста демократических тенденций, имевшего место в Испании. Никто не имел права уехать в Индию без разрешения. Все корабли должны были отплывать из одного и того же порта — Кадикса или Севильи. Драгоценные металлы считались собственностью короля, хотя он предоставлял частным лицам право эксплуатации их залежей за одну пятую долю добычи. Торговля с Америкой контролировалась торговой палатой («каса де контратасьон»). Кандидатуры губернаторов, посылавшихся в Индию, тщательно проверялись — сначала одним должностным лицом, епископом Фонсека, а после 1524 г. советом по делам Индий.

Следующим объектом нападения испанцев, после Гаити и соседних с ним островов, был Панамский перешеек. В течение первого десятилетия XVI века испанцы не развивали там значительной деятельности. Но после того, как разведчики сообщили о наличии в Дариене золота и жемчуга, туда ринулись отряды искателей приключений. Страдания, перенесенные ими от голода и болезней, могут сравниться лишь с теми страданиями, которые они сами принесли индейцам. В этих условиях анархии власть принадлежала не тем, кто имел высокое звание или был назначен королем, а любому, кто ее захватывал. В качестве вождя выдвинулся Бальбоа, который тайком покинул Гаити в бочонке из-под продовольствия, чтобы спастись от кредиторов. В 1514 г. на перешеек прибыл семидесятилетний дворянин по имени Педрариас, назначенный на должность королевского губернатора, и привез с собой 1500 наемни-

[49]

ков, которые-до того собирались искать славу и добычу в итальянских войнах. Половина этих наемников перемерла, а оставшиеся в живых старались добыть у индейцев золото, пытая их огнем, вешая и травя собаками. Бальбоа, намеревавшийся избавиться от Педрариаса, умер под топором палача.

В тот же период была оккупирована Куба. Губернатор Гаити послал на Кубу старого и жадного толстяка Диего Веласкеса. Последний немедленно отказался признавать над собой власть губернатора и выхлопотал себе назначение непосредственно из Испании. Он и его подручный Панфило де Нарваэс систематически убивали индейцев, отказывавшихся работать на энкомиендах.

Мексика, лежавшая далеко к западу от островов и защищенная от конкистадоров водами Мексиканского залива, на которых бушевали ураганы, была еще неизвестна испанцам; последние даже не подозревали о ее существовании. В 1503 г., когда Колумб находился у берегов Никарагуа, Ауицотл умер, и касиком ацтеков стал Монтесума II. Новый касик, добрый и благородный в личных отношениях, в качестве правителя отличался гордостью и суеверием. Он был лишен сурового реализма основателей ацтекской державы. Сны, пророчества и магические обряды прорицания значили для него больше, чем советы государственных людей. Преданный почитатель Уицилопочтли, он боялся богов и таинственных судеб, уготованных ими людям, но если ему приходилось иметь дело с силами, исходившими только от людей, ничто не могло нарушить его самоуверенности. Могущество, дарованное ацтекам Уицилопочтли, дошло теперь до крайних пределов. Монтесума уволил с дворцовой службы всех плебеев и потребовал, чтобы купцы платили налог в размере одной трети стоимости их товаров. Только знать он считал достойной своей милости. Он повысил размеры дани, уплачиваемой покоренными племенами, и увеличил число отрядов, посылавшихся на поиски жертв для Уицилопочтли. Опытные люди предостерегали его, что подобные меры ослабят ацтекскую державу, но Монтесума был глух к благоразумным советам, будучи уверен, что Уицилопочтли защитит своих почитателей.

В начале царствования Монтесумы до Теночтитлана, по-видимому, дошли слухи об испанском нашествии. Возможно,

[50]

что индейцы, бежавшие в челноках с Кубы, высадились на Юкатане или в Табаско и принесли бессвязные вести о страшных чужеземцах. Быть может, жители Юкатана видели вдали корабли с белыми парусами. Говорили, что к берегу прибило волнами ящик со странными одеждами и оружием. Что могло означать все это, если не возвращение Кецалкоатла? Бородатый белолицый бог возвращался, чтобы потребовать свое достояние, положить конец угнетению и человеческим жертвоприношениям и восстановить золотой век. Если это так, то ацтекская держава близка к концу, и никакими человеческими усилиями ее не спасти. Страх Монтесумы усиливался, и каждое необычайное событие он толковал как зловещее предзнаменование. А необычайные события случались на протяжении нескольких лет с небывалой частотой. Над Анахуаком висела комета с тремя головами. На восточном краю горизонта сорок дней виден был яркий свет. Башни храма Уицилопочтли сгорели до основания. В другой храм попала молния. Внезапным подъемом воды в озере Тескоко затопило Теночтитлаи. Ацтекские войска, вторгшиеся в отдаленную область, были уничтожены падающими деревьями и скалами. Кто-то видел, как на небе сражались вооруженные люди. Слышали голос женщины, оплакивавшей судьбу своих детей. Касик Тескоко, престарелый Несауалпильи, еще больший фаталист, чем Монтесума, заявил, что ацтекам остается только ждать своей участи; но Монтесума, доведенный почти до отчаяния, надеялся, что, принося в жертву Уицилопочтли гекатомбы пленников, можно еще спасти ацтеков. В Теночтитлаи был привезен и освящен кровью тысяч жертв вырытый в Койоакане новый жертвенный камень. Во всех направлениях были разосланы за пленниками ацтекские войска. Было приказано покрыть храм Уицилопочтли сверху донизу золотом и драгоценностями. Казначей Монтесумы, заявивший, что подданные уже до предела обременены налогами, был казнен. Покоренные племена, угнетенные небывалой тиранией, начали искать избавления любой ценой. Если возвращение Кецалкоатла было для ацтеков угрозой, то для других мексиканских народностей оно было надеждой на спасение. Монтесума расстроил и хорошие взаимоотношения между Теночтитланом и Тескоко. Когда Несауалпильи умер, оставив нескольких сыновей, Монтесума

[51]

настоял, чтобы ему наследовал Какама. Брат Какамы, Ихтлилхочитл, восстал против верховенства Теночтитлана и завладел половиной земель, принадлежавших Тескоко, а военачальник, которого Монтесума послал подавить восстание, был схвачен и сожжен живьем. Война еще продолжалась, когда гонцы с побережья принесли Монтесуме весть о том, что событие, которого он так давно боялся, наконец, произошло. Посланцы Кецалкоатла появились в Табаско.

[52]

Цитируется по изд.: Паркс Г. История Мексики. М., 1949, с. 42-52.